Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

Валентин посерел лицом и попятился:

– Не, нельзя мне! Твоя сказала, что пристрелит, если выпью.

– Ириха так сказала? – развеселился Виктор.

– Ага, – подтвердил автомеханик.

– Тогда не будем. Она такая – сказала, так пристрелит, – похвалил подругу Витя и испытал даже некоторую гордость за жену. И заодно за себя, потому как он Ирку уже перестал вроде бояться. Или еще побаивается? Для ясности вопрос Витя замял.

В тени деревьев Летнего сада тихо и прохладно. Что совсем хорошо – трава тут не вымахала по пояс, как на открытых газонах, света здесь траве мало. А нам это в праздник: видно гораