Мы - истребители
Шрифт:
Слишком большие чистки провели как в армии, так и на флоте. Многим не нравилось бездействие моряков, так что на них оторвались по полной. Насколько мне было известно, сейчас продвигали наверх смелых и инициативных командиров. Тот же контр-адмирал Литвинов, например, тоже не из штабных, а именно боевой командир, думавший головой. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что даже я про него слышал.
— Есть. Тебе могу сказать. Еще как есть. Мы перехватили шифровку — где-то в районе Керчи действует вражеская радиостанция. Так вот, шифр мы хоть и случайно, но взломали. Сведения, что там были, известны только высшему
— Хочешь сказать, что это кто-то из верхушки?
— Именно. Мы его уже неделю расшифровать пытаемся. Не вышло ничего. Вот и решили воспользоваться моментом — может, проявится.
Я задумался, анализируя сказанное. Машина в это время въехала на небольшое плато, где под сенью невысоких деревьев прятались несколько одноэтажных бревенчатых строений. Если идти пешком из нашей части, дойти можно минут за двадцать пять — тридцать. На машине пришлось давать немалого кругаля. Сделав полукруг, машина остановилась у закрытой двери главного корпуса госпиталя, у которой курили два санитара. Один из бойцов охраны с автоматом на плече подошел к водительской дверце, узнать, кто мы и зачем прибыли. Бдят, молодцы.
— Знаешь, а если он не проявится?
— Затаится? — хмыкнул Никифоров.
— Нет, а что если он вместе с генералом Власовым?..
— Ну что я могу сказать? Повреждения в руке у вас довольно серьезные. Вывих, два ранения, ещё — многочисленные ссадины, одна, кстати, воспалилась. Видимо, в ранку попал грязный пот. Все это серьезные причины отстранить вас от полетов на двадцать дней, до полного выздоровления, — говорила лечившая меня военврач. Рядом стоял начальник госпиталя, изучая воспаление на ноге.
Целые сутки с момента прибытия в госпиталь меня изучали, как под микроскопом. Госпиталь имел все необходимое оборудование и специалистов, так что взятые анализы были готовы быстро.
— Постельный режим?
— Ближайшие пару дней — да, дальше не обязательно. Нужно вскрыть гнойник у вас на ноге, почистить рану, потом вы свободны.
— Ясно, спасибо.
Мне действительно вскрыли ранку на ноге и почистили ее от гноя. На второй день приехал Стриж с приказом об отпуске. С его приездом мои подозрения подтвердились. Эти непонятные двадцать дней, хотя даже дилетанту понятно, что я буду в форме максимум через десять. Видимо, насчет меня что-то решили.
Как только все формальности были улажены и я поставил подпись где нужно, спросил у командира:
— Приказ о моем отпуске пришел от политотдела фронта или из штаба армии?
— Из политотдела, — понимающе хмыкнув, ответил Стриж.
— Ясно, значит, они решились… Это хорошо, — задумчиво протянул я.
— В Москву полетишь?
— Скорее всего, сами направят. Хочу поработать в Центре, почитать несколько лекций. У нас сейчас кто там? Покрышкин и Ванько?
— Да.
— Отзывайте их, я возьму с собой Микояна и еще троих-четверых. Это реально? На боеспособности не отразится?
— Да какая боеспособность! Второй день в готовности сидим, но нас не трогают.
— Ага. Значит, они ждут звездного налета.
— Думаешь?
— Уверен. Остальные наверняка работают по полной?
— Да, это так.
— Ну точно, ждут. И наверняка дождутся. Как только немецкие летчики ослабят наше истребительное прикрытие, так оно и произойдет… М-да. Ладно, кто у нас безлошадный? Есть такие?
— Есть двое, машины
только через неделю придут.— Вот их я и возьму, остальные пусть работают. А вообще, как в части?
— Нормально, вчера Драчун старшину Егорова на крышу столовой загнал. Два раза успел боднуть. Вот и решили привезти его в госпиталь. Пусть с девками побегает.
— С козами? Их теперь три, бойцы еще одну достали. Пусть развлекается. Кстати, все хотел спросить, как там на фронте?..
К вечеру этого же дня, когда я выписывался из госпиталя, за мной приехал знакомый пузан из политуправления. По их просьбе я должен был выступить с речью для моряков эскадры. Что-то затевалось.
Странное затишье на фронте, небольшие попытки прорывов и деблокирования, легко пресекаемые немцами, странные телодвижения эскадры, увеличение количества транспортных судов в акватории порта намекали на надвигающийся взрыв. Удивлюсь, если в скором времени не узнаю о наступлении нашего фронта на суше и морском десанте с последующим продвижением вперед. Что немцы обороняют побережье крайне плохо, мы уже знали. Видимо, все наличные силы они стянули к ударной группировке. По сообщениям пленных — я это узнал от раненого майора, которого поместили в нашу палату час назад, — в месте прорыва слоеный пирог: где наши взяли немцев в небольшие колечки, где немцы наших — так и воюют, пытаясь уничтожить друг друга.
— Герр генерал? — окликнул Манштейна дежурный офицер, чуть ли не бегом догоняя подходящего к своей машине командующего.
— Слушаю? — останавливаясь и поворачиваясь к дежурному, ответил Манштейн.
— Герр генерал, нашими диверсантами был захвачен в плен командующий русскими войсками генерал Власов!
— Что-о-о?! Немедленно его ко мне!
— Герр генерал, это невозможно. Следуя вашему приказу не брать русских в плен, наши солдаты расстреляли генерала. Так же были расстреляны и диверсанты, одетые в русскую форму госбезопасности.
— Как такое могло произойти? Они не могли опознать себя? Почему диверсанты не назвались?
— Это подразделение было сформировано в основном из русских перебежчиков и лояльных к нам жителей захваченных территорий. Командир у них был обер-лейтенант Пауль Зигфрид, замом лейтенант Штосс. При захвате и прорыве Штосс погиб, Зигфрид был тяжело ранен и не мог ответить, когда их пленили наши. Опознать смогли, только когда случайно обнаружили метку с опознавательным кодом, зашитую под подкладку формы обер-лейтенанта Зигфрида.
— Солдаты что, не могли понять, что он мог дать важные сведения?!
— Герр генерал, ваш приказ, подтвержденный фюрером, гласил уничтожать ВСЕХ русских, даже старших офицеров.
— Шайсе!
За два дня я выступил вживую и перед моряками, и перед разведчиками, получив от последних ценный подарок. «Вальтер» с наплечной кобурой. Подготовил команду и сделал запрос на места в транспортнике, вылетавшем сегодня в Москву. Мне довольно быстро дали разрешение и записали моих парней на восемь часов вечера. Этим же рейсом везли того высокопоставленного военного чиновника, что работал на немцев. Как и думал Никифоров, он был приближенным не только Козлова, но и, пройдя все чистки, стал замом Власова. Никто не мог подумать на этого полковника, главного по военным поставкам и тыловому обеспечению. Слишком хорошо работали все тыловые службы, чтобы заподозрить его.