My December

— Это важно, — с напором проговорила она.

— Важно? — он нехотя поднялся. — Ладно, пойдем.

Она благодарно кивнула и пошла следом за парнем.

Ее взгляд пробежался по столу, остановившись на платиновых волосах. Парень, заметив движение, отстраненно глянул на нее и сразу же отвернулся. Но в его глазах всего на минуту проскользнул интерес.

А у нее мир перевернулся.

Посмотрел, посмотрел на нее.

Че-е-ерт. Теперь, наверное, думает, что она ищет его взглядом и думает о нем. Хотя так и было. Но он же не должен был узнать!

В который раз, ты — дура, Грейнджер. Явно же было, что когда-нибудь он заметит, как ты таращишься на него. Нельзя же вечно незаметно играть в эту игру “Гляделки”. Было трудно удержаться в последний раз и не посмотреть на него?

Да, блин, жизненная трудность.

А еще ее трусило. От презрения и ненависти к нему. За поступок, за отношение. Кажется, она испытала, что это — презирать и любить в одно и тоже время. Быть может, Драко именно эти чувства ощущал на себе?

Хотя. Любил бы — не изменял бы. Это и дураку понятно, особого ума не требуется.

— Ну так что? О чем хотела поговорить?

Они остановились за поворотом, где почти не было учеников. Здесь не было хорошего света, да и окна отсутствовали.

— Хм…

Она помедлила.

Говорить или нет? Нести эту чушь или нет?

В ее голове вдруг предстал образ мрачного туалета, затопленного слезами бедной Миртл. Вокруг стекла, и около одного из них, держась за ее стройную фигуру, Драко стоит возле Марии. Целует ее, проводит руками по ее телу.

И, блин. Стало так противно и обидно, что слова вырвались на автомате:

— То, что мне нравился он, — было ошибкой. Я поняла, что питаю все те же чувства к тебе.

И она чуть ли не получила пощечину от самой себя, мысленную.

Ты что, больная, сейчас сказала?

Чувства старые?

Нет, они, естественно, не появлялись и никогда уже не появятся. И это было полной ложью, что она сейчас пробормотала себе под нос. Просто мысль о том, как легко он изменял ей, настолько забилась в голову, что пришло только одно — желание мести. Желание расправиться с ним так же, как он сделал это с ней. И совсем неважно, что при этом будут задеты чувства другого, совсем невиновного человека.

— Гермиона?.. — осторожно спросил парень.

Он мягко смотрел на нее, влюбленным и ласковым взглядом.

Ей захотелось сейчас же убежать и отмыть от себя этот ужасный взгляд. Он глядит на нее так нежно, так невинно. Как никогда не делал Драко. И сейчас она собирается разбить сердце человеку с такими глазами за то, что другой изменил ей.

Когда она стала такой? Бесчувственной, безжалостной? Ведь Рон — ее друг. Он не просто мальчик с улицы. Он всегда стоял за нее горой, и сейчас она готова воспользоваться его отношением к ней, лишь бы только… лишь бы только чертов Малфой понял, что значит быть на ее месте.

Это он сделал ее такой. И ей было противно от того, кем она становится. Илиуже стала.

— Ты сказала, что… Что питаешь ко мне те же чувства? Какие чувства? Гермиона? — он говорил, не давя, не пытаясь торопить ее. Так спокойно и уравновешенно. Словно ее слова так много значили для него. — Я тебе нравлюсь?

Она молчала.

Нет, Рон, не нравишься. Прочти это в ее глазах. Пойми это.

Она чуть ли не умаляла его взглядом, но он не понимал. Он ничего не понимал, прокручивая ее лживую фразу у себя в голове.

Остановиться нельзя. Продолжить — тоже. В первом случае, будешь выглядеть идиоткой, во втором — вруньей.

Она посмотрела в чистые, по-доброму смотрящие глаза друга и, повернувшись на каблуках, вдруг куда-то заспешила с фразой:

— Рон, я… плохо себя чувствую. Договорим потом.

— Но… Гермиона!

Он нагнал ее, мягко схватив за руку. Его взгляд был суровым, и парень больше не казался милым и спокойным.

— Договори и иди.

— Нет. Я ошиблась.

— Что? Опять?

Она медленно вырвала запястье из-под его хвата.

Пусть она и не покажет Драко, как быстро может его заменить, но лучшему другу не соврет. Она никогда не опустится до такого уровня, чтобы пользоваться другими для своей выгоды или мести. Пусть это и будет ее отличительной вещью — относиться к людям с человечностью.

— Да, опять. Рон, мне очень тяжело сейчас, и я не могу определиться.

Он выглядел очень озадаченным, приподняв брови.

— Но ты только что сказала про свои чувства.

— Я много чего говорю. И сейчас я пытаюсь донести до тебя, что мне тяжело, очень тяжело.

Ей было действительно невероятно тяжело. Такая ноша не под силу хрупкой девушки. Хотя и говорится, что Бог не дает такие задания людям, которые они не в состоянии выполнить, она не могла справиться с этим. Ни сейчас, ни завтра, ни через месяц или год. Это было пределом, чертой. Чертой, которую она уже не могла переступить.

Минута, и она сломается. Не понятно, почему еще не сделала это. Ведь сердце разрывается от боли, а душа кричит не своим голосом.

— Гермиона, что происходит? Вначале ты гуляешь со мной, даешь какую-то надежду. Потом оказывается, что тебе нравится Малфой. А сейчас…

— Да, — нетерпеливо перебила она, собираясь вновь уйти, — я знаю. Все это знаю и понимаю. Но не могу тебе объяснить всего. Давай поговорим позже?

— Но мы же только начали, — он подступил на пару шагов вперед, протягивая ей свои ладони. — Гермиона.

— Извини, давай позже.

— Хорошо. Вечером? Поговорим вечером?

— Да, договорились.

— Я буду ждать тебя в пять около гостиной Гриффиндора. Да?

— Да.

И она ушла вдаль длинных коридоров, похожих на лабиринт.

***

Сегодняшним заданием было проверить те работы, что они так старательно раскладывали по стопочкам.

Про раскладывали я загнула, потому что, что ни раз, так это новая ссора и препирательства.

Сейчас они стояли вдвоем посреди не маленького кабинета, смотря на листы, лежащие на партах. Профессор только что ушел, дав задание. Точных указаний никто не расслышал да и не пытался.