Музыкальный приворот

–  Алло?
– Хищно схватила трубку девушка.

–  Королева, - донесся до нее взволнованный голос Келлы, - милая, я не знаю, откуда это появилось! Ниночка…

–  Ты, не смей мне звонить, - с каким-то садистским удовольствием медленно начала девушка промывку мозгов музыканта.

–  Но как же я объясню, что я невиновен? С Интернетом что-то! Послушай, это вообще какое-то левое сообщение! Я не знаю, что это, Королева!
– Оправдывался тот в панике.

–  Не знаешь, моя маленькая барабашка?
– Протянула девушка, следя, чтобы ее голос не повышался - папа в любое время могу проснуться и услышать ночные разговоры или вообще увидеть включенный нетбук, о котором ему вообще не следовало знать.

–  Понятия не имею, девочка моя…

–  Ты точно не при чем?

– Сладким тоном произнесла Нинка.
– Это случайность?

–  Да!- Обрадовался Келла на том конце трубки.
– Я вообще, блин, в шоке, что такое произошло!

–  Во всем виноват Интернет? Так ведь?
– Сахарность в голосе моей лучшей подруге повысилась еще на уровень.

–  Точно! Провайдер - просто отстой. Буду менять. Ты не злишься, любимая?

–  Нет, я совсем не злюсь - ведь это всего лишь ошибка твоего провайдера. Мало ли глюков бывает у современной техники, да?
– Голос девушки стал едва ли не детским.

–  Милая, я рад, что ты мне веришь.
– Искренне обрадовался Келла и облегченно вхдохнул.
– Значит, точно не злишься?

–  Нееет…Что ты. Я в ярости, свиное рыло!!
– Прорычала Нинка, давая, наконец, выход своим накопившимся эмоциям.
– Ах ты, гнусный урод! Холера! Нагреть меня вздумал? Я тебе что, блондинка тупая?
– Совершенно забыла девушка, что сама носит гордое звание блондинки.
– Ты, урюк синюшный, я же тебя убью!

–  Нин, ты что?
– Совершенно ошалел от такой реакции Келла, который только что радовался, что сумел-таки приручить эту гордую красавицу. До этой минуты он ощущал себя настоящим Петруччо из известной комедии Вильяма Шекспира "Укрощение строптивой", который сумел обуздать красавицу Катарину. Оказалось, что ему казалось. Если дочь Баптисты за внешней резкостью и остротой скрывала трепетное женское сердце, жаждущее любви и личного счастья, то за дерзостью и грубостью дочери Виктора Андреевича явно просматривался второй слой, состоящий их хитрости и наглости.

–  Что? Я, по-твоему, - рассерженной коброй стала шипеть девушка в трубку, и это ее шипение было громким и рассерженным, - идиотка? Не могу правды от вранья тупого отличить? Ты кому лепишь горбатого, антилопа?
– перешла она на феню.

–  Малышка, я… - Но Келла был грубо прерван

–  Иди на хрен со своей малышкой! Какая я тебе малышка, ты, клещ безмозглый?

–  Но ведь ты…

–  Я? Что я?

–  Да это же… Я не знаю, почему так, я… - Все не терял надежды барабанщик на то, что все-таки сможет объясниться перед рассерженной фурией.

–  Это ты страх потерял! Какая Дашенька?
– Не смотря на злость старалась как можно тише разоряться моя подруга.

–  Я не знаю никакой Даши!
– Начал злиться и Нинкин собеседник.

–  Зато много Даш тебя отлично знают!
– Не поверила ему девушка, чувствовавшая себя оскорбленной богиней, которой вместо положенной жертвы на алтаре, оставили кочан прошлогодней капусты, изъеденной гусеницами. К тому же в этот момент подруга действительно была похожа на какое-то инфернальное существо, недовольное своим бытием. Сейчас она стояла у распахнутого окна, в длинной, белой, кружевной ночной рубашке на бретельках, сжимая мобильный телефон, как орудие убийства. Ночная темнота эффектно оттеняли растрепанную блондинку в белом, а свежий игривый ветер трепетал легкий материал. Лицо Нинки в этот момент оставалось красивым, но зловещем: в прищуренных голубых глазах горела воистину дьявольская ненависть, губы были перекошены, тонкие ноздри трепетали, как у овечки., а кожа лица и шеи слабо освещались нежно-голубым светом экрана нетбука, терпеливо ждущего хозяйку. Наверняка бы известные режиссеры фильмов ужасов, которые так любила Журавль, пригласили ее сниматься в своих фильмах без проб! А операторы сказали бы, что для соответствующего антуража не хватает только свистящего ветра и яростной грозы с молниями, которые будут отражаться за спиной Ниночки, в распахнутом окне, чьи тонкие занавески, с любовью выбранные Софьей Павловной, переплетались с развевающимся белоснежным подолом ночнушки.

