Музыкальный приворот

–  Конечно, Тань, в чем вопрос. Придем.

–  Ну, спасибо огромное! Я так хочу быть журналистом!
– Эта девушка так и мечтала заняться полезной общественной деятельностью. Не человек, а чистый воды энтузиаст.

–  Да пока не за что.

Я кое- как распрощалась с одногруппницей и вытерла лоб. Мы продолжали медленно передвигаться в пробке.

–  Кэт.
– Позвал меня Арин. Я взглянула на него.

–  Что?
– Мой взгляд упал на его украшение - кожаную черную перчатку без пальцев со множеством цепочек. Классная штука!

–  А ты хочешь быть девушкой Кея?

–  Что?
– Я удивилась, но не показала виду.

–  Прости, если этот вопрос неприятен. Не хочешь отвечать - не отвечай.

Я почти что с умилением посмотрела на парня. Хотя упоминание об идиоте-солисте "На краю" был очень болезненным, а я только-только отвлеклась на другую тему, но сказала:

–  Да ничего страшного. Нет, я не хочу быть его девушкой. Это ужасно. Если он бросил ту, с которой встречался пять лет, то, что же меня ждет? И вообще, быть вместе с такой славной знаменитостью - нет уж, увольте.

–  Ясно. Ведь у тебя нет сейчас молодого человека?

–  Нет. А у тебя девушка есть?

–  Есть.
– Это стало для меня полной неожиданностью. Мне показалось, он любит черноволосую Алину, которая где-то там сейчас находится с Кеем. Наверное, он ее держит за руку, обнимает и целует. Мне сразу же вспомнилось, как светловолосый музыкант касался меня и прижимал к себе. Сердце заныло. Я опустила глаза, которые, кажется, опять покраснели.

Катя, все в порядке. Все хорошо. Нам не нужен какой-то там известный красавчик с дурацким именем. Да, имя у него точно дурацкое - их трех букв… Кей. Интересно, а почему Кей?

–  А ты любишь свою девушку?
– Почему-то спросила я.

–  Нет.

–  Вот как? А зачем тебе нелюбимая девушка?
– Наивно спросила я.

Арин взглянул на меня своими чудными светло-зелеными глазами с желтоватыми вкраплениями, почему-то потер губы указательным пальцем, как будто бы обдумывая, как бы поточнее мне ответить. А потом сказал, отводя взгляд вверх:

–  Ты думаешь, что все встречаются только с любимыми?

–  Ну…нет.
– Признала я.
– Просто я думала…

–  Что?

–  Да так. Ничего. А ты кого-нибудь любишь? Или это миф, что мужчины могут к кому-то испытывать настоящие чувства?

–  Люблю. Я не могу быть с той, которую, кажется, люблю.
– Негромко ответил он.

Наверное, ему тяжело - любит эту красотку Алину. А она с ума сходит по его другу. А Кей… он к кому-нибудь что-нибудь испытывает? Нет, он эгоист до мозга костей.

–  Но ты все равно с другой девушкой.
– Произнесла я, и мне стало жалко этого парня. Ведь мне он показался таким хорошим…

–  Да. С другой. Скоро выедем из пробки.

–  А, может быть, это и неплохо - пытаться забыть о любимом человеке рядом с другим или другой, - задумчиво произнесла я.

–  Я не пытаюсь забыть.

–  Почему?
– Я осторожно потрогала весящую на зеркале переднего вида безделушку - длинного черного паука, который наверняка напугал бы Нинку до колик в животе.

–  Не хочу этого. А девушка рядом - мне просто нужна. А тебе нравится кто-нибудь, кроме Кея?

Я неожиданно кивнула. У этого человека очень удобные плечи - у того, кто мне нравится.

–  Да.
– Покачала я головой.
– Он абсолютная противоположность этому мерзавцу. Арин, ты не переживай, - решила я немного успокоить его. По себе знаю - когда плохо, любое, даже самое незначительно приятно слово способно улучшить настроению. Однажды в третьем классе, когда я получила очередную двойку за контрольную по математике, я шла по скверику и рыдала - очень уж классная руководительница кричала и злилась. Бабушка, которая кормила голубей в этом скверике пожалела меня и сказала, узнав мою проблему: "Ты плачешь из-за двойки, деточка? Запомни. Неученье - тьма, ученье - свет, а за свет надо платить. У кого-то хорошие отметки, зато мама с папой строгие и гулять не отпускают. Тебя отпускают?" Я кивнула, а бабушка, кидая голубям из кулька семечки, продолжала: " Или, например, им сладкое есть нельзя по болезни. Ты же ешь сладкое? А некоторые детки ходить не могут, а ты зато бегаешь быстро, да? Ну-ка, вот тебе семечки, корми птичек. А двойка - это так, пустяк". Я тогда, честное слово, очень обрадовалась. И когда получила в следующий раз очередного лебедя, уже по русскому языку, пересказала слава бабушки учительнице. Ох, она и ругалась! Даже Томаса хотела в школу вызвать, но мне повезло - начались весенние каникулы.

–  Арин, все будет в порядке.
– Авторитетно заявила я, словно работала Купидоном.
– Если любишь, то обязательно будешь вместе с любимой! И тогда…

Меня прервал новый звонок.

–  А ты популярна, - заметила Арин, объезжая место аварии: две машины, явно дорогие иномарки, врезались лоб в лоб. Никто не пострадал, зато они пол дороги перекрыли. Милицейская машина остановилась как-то некорректно и тоже мешала движению. А владельцы авто, не обращая внимания на предстателей закона едва ли не дрались.

–  Алло?
– Вновь проговорила я. Да что же такое? Почему всех прорвало. А номер, кстати, был неизвестным.

–  Это Екатерина Радова?
– Сказал знакомый слегка гундосый и официальный до невозможности голос Славика Сеточкина. А этому-то что надо?

Нет, это ведьма Урсула.

–  Да, это я. Слава?

–  О, ты узнала меня, - обрадовалась трубка.
– А я, собственно, хочу узнать, готов ли материал?

–  Какой?
– Удивилась я так, как будто бы будущий журналист представился ведьмой Гингемой.

–  Как какой?
– Гундосо удивился редактор университетской газеты.
– О группе "На краю". Ниночка сказала, что ты все сделаешь, Екатерина.

Я убью эту Ниночку.

–  А когда надо предоставить материал?
– Уныло спросила я и тут внезапно вспомнила один из любимых Нинкиных приемов: она дует в трубку, отдаляя ее от губ и кричит, что ей ничего не слышно. А потом сразу же отключается и трубку больше не берет.

Я, под очередной заинтересованный взгляд Арин, стала усердно дуть в трубку и орать: "Я… Слава? Ты меня слышишь? Слава, ты где?"

Трюк удался. Не буду я ничего писать. Нинке надо - сама пусть этим занимается, она у нас барышня умная, никакими таланами не обделенная, настрочит прекрасную статью. А я пас.

Но Сеточкин был упрямым - он продолжал звонить. Я, кусая губы, глядела на экран. Ну не могу я ему прямо так взять и сказать: "Я ничего писать не буду, а Нинка - вруша и дура".

–  Не берешь? Почему?
– Спросил музыкант.

–  Да, так, - махнула я рукой.

–  Помочь?

–  Как?
– Удивилась я.