Музыка падших богов
Шрифт:
Тем временем Наводка продолжает свой рассказ, он повествует о пойманной некогда жабе:
— Поймал ее, она вся черная, в бородавках. Берешь ее — она от страха ссытся. Потом отпустишь, опять схватишь — опять ссытся. Такая прикольная, — рассказчик мечтательно вздыхает.
Мои мысли все удаляются от этого места. Я размышляю о том, что в детстве, когда я еще думал, что чем давать обслуге на чай, проще просто дать ей пакетик чаю, я мечтал сочинить такое стихотворение, в котором строки рифмовались бы при переводе на любой язык. Это бы было совершенное произведение искусства. Теперь я вырос, и хоть, искренне надеюсь, так и не повзрослел, осознал, что ничего не получится. Вообще говоря, наиболее совершенное из созданных человечеством произведений — «Шоу Бенни Хилла».
Я отрываюсь от размышлений и обнаруживаю, что за столом больше никого нет, кроме меня. Вероятно, они пошли курить в коридор. Это, впрочем, совершенно не важно, так как мне пора идти. Джим Слэйд сегодня что-то устраивает на площади, какое-то представление, надо поглядеть.
Площадь переполнена людьми. Не уверен, что такая давка наблюдалась даже на день города или в первый день так называемой «Оранжевой революции». За три дня до события плакаты, изготовленные Джимом, были расклеены по всему городу. Надпись была сделана золотым по красному, в темноте буквы светились. Она гласила: «Вниманию всех граждан и подданных. На площади свободы незабываемое шоу Джима и Люция. Предсказание будущего, армия мертвецов, венец праздника — показательная казнь через четвертование. Приходите, не пожалеете. Такого вы еще не видели». Вы можете подумать, что немного людей в здравом уме поверят в подобное. Но был какой-то непередаваемый магнетизм в этих словах, в этих плакатах. Ажиотаж поднялся. Неведомая сила подняла толпу насмешников и привела на площадь.
Я подмечаю отсутствие милицейских кордонов, это удивляет почему-то даже больше, чем другие необычные обстоятельства. Сцена — добротное деревянное сооружение, просто и со вкусом. На переднем плане Джим и Люций, они с величественным видом стоят по левую и правую сторону от единственного микрофона. Сцену окружают воины в латах с лицами покойников. Присматриваясь, понимаю, что это действительно мертвецы. Некоторых я знаю. Выглядят они довольно величественно, даже те двое, что с клоунскими носами, намазанными белилами лицами и в клоунских костюмах под латами. За спиной Джима и его друга весьма любопытное сооружение, напоминающее гильотину, но это не совсем гильотина. Ну, конечно же! Это аппарат для четвертования. Человек ложится на помост и разрезается на четыре части крестовидным лезвием. Рядом с машиной смерти пристроился палач, он в маске, все как положено. Люций подходит к микрофону и берет слово:
— Разумеется, размах нашего шоу был несколько нами преувеличен. — Пауза. Толпа начинает переговариваться, свистеть, улюлюкать. Люций щелкает пальцами, и шум затихает, он продолжает.
— Вы можете сказать, что наших мертвецов явно слишком мало, чтобы гордо именовать их армией. Но мы кого ни попадя не берем, дело не в количестве. Только лучшие из лучших. Если кто не верит, может собрать отряд и сразиться с ними. Желающие есть? — Его холодный взгляд обозревает толпу. Продолжается это лишь несколько секунд, но создается впечатление, что он заглянул в душу каждому из присутствующих. Уникальный случай наблюдать несколько десятков тысяч людей, собравшихся вместе и не издающих ни звука.
— Вижу, что не предвидится, сборище трусов, — презрительным тоном подводит итог Люций. — Что ж, полюбуйтесь тогда на моих бойцов. Воины в серых латах, воительницы в черных. Думаю, вы успели догадаться. У меня все, очередь за сэром Джимом. С этим словами он спрыгивает со сцены, уступая место у микрофона следующему оратору, и становится рядом со своим войском.
— Приветствую вас, убогие жители настоящего! — С энтузиазмом в голосе кричит Джим. Его слова сопровождаются овацией. Раскланявшись во все стороны, Слэйд продолжает:
—
Что у вас есть, где вы бываете? В цирке, зоопарке, парке Горького, в кинотеатрах на премьерах второсортных кинолент… Вы жрете, громко чавкая, попкорн и сахарную вату, стремясь разглядеть настоящее зрелище, что так необходимо любому человека. И не находите! Еще бы. Современная цивилизация, отчаявшись вернуть человечеству истинный рай, взялась строить искусственный. Плюс ко всему еще и на строителей денег пожалела. Сегодня мы решили вас порадовать настоящим шоу, а то и умрете такими же неудовлетворенными и убогими. К чему это?— Дядя Джим, — вдруг закричал во все горло мальчишка из толпы, — а казнь будет? Я всегда мечтал настоящую казнь увидеть!
Стоявшие рядом родители, мать, полная женщина с редкими кудряшками в цветастом платье, и отец с внешностью типичного интеллигента, облаченный в твидовый пиджак, нахмурились и зашикали на чадо. Джим же ответил с добротой в голосе:
— Конечно будет, мальчик. Мы держим свое слово. Четвертование, самое что ни на есть настоящее. Но не все пришли поглядеть на казнь. Я ведь обещал еще предсказание будущего. Пожалуйста, такой вам рассказ. — Слэйд набил трубку, закурил, его окутало облако дыма, время от времени облако меняло форму, являя самые чудные образы. И звучал голос оратора:
— Я мягкой поступью шагаю по центральным улицам столицы, мощеным плиткой в виде идеальных квадратов метр на метр, на них ни пятнышка, ни трещинки. Естественно, эта безукоризненность — дело рук рабов, они попрятались при виде венценосной особы, обычно же так и шныряют меж прохожих, поддерживая чистоту. Я любуюсь огромными храмами новой веры. Они построены недавно, но по величественности превосходят классические шедевры архитектуры. Их колонны, надеюсь, будут нависать над проходящими мимо еще тысячи лет, даруя блаженную тень в солнцепек, вселяя уверенность в величии цивилизации.
Гремит гром. Это не предвещает осадков, просто шаманы княжества хорошо справляются со своими обязанностями. Не так давно они научились вызывать гром без молнии и дождя. Это большой шаг вперед, прогресс не стоит на месте. В громе есть что-то величественное, его звуки подчеркивают великолепие нашего княжества, дают его жителям уверенность в себе и в своей малой родине как наиболее достойной части великой империи.
Я выхожу на площадь и обхожу лежащую посредине гигантскую гранитную глыбу, она возложена здесь недавно, но позвольте, боги, пролежать ей много веков на месте этом. Памятники вождям меняются с ужасающим постоянством, нет в них смысла, глыба же, символизируя величие и монументальность, может вечно услаждать очи князей, королей, фюреров, и простых граждан и подданных в равной степени. Даже рабам, души не утратившим, облегчит ее вид тяжкое бремя.
На площади сегодня гладиаторские бои, что ж, недурная забава. Она у нас не редкость, зрителей не так и много. Площадка, предназначенная для боя, оцеплена мускулистыми воинами, мужчинами и женщинами, их лица суровы, а латы блестят на солнце. Тела погибших послужат государству, его науке и промышленности. Победители же пусть радуются, они заслужили достойной казни, и будут души их отпеты. Вот взгляд мой смещается в сторону, я вижу храброго мальчонку, взобравшегося на вершину глыбы. Он заворожено смотрит на крестовидную гильотину. Не все думают в его годы о будущем, что уж говорить о тех, что размышляют уж о смерти. Парнишка явно из аристократов, и, глядя на его восторженный взгляд, берусь предсказать, что быть ему героем, великим рыцарем.
Наконец-то привезли новую гильотину, старая уж ни на что не годна, умереть право слово на ней стыдно. Вот водитель, радующийся возвращению в родной город, допивает вино, дожевывает мясо, досматривает гладиаторский бой. Этот человек, доставивший нам столь важный груз, имеет право отдохнуть с дороги. Вот он возвращается на свое место, не пройдет и двух часов, как новая гильотина будет установлена в Театре. Правители, художники, тюремщики, сыщики, госбезопасность, палачи, в общем, вся столичная знать и почетные гости города соберутся там сегодня вечером поглядеть казни.