–  Ниночка, я же только твой!- Укоризненно произнес тем временем Келла.

–  Естественно, мой, - подтвердила девушка право своей собственности, - и я тебя убью, скотина.

–  Что?
– В конец обозлился синеволосый, который всеми силами старался вновь обрести желанный покой в их и без того хрупких и странных отношениях.

–  Глухой? Еще раз повторю - я тебя убью, скотина.
– Будничным тоном проговорила Ниночка.
– Я перережу твое горло, и руками разорву до печенки… Я тебя убью, скотина.

В это время Виктор Андреевич, которому этой ночью не спалось, решил сходить до кухни и попить водички. Или, может быть, даже откушать, вдруг это поможет побыстрее провалиться в объятия Морфея? Сон этой ночью к нему никак не хотел идти - сказывались трудные переговоры с немцами, которые, как оказалось, прочли предложенный Нинкиным папой и его компаньоном контракт так досконально, что нашли условия, заботливо прописанные лучшими дяди Витиными юристами, как говориться, "между строк". Эти самые условия оказались совсем не выгодными для немецкой стороны, поэтому упрямые иностранцы не желали подписывать старое соглашение, а очень хотели составить новое. Виктор Андреевич упирался, потому что до сих пор очень сильно хотел "хоть немного, но нагреть" зарубежных партнеров. Обе стороны решили взять двухдневный перерыв и затаились, и теперь глава семейства Журавлей места себе не находил из-за этого контракта.

"Вот же доскональные фрицы, за каждую мелочь уцепятся, - как-то неласково думал он о подданных Германии, проходя мимо комнаты средней дочери. Даже невеселые мысли не могли помешать его острому слуху понять, что за дверью в Ниночкину комнату раздается какой-то неясный шум и бормотание.

"Неужели опять за компьютером ночами сидит?" - Охватил праведный гнев дядю Витю, и он решительно вошел в комнату. Взору его предстало взбешенное приведение в белом, чьи одежды и волосы развивались на фоне распахнутого окошка. Разъяренное лицо с голубой кожей было повернуто прямо в сторону, где застыл Виктор Андреевич. И бледные губы, медленно, как в кино, раздвигаясь, произносили:

–  …повторю - я тебя убью, скотина.

–  Мать моя!!
– Завопил вдруг Журавль, и два реза перекрестился: сначала левой рукой, а потом правой.
– Приведение!!! Ааа!

Нинка, которая совсем не ожидала, что в этот час в ее комнату заглянет отец, отшвырнула телефон в постель - и он беззвучно приземлился на одеяло, а каким-то баскетбольным прыжком, достойным лучших спортсменов НБА, девушка успела прыгнуть в то место, где возлежал крошка-нетбук, захлопнуть его и спрятать в подушках. И только после этого Ниночка ангельским голоском спросила:

–  Папа, что ты делаешь?
– И зажгла ночной светильник.

Дядя Витя, который застыл у косяка и вытаращил глаза с таким ужасом, будто перед ним материализовалась пара-другая демонов, а не собственная дочь, прохрипел:

–  Г-где п-приведение!?

–  Какое?
– Удивленно спросила Нина.

–  Ту-тут стояло, - ткнул на место около окна Виктор Андреевич.

–  Там я стояла.
– Кротко сообщила Нинка.

Домашние, разбуженные воплями, уже столпились у входа в спальню и совсем не понимали, что происходит. Даже Кот, который ночами предпочитал дрыхнуть, развалившись на диване в гостиной, вытянув хвост трубой, торчал позади всех и, не мигая, глядел на хозяина желтыми глазами.

–  Витенька, тебе плохо?
– Обеспокоено хватала мужа за руку Софья Павловна.
– Где болит? Врача вызвать?

–  Не нужно врача! Приведение!
– Не слишком связно сообщил дядя Витя.

–  Милый, давай я вызову нашего семейного доктора, - наставала его супруга.

–  Доктора? Нееет, нам теперь только священник поможет!

Тетя Соня опустилась на пуфик и произнесла со слезами на глазах:

–  Витенька, ты что, собрался умирать?

–  Пап, ты что пил?
– Тем временем расспрашивал Сергей, зевая, как миниатюрный бегемот.
– Белочка, наверное, у тебя. А мне не разрешаешь…