My December

Вдруг раздался крик с другого стола, и парень моментально пришел в себя. Даже подскочил на месте, поняв, что голос принадлежал грязнокровке. Но, как оказалось, ничего страшного не произошло.

Он матернулся про себя, занимая прошлое положение. Изобразив гримасу безразличия, он осмотрел Гриффиндор.

Она все так же сидела за столом, только теперь изумленными глазами смотрела на Гойла — тот горой возвышался над ней и Уизли. В его руках находилось небольших размеров письмо, и тупой взор был устремлен на бумагу.

— Прочти нам, что там мамочка пишет своему сыночку! — закричал кто-то из Слизерина.

Драко повернул голову в том направления, но так и не смог понять, кому принадлежал этот голос — он вслушивался в текст.

— Дорогой Рон, — начал Гойл театральным голосом, изображая тембр женщины. В зале повисла тишина — только слова парня отражались от стен. — Вчера Джинни оповестила меня о таком важном,.. — он помедлил, приближая лист к глазам. Наверное, не мог прочесть неизвестное слово.

Уизли, чье письмо и пытались озвучить, сидел понуро, с отсутствующим видом. Слишком обреченно, словно давняя тайна станет известна на весь Хогвартс. Гермиона же, наоборот, была вся красной, будто пыталась побороть в себе желание залепить пощечину слизеринцу.

С чего вдруг этому имбицилу понадобилось читать письмо, адресованное Рону? Никогда не трогали, а тут вдруг на те вам — заинтересовались.

Так же она не понимала, почему Уизли ничего не делал с этим —лишь изучал свои ботинки.

— Важном событии, на которое ты долго не мог решиться, — продолжил громила, отступая назад — Рон, наконец, проснулся и поднялся на ноги. — Ты стал настоящим мужчиной! — он хотел закончить, но охи и ахи со столов факультетов перекрыли его последнюю фразу. А затем произошло то, чего случится за этим завтраком не должно было — драка.

Уизли, решивший, наверное, что никому не следует знать, о чем все-таки говорила его мать, набросился с кулаками на чтеца, хорошо зарядив ему в лицо. Вначале Гойл опешил, выронив на пол письмо, а затем, будто очнувшись, повалил рыжеволосого на пол и стал так лупасить, что волна страха прошлась по рядам, отзываясь приглушенными вскриками.

Гермиона, которая до этого перебывала в состоянии ступора, с визгами накинулась на громилу, пытаясь оттащить его от своего друга. Ее одной оказалось мало, поэтому гриффиндорцы пришли на помощь — теперь все дружно оттягивали достаточно крупного паренька от красного Рона.

Когда им удалось это сделать, кто-то из Слизерина подбежал к вражескому столу и увел Гойла, который продолжал махать руками. Уизли же пришлось поднимать с пола — сам он этого сделать не мог. Пришлось так же дать стакан воды и поинтересоваться, не нужно ли идти к мадам Помфри?

В зале продолжалась странная суматоха — все кружили вокруг учеников Гриффиндора, кто зачем. Одни помогали Рону, спрашивали что-то, но большая часть была в поисках того самого письма, словно написанное было крайней важности для них. И самой успешной оказалась Мария — она победоносно держала бумагу в руках с ликованием на лице.

— Эй! — задорно крикнула она, позабыв о боле в плече. Все взгляды устремились сначала на нее, а потом на руку, в которой и было письмо. — Хотите узнать конец?

Началась неразбериха, все кричали что-то свое. Понадобилась бы помощь учителей, чтобы утихомирить студентов, однако те находились на каком-то срочном собрании у Амбридж, и дети были сами на огромном этаже.

— Сядьте! — закричала она, пытаясь перекричать всех. — Сядьте на места!

Толкучка пришла в действие: они спешили вернуться за свой стол, чтобы услышать концовку. Хотя было непонятно, почему она так заинтересовала их. Одними, кто оставались равнодушными, были пуффендуйцы — кажется, те вообще не могли сообразить, в чем было дело.

— Или я не прочту! — продолжала возмущаться девушка. Она пробралась сквозь толпу к Ленни и залезла на лавочку с ногами — теперь когтевранка возвышалась над всеми, размахивая рукой. — Займите же места!

Страцкий лишь тяжело вздыхал, наблюдая за азартом сестры — такое поведение было свойственно ей. Не потому, что письмо парня, которого она и недели не знает, заинтересовало ее, а потому что так она оказывалась в центре внимания вновь.

Рон выглядел плохо: на лице красовалось кровавое пятно, которое каплями струилось из носа. Его лицо стало красным, а глаза ненавистно смотрели в сторону Гойла, который отвечал парню тем же. Он держал руки в кулаках, пыхтя про себя что-то.

Гарри с тоской смотрел на друга, словно знал, что дальше было в том письмо. Он понимал, что Уизли не сможет причинить девушке вред и забрать бумагу не получится, что означало — вся школа узнает о его маленькой тайне.

Гермиона ощущала примерно тоже, что и Поттер, — обиду за Рона. Почему они смеют распускать свои руки и читать то, что принадлежало лично ему? Разве они имели на это какое-либо право? Конечно же, нет.

Ей хотелось встать и залепить такую смачную пощечину Марии, которая с радостью наблюдала, что толпа медленно рассеивается, и все идут к своему столу, дабы услышать продолжение.

Залепить пощечину не только потому, что она нашла бумагу и теперь хотела раскрыть что-то важное, а потому…

да потому что эта стерва приблизилась к Драко и пыталась заняться с ним любовью в их гостиной.

Шлюха!..

— Я сегодня же нажалуюсь МакГонагалл про то, что они вытворяют. И вообще… — пыхтела она. На самом же деле, ей хотелось сказать: “Настучу на Марию”, но девушка решила умолчать этот момент.

— Гермиона, нет, — промямлил Рон. Он поник, глядя на Финч. — Не надо.

Она замолчала, печально посмотрев на Гарри. Тот лишь кивнул, давая понять, что это касается Уизли, и он вправе решать, стоит об этом говорить или нет.

— Ты стал настоящим мужчиной! — закричала Мария, делая тишину в зале. Все требовательно приклеили свои взгляды к ее персоне, перешептываясь между собой. — Ты стал настоящим мужчиной, раз решился на такой поступок,.. — она замолчала, а потом разразилась таким странным, но красивым смехом, что ученики недоуменно вертели головами в разные стороны, будто кто-то другой мог понимать, о чем идет речь. — Ты пригласил Гермиону на свидание! Мы так… — и закончить не смогла. Дикий смех, приступами вырывающийся из груди студентов, заполнил весь зал, уже не позволяя Финч продолжить. Да это и не было нужным — суть все прекрасно поняли.

Поддаваясь всеобщей суматохе, Драко поднялся на ноги. Он сурово оглядывал то, как Грейнджер краснеет на глазах и шепчет что-то Рону, как гриффиндорцы ходят вокруг парня и пожимают ему руку, как слизеринцы пытаются забрать у Марии письмо, дабы удостоверяться в сказанном. А он просто стоял, словно царь, смотрящий на радостный, взбудораженный народ. Стоял, окинув все это презрительным взглядом. Махнул головой Забини в знак того, что они уходят.

Омерзительно. Ему было омерзительно слышать их необоснованный смех, насмешки, шутки. Идиоты, они все были идиотами. Людьми, которые влезали в чужую жизнь, а потом еще и оставались довольными — какие молодцы, узнали то, о чем человек не хотел распространяться.