Мы, аристократы. 1-й, 2-й курс

Нападение совершилось в Хеллоуин, газетные статьи вышли на следующий день. Портреты моих родителей в траурных рамках были опубликованы на первой полосе. А над ними, самым крупным планом, красовалась фотография полуторагодовалого карапуза с зелёными глазами, чёрным торчащим пушком на голове и шрамом в виде молнии на правой стороне лба. Карапуз восседал на руках у Хагрида и сосредоточенно таращился в кадр - наверняка разглядывал что-то незнакомое и блестящее в руках у дяди напротив. Фотография была дневная.

– Поттер?

Я узнал голос, прозвучавший у меня над ухом.

– Ну что тебе, Грейнджер?

– Спасибо тебе.

– Не за что.

– Без твоей подсказки у меня так быстро не получилось бы. Я думала, что метлу надо как-то взглядом поднять, что ли…

– Могла бы у своих спросить.
– Я понял, что от разговора с настырной девчонкой не отвязаться, и оторвался от газеты.

– Я не люблю у них спрашивать. Они или ничего не знают, или смеются над моими вопросами. Такая зубрилка, говорят, а такие пустяки спрашиваешь. А если и начинают объяснять, у них всё равно ничего понять нельзя.

– Грейнджер, я вообще не понимаю, как тебя занесло в Гриффиндор. Тебе самое место на Равенкло.

– Ну… ведь говорили же в поезде… Сейчас… - она поискала поблизости стул и подсела ко мне.
– Я спрашивала у всех, какой факультет самый лучший, и мне сказали, что Гриффиндор.

– А подумать? Шляпа сказала, что в Грифиндор идут храбрые, в Слизерин хитрые, в Равенкло умные, а в Хаффлпафф верные. Ты умная девчонка, вот и шла бы в Равенкло.

– Но Гриффиндор так хвалили, а я не считаю себя робкой, я и подумала…

– Неправильно подумала. Могла бы и вспомнить, что пустая бочка громче звенит. Храбрость сама по себе мало чего стоит, она гораздо ценнее в паре с умом, хитростью или верностью. В Гриффиндор имеет смысл идти, если у тебя больше ничего за душой нет, кроме храбрости.

Глаза Грейнджер распахнулись - она опять переживала момент истины.

– Но теперь уже ничего не изменишь… - расстроенно прошептала она.

– Значит, приспосабливайся. Учебная программа на всех факультетах одинаковая, а выжить везде можно.

– Так уж и везде…

– Если бы ты пожила у моих родственников, ты и сама бы так думала.

По глазам Грейнджер было видно, что она непрочь расспросить меня о родственниках, но собственные проблемы сейчас беспокоили её больше, чем мои.

– Я попробую. А можно мне спрашивать у тебя, если мне что-то будет непонятно?

– Только с одним условием - по возможности с глазу на глаз. И если тебя спросят, где ты это узнала, никогда не ссылайся на меня. Мои слизеринцы этого не поймут.

– Хорошо.
– Грейнджер обрадованно кивнула.
– Ты ко мне тоже обращайся, если понадобится. Вот почему ты эту напоминалку отдал Дину, а не мне? Я никогда бы тебе не нагрубила.

– Именно поэтому.

Девчонка непонимающе уставилась на меня. Затем в её взгляде что-то прояснилось.

– Ты специально отдал напоминалку Дину, потому что знал, что он поссорится с тобой?!

– Не знал, но предполагал. Понимаешь, Грейнджер, тренерша оставила нас минут на двадцать, не меньше. Задиры есть и у нас, и у грифов, значит, ссора всё равно состоялась бы. Моё влияние в группе не настолько велико, чтобы удержать от глупостей Забини или Малфоя, но я мог направить события как нам надо. Пришлось разрулить ситуацию так, что грифы оказались в дерьме, а мы в шоколаде, потому что всё шло к тому, что будет наоборот. Даже если бы Дин не бросился в драку со мной, всё равно я сделал так, что он первый начал.

– Ты так откровенно об этом рассказываешь…

– А это никакой не секрет. Все всё видели. Все всё знают и понимают. Придраться не к чему.

Грейнджер некоторое время сидела молча и обдумывала мои слова.

– Ты настоящий слизеринец, Поттер!
– разродилась она наконец.

– Это оскорбление или комплимент?

– Это факт. Теперь я поняла, чем отличаются слизеринцы от гриффиндорцев, а до сих пор только думала, что понимаю.

– Не всё так просто и очевидно, Грейнджер… Понимание можно и нужно углублять всю жизнь.

Грейнджер задумчиво кивнула.

– А ты что сегодня читаешь?
– полюбопытствовала она.

– Старые газеты. Надо же наконец узнать, что писали о гибели моих родителей.

Девчонка привстала со стула и стала рассматривать фотографии в газете.

– Ой, это вот ты такой маленький? Какой симпатичный… А это твои родители, да? Слушай, какая у тебя мама хорошенькая!

– Грейнджер, уймись наконец, а то рассержусь.

– Я же ничего плохого не сказала.

– Грейнджер, мне хотелось бы сегодня просмотреть эту кучу газет. Уверен, что и тебе есть чем заняться. Мы с тобой поболтали достаточно - давай наконец займёмся делами. Если тебя интересуют эти газеты, можешь взять их потом и посмотреть.

– Ну вот, опять ты меня гонишь…

– Тебе и без меня на своём факультете нелегко. Если грифы заметят, что ты со мной общаешься, они тебе вообще житья не дадут.

– Так это ты обо мне заботишься… - девчонка благодарно воззрилась на меня.

– О себе, но у тебя те же проблемы. Добром прошу - отстань.

– Ладно-ладно. Но не забудь, ты обещал.

Отцепилась наконец. Жалко, что эти газеты посмотреть больше негде - выносить из библиотеки их не дают, да и в общежитии на виду у всех таскаться с ними не хочется. Пусть лучше будет одна Грейнджер, чем целый Слизерин.

Еще с больницы я замечал, что мало эмоционален по сравнению с другими людьми. Нет, когда я оказывался в острой ситуации, вроде истории с кошкой или конфликта с деканом, я испытывал все соответствующие эмоции сполна. Но стоило адреналину прогореть, и я становился ненормально спокойным, словно мне не досталось частички души, отвечающей за мельтешение чувств. У меня полностью отсутствовала эмоциональная рябь, которую у других вызывают всякие «а вдруг» и «а если». Нет - значит, нет.

Только что с Грейнджер я испытывал сложную смесь досады и сочувствия. Я понимал, что здесь ей одиноко и что не настолько она ужасна, чтобы заслужить всеобщее отчуждение, поэтому не прогонял её всерьёз. Скорее уж я вёл себя как старая ворчливая бабушка, и девчонка инстинктивно чувствовала, что в глубине души я отношусь к ней неплохо. Она была энергичной, она была общительной, ей требовалась компания, а я был единственным, кто не отворачивался от неё.

Но сейчас Грейнджер ушла, и во мне воцарилась полная тишина. Словно эта девчонка приснилась мне мгновение назад и навеки канула в прошлое.

Что-то похожее я ощущал и в отношении родителей маленького Гарри. Я не знал их - и их не существовало для меня. Я вообще не испытывал потребности в родителях, словно сто жизней подряд был сиротой. С газеты на меня смотрела очень миловидная, но в целом очень заурядная молодая женщина, отец был ей под стать - беспечный жизнерадостный хлыщ, не знающий ни трудностей жизни, ни отказа в развлечениях. Они выглядели гармоничной парой.