My December

А вот Малфою, напротив, лед был по душе. Он смотрелся органично среди деревьев, покрытых белоснежными шапками, и серого, темного неба под стать его глазам. Кожа Драко казалась почти прозрачной, а волосы сливались со снегом и выделялись на фоне черной одежды, которую парень носил почти всегда.

Сейчас, озаренные солнцем, парень и девушка казались одним целым. Даже их дыхание сливалось воедино, а сердца бились в унисон.

Гриффиндорка резко распахнула глаза, вздрогнув. От Драко, лежащего рядом, исходило тепло. Она улыбнулась. Это был тот редкий случай, когда она могла чувствовать от Малфоя что-либо, кроме холода. Оказывается, когда он спит, староста был очень даже милым. Не нахмуренным и холодным, а именно милым.

Драко Малфой милый. Необычное звучание.

Парень лежал неподвижно, равномерно дыша грудью. Его лицо было таким точенным, словно над ним не один месяц трудился известный скульптор. В который раз Грейнджер удивилась его красоте — весь такой холеный мальчик. Но она прекрасно знала, что это не так, что внутри у него далеко не все так идеально.

Не смотря ни на что, девушка любила его таким, какой он есть. Теперь точно знала, что любила. А Драко… Он, скорее всего, пользовался тем, что кто-то с ним рядом. Гермиона не такая дура, чтобы поверить в то, что слизеринец когда-либо сможет испытать что-то к ней — грязнокровке. По крайней мере, так она думала вчера.

Улыбка тут же сползла с лица, а глаза запекло. Она уже была готова отругать себя за подобную слабость, как над ухом раздался бархатный голос:

— Доброе утро, Грейнджер.

Что? Доброе утро? Грейнджер?

Гермиона чуть не поперхнулась, округлив свои, и без того большие, глаза. Она только что услышала такие слова от Драко Малфоя.

Веселье на весь день.

Гриффиндорка уже думала поязвить по этому поводу, но, все же, поборов гордыню, ответила:

— Доброе.

В глазах слизеринца отразилось удивление — судя по всему, он сам только понял, что сказал. Парень сглотнул, утихомиривая желание ударить себя чем-нибудь тяжелым.

Доброе утро, блядь.

Драко кашлянул, привстав с кровати. Суставы ломило, но в целом, чувствовал он себя неплохо. Слизеринец стянул с себя рубашку, аккуратно сложив ее. Он любил порядок везде и во всем.

Гермиона выдохнула, отводя взгляд. Ее щеки тут же побагровели. Она уткнулась в подушку, чувствуя, что сейчас засмеется.

Завидев это, Малфой не удержавшись, хмыкнул.

— Мерлин, чего ты там не видела? — пробурчал парень, стараясь сохранить серьезный вид.

Нет, ну серьезно! Прямо святую из себя делает…

Староста девочек уже вовсю хихикала, прикрывая рукой рот. Вела она себя, как дура, да. Но эта непонятная радость разлилась по груди, и девушка ничего не могла с собой поделать.

— У тебя двадцать минут, — устало сказал слизеринец, закатив глаза. Гриффиндорка, конечно, была страной, но не до такой же степени. — Грейнджер, я понимаю, что вид моего торса тебя очень забавляет, но давай побыстрее, а?

Она попыталась сделать серьезный вид, но тут же разразилась новой вспышкой смеха.

Та-ак. Поспокойнее.

— Не убей меня взглядом, — тихо произнесла она в подушку.

— Что? — невозмутимо переспросил он, приподняв брови.

— Ничего. Мы что, пойдем вместе?

Она вдруг осознала то, что он сказал. И едва не свалилась с кровати. Она и представить не могла, что парень пойдет на такое.

— Блядь, нельзя без этого? Одевайся уже, — прошипел Малфой, направляясь к шифоньеру.

Гермиона сопроводила его долгим все таким же немного очумевшим, но радостным взглядом.

Почти вприпрыжку она направилась в уборную, захватив с собой самую короткую юбку из гардероба.

Странные изменения происходили в ее жизни: девушка хотела выглядеть хорошо, казаться уверенной в себе и больше ухаживать за собой.

Драко прожигал взглядом ее длинные ноги, автоматически отметив про себя, что они ничуть не хуже, чем у Пэнси. Да и вообще, одень Грейнджер по-другому и причеши ее, как человека, — перед тобой будет стоять, если не красавица, то весьма симпатичная девушка.

Достав одну из своих атласных рубашек, парень стал застегивать пуговицы — одну за другой. Думать о том, на какой идиотский поступок он решился, совершенно не хотелось. Пошли все далеко со своим никому не нужным мнением.

Подойдя к старинному зеркалу, покрытому тонким слоем пыли, Малфой причесался, затем еще раз и еще, пока его полностью не удовлетворила прическа. Взглянув на часы, слизеринец едва не выругался. Прошло пятнадцать минут, а эта чертовка все чистит перышки!

— Грейнджер, блин! Еще минута, и пойдешь завтракать в гордом одиночестве, — выплюнул блондин, недовольно надув губы.

Оттягивать этот злосчастный момент не было никакого желания. Драко уже было жалел о своем гребанном предложении. Ну вот зачем, спрашивается? Зачем он это сказал? Поиграть с жертвой еще раз перед тем, как увидит ее смерть?

И эта дура ведь считает, что парочка нежностей и поцелуев спасут ее.

Серьезно?

Этим он делал хуже только себе. И, если таких девушек, как Пэнси забыть было легко, то Грейнджер… она была слишком хорошей, слишком правильной для Малфоя. Со своими лучезарными глазами, искренней улыбкой и невинностью, девушка навсегда оставила след в его сердце.

Целуя ее, давая хоть какую-то надежду на светлое будущее, Драко чувствовал себя последней тварью. Он, как всегда, эгоистично делал то, что хочет, не задумываясь о том, что в скором времени это обернется чем-то ужасным.

Слишком много времени прошло с тех пор, как ему дали задание. Слишком много…

Драко не знал, сколько еще получится сохранять ей жизнь. Не больше недели — это точно.

Старинные часы издавали тиканье, напоминая ему то дежурство, когда, спустя столь долгое время, они поцеловались. По-настоящему: нежно, порывисто, упиваясь друг другом.

И ведь Малфой действительно хотел этого тогда, да и вчера хотел. Все эти сопли, которые он терпеть не мог, были желанны рядом с гриффиндоркой. Эти слова, прикосновения, объятия… То, что он презирал всю жизнь, оживало рядом с ней. И в который раз он проклинал Грейнджер за то, что она заставляла его чувствовать себя таким идиотом.

Тик-так. Тик-так.

Снова этот надоевший звук, словно кто-то бьет молотком по вискам.

Тик-так. Тик-так.

В прошлом году Драко ушел бы не задумываясь, но не сейчас.