Музыка ночи
Шрифт:
– Я подумал, что иметь некоторую власть вам полезно – вторгся в ее мысли Себастьян.
– Я… – она умолкла, – я никогда бы ее не попросила и не захотела, но теперь я рада, что вы мне ее дали. Откуда вы могли знать?
Он сардонически усмехнулся.
– Бедная девушка и мужчина, который обрел независимость только после смерти отца, имеют большее сходство, чем вы можете себе представить, – сухо ответил Себастьян. Он медленно оглядел ее, и она почувствовала, как у нее по коже побежали мурашки. – Смена платья очень вам подходит.
– Благодарю, сэр. – Она посмотрела на его элегантный костюм. – Вы совершенны,
Сара не предполагала, что в ее голосе слышится горечь, но, увы, она там была.
– Внешность часто обманчива. – Себастьян поморщился, вникнув в тайный смысл этих слов. – Я хочу снова заверить вас, что, будь вы той женщиной, кем я вас считал, я бы вел себя по-другому.
Она смотрела на него, как и в первый раз, когда он сделал это заявление, стараясь увидеть признаки лжи. Тщетно.
– Я верю вам, – тихо сказала она. – Может, я не понимаю вас, но я вам верю.
Он расслабился, хотя до этого она заметила, что он напряжен и на лице у него мелькало страдальческое выражение.
– Скажите мне, Сара, почему вы приняли мое предложение?
Она заглянула в его зеленые глаза, теперь потемневшие от какой-то внутренней борьбы, и неожиданно для себя спросила:
– Скажите мне, Себастьян, почему вы его сделали?
Он поднял бровь, окинул ее взглядом, и Сара замерла. Но в этом взгляде она не увидела приговора, напротив, он был внимательным, заинтересованным и чувственным. Она вдруг осознала, что Себастьян действительно считает ее привлекательной. И не только сейчас, когда она стоит, омытая вечерним светом, льющимся в окно, так он считал и до этого, когда предложил ей стать его любовницей, и еще раньше, когда впервые начал ее соблазнять. Даже мстя женщине, за которую он ее принимал, он в ту ночь хотел ее… причем зная, как она выглядит.
Открытие потрясло Сару, наполнило тело восхитительным жаром, сделав голову легкой, а внизу живота вызвав тяжесть и влажное тепло.
– Я не знаю, почему хотел, чтобы вы остались. Себастьян шагнул к ней, обхватил за шею и нежно приподнял ее голову, чтобы посмотреть в глаза.
– Хороший человек принял бы вас, не прося ничего взамен. Дурной прогнал бы вас. А кто я? Некий ангел, временно зависший в своем падении? Душа, задержавшаяся в чистилище?
Слова звучали весело, но за ними чувствовалось душевное страдание, которое привело ее в замешательство. Ответ пришел незваным.
– Возможно, это и делает вас обычным человеком. Ни больше ни меньше, – тихо сказала она. – Как и я, принявшая ваше предложение, всего лишь обычная женщина.
Себастьян прижался лбом к ее лбу.
– Вы – обычная? Да вы понятия не имеете, насколько я безнравственный.
Он поцеловал ее. Не торопясь, не поглощая ее с безудержной страстью, а медленно, со знанием дела исследуя ее рот. Когда поцелуй вдруг закончился, Сара вздохнула, открыла глаза и увидела, что он задумчиво смотрит на нее.
– Компаньонка леди. Почему вы, молодая женщина, выбрали такую работу? По-моему, это занятие больше подходит чопорной старой деве.
Нахмурившись, Сара покачала головой. Огонь внутри, разожженный его поцелуем, мгновенно погасило воспоминание о том, как она к этому пришла.
– Я не хотела быть третьей горничной. Я хотела иметь приятное занятие, которое даст мне какое-то положение в жизни, какой-то стимул.
Какую-нибудь благоприятную возможность на себе испытать прелесть жизни, даже хотя бы раз. Женщине это трудно сделать иным образом.– Но почему не гувернантка? Такая роль больше подходит молодой женщине.
Сара отпрянула, покраснев от стыда.
– Вы смеетесь надо мной?
– Нет, конечно.
Она бросила на него суровый взгляд и неохотно сказала:
– Женщина, допущенная к формированию молодых умов, должна иметь безупречное происхождение и неоспоримые моральные качества. У меня ни того ни другого нет.
– Вы это серьезно? Потому что были… неосторожны?
– Неосторожна? – Сара невольно сгорбилась от воспоминаний. – Вы слишком хорошо думаете обо мне. Вас могло бы удивить, почему я так легко вам уступила. В конце концов я должна быть уже свободной от прежних предрассудков и осознавать возможные последствия моей… уступчивости вашим чарам.
Она с признательностью ухватилась за подходящий эвфемизм, который заменил грубые слова, всплывавшие у нее в голове, когда ей не хватало школьного запаса слов для таких случаев, как сейчас.
– Я предполагал… Ну, вы отлично знаете, что я предполагал.
– А теперь? – спросила она.
– А теперь я озадачен. Хотя мне приятно думать, что мои неотразимые личные качества сокрушили вашу осторожность. – Шутливые слова не соответствовали мрачному взгляду.
Сара печально улыбнулась:
– Не могу этого отрицать. Но если быть уж совсем честной, у меня достаточно жизненного опыта и я знаю, что еще несколько безрассудных поступков не смогут нанести заметного вреда моей добродетели. Кроме того, я уверена, что… неосторожность, как вы это называете, не может закончиться моей беременностью.
– Вы так боитесь запятнать невинных детей связью с вами. – Не вопрос, утверждение.
Сара изучала его лицо. Ни сочувствия, ни порицания.
– Конечно. Во-первых, мое происхождение делает меня непригодной для работы. Во-вторых, если б их матери узнали…
Себастьян прервал ее:
– А разве вам не приходило в голову, что их благовоспитанные мамы и сами могут обладать далеко не лучшими качествами? Что, если после того, как они произведут на свет первых двух сыновей, у остальных детей могут быть разные отцы? Что их мужья, законные отцы невинных малюток, тоже могут развлекаться в непристойных борделях?
Сара упрямо покачала головой.
– Мужчины вольны поступать, как им угодно. Даже хорошо, что они не имеют склонности к воспитанию своих детей, потому что наверняка их только бы испортили.
Себастьян фыркнул.
– Кто вам такое сказал?
– Это имеет значение? – спросила она. В памяти ее мелькнуло неодобрительное лицо мисс Стаблер.
– У низших классов нет исключительного права на безнравственность, – резко ответил Себастьян. – Пороки знати просто более дорогостоящие. К тому же именно они устанавливают правила и поэтому часто избегают наказания за свои грехи.
– Все это мне слишком хорошо известно. – Сара подумала о мистере де Ленте. – Но какой бы испорченной ни была мать, она бы прогнала меня, будь я безнравственна в такой же степени, как она. Это из-за материнской любви. Она бы все равно осталась добродетельной по своему рождению, а я не больше, чем потаскушкой.