Мы из блюза

– Что?

– Есть у меня странное ощущение, что это и хорошо, что нас там нет, - тихо произнес Владимир Ильич, не глядя жене в глаза. – Потому что тогда и нас вполне могли – вместе с Родзянкой и Керенским с Милюковым…

– Тогда только одно, - медленно произнесла Надежда Константиновна.

– Что? – не понял он.

– Это царь. Царь избавляется от влиятельных фигур.

– Николай?! Это даже не смешно. Не-воз-мож-но! Невозможно, Наденька! Решительно невозможно!

– Но кто тогда?

– Пока недостаточно сведений. Но необходимо написать товарищам, чтобы затаились. Затаились и ждали.

– Хорошо, Володя, я напишу.

– Гучков, Милюков, Федоров, Родзянко, Керенский, Пуришкевич. Но почему не Набоков? Вот кого надо бы в первую очередь – редкостный же умница, сволочь, - бормотал Ленин, снова глядя в окно.

***

Я проснулся рано утром. И блюзить не хотелось – ни всерьез, ни дурачиться: в голове и душе зияла какая-то серая мгла. Наверное, это называется «апатия». Но, скорее всего, это критическая масса новостей и событий превысила какое-то пороговое число, и психика сказала «командир, я пас, побудем за болвана». Матрёна, позавтракав, унеслась к великим княжнам, а я, механически съев что-то, пошёл – уже привычно – в парк, где почти сразу встретился с Кузьмой.

– Вас ждут нынче, в два часа пополудни, запоминайте адрес, барин: Малая, 11, - без всякого ёрничества сообщил садовник. – Пройти просто: по Церковной до следующей после известного вам дома улицы, там направо и через дом. Вход со двора, там вас и будут ждать.

– Спасибо, любезный.

– Спасибой сыт не будешь, - подмигнул вдруг Кузьма, чем настолько удивил, что пожаловал я ему двугривенный – к слову, единственную завалявшуюся в кармане монету, что я использовал в качестве медиатора.

Караулы вокруг дворца были усилены, по парку то и дело проходили патрули, что указывало либо на то, что вчерашнее происшествие не осталось незамеченным, либо на то, что император действительно приехал домой. А, скорее, и то и другое разом. По поводу любителя прыгнуть на нож меня допрашивали еще прошлым вечером, а на сегодня предоставили полную свободу, чем я и планировал воспользоваться. Вот только до двух как-то дотянуть надо – ненавижу ждать, догонять и то веселее.

Впрочем, дружище Хендрикс и руководимое им дорогое мироздание внесли свои коррективы в примитивный план мирно подремать пару-тройку часиков: к одиннадцати за мной пришёл целый полковник в парадном мундире.

– Господин Распутин, прошу следовать за мной, - тоном, намекающим, что возражать чревато, произнес он, и я подчинился. Только гитару прихватил – мне с ней как-то спокойнее. Убирал в кофр я ее на глазах провожатого, так что лишних вопросов не последовало.

В зале, куда меня привёл незнакомый полковник, было в меру торжественно. Мебели не сказать, чтобы много – пара кресел, за ними здоровенная статуя в египетском стиле; небольшой столик, на нем вода, фрукты. В одном кресле сидела пожилая дама… да какое там – настоящая Королева, столько величия и достоинства было в ней, второе оставалось пустым.

– Здравствуйте, Ваше Величество, - почтительно произнес я.

– Здравствуйте, сударь. Соблаговолите сесть, чтобы мне не пришлось смотреть на вас снизу вверх.

Я сделал шаг к креслу, в этот момент пол под ногами вздрогнул, по ногам статуи пробежали трещины, и она стала заваливаться вперед. Выронив кофр, вытянул руки и прыгнул на старушку. Энергии прыжка хватило, чтобы вытолкнуть ее вместе с не самым, наверное, легким креслом, но по ногам мне ударило ощутимо. Комната заполнилась пылью, ворвались какие-то люди.

– Ваше величество, вы в порядке? Землетрясение случилось!

– В полнейшем. Но моему гостю может потребоваться помощь, - невозмутимо ответила императрица и добавила вполголоса мне: - благодарю вас, сударь. И за внучку спасибо. Сейчас ступайте, поговорим вечером или завтра, через два дня я возвращаюсь в Киев.

Мне помогли подняться. Ноги болели, но, вроде, обошлось без переломов. Главное же чудо – что уцелела гитара, без нее тоскливо. Поддерживаемый с двух сторон казаками, я покинул место не состоявшейся, в общем-то, аудиенции.

[1] Песня английской группы The Police, автор текста – Гордон «Sting» Самнер. Если не знаете английского, имейте в виду - вы догадались правильно: песня про даму с низкой социальной ответственностью.

[2] Ложись! (англ.)

Глава 16

Шашлык по-карски и фитиль по-царски

В Московскую контору «Русского акционерного общества граммофонов» стремительно вошёл примечательный посетитель. Был он высок ростом, наголо брит, а под темно-серый пиджак надел кофту вызывающе желтого цвета. Сняв широкополую шляпу, подошел к столику, за которым помещался с интересом рассматривающий визитера клерк – среднего возраста мужчина с залысинами и в черепаховых очках.

– Здрассьте! – сказал, как рубанул, посетитель. – Как я могу найти господина Григория Коровьева?

– Помилуйте-с! – всплеснул руками клерк. – Вам-то он зачем? Или ваша дражайшая супруга теперь грезит исключительно о нём-с? Сочувствую-с!

– Не понял… Какая с-супруга? О чём вы? – оторопел высокий.

– Да как же-с! Третий день, как продаются пластинки – все смели, к слову, новый тираж уже печатают-с, - и третий день дамочки валом: вынь да положь им этого самого Коровьева для немедленного обустройства личной жизни! За Вертинским так не бегали-с, а уж он-то известный любимец публики! И вот вам, пожалте-с: едва одна ушла, так вы теперь-с!

– Нет у меня никакой супруги! А вот вопросы к вашему Коровьеву – очень даже есть!

– Какие, позвольте-с полюбопытствовать? – страдальчески вздохнул обитатель конторы.

– Да простые! Морду набить ему хочу! – громыхнул посетитель, после чего несколько менее уверенно добавил: - а потом выпить.

– И что ж он вам такого причинил-с, что вы теперь к нему столь неласково-с?

– Да стихи мои взял, причем без спросу! И, шельмец, этак повернул, что я сам теперь слушаю и плачу – всю душу, ирод, наизнанку выворачивает!

– А! Так вы поэт-с, молодой человек? Это, знаете ли-с, очень хорошо!

– Я – Маяковский! – заносчиво ответил визитер.

– Ещё лучше, господин Маяковский! – с энтузиазмом откликнулся клерк. – Во-первых, пластинки господина Коровьева в Петрограде писаны-с, так что, полагаю, он и поныне там обретается, хоть его третий день ищут – чтоб новых песен записал, - да всё никак найти не могут. Но главное, всё же, в том, что вы – поэт. У нас, знаете ли, третий день полного ажиотажа! Всем срочно подавай блюз! Моднейшее веяние-с! Знаете ли, у нас тут есть композиторы, которые готовы-с подобное сочинять, да вот беда: поэтов нет таких, чтоб этот самый блю-юз, - он произнес новое слово, старательно вытягивая губы, - верно сложить могли-с. Двое пробовали – шалишь, не то совсем. А вы – смогли, и, между прочим, уже успешны. Дайте-ка… ага, вот она, ведомость. Пластинка с песнею «Себе, любимому» на ваши слова еще вчера-с кончилась во всех магазинах! Так что, господин Маяковский, получается, мне вас сам Бог послал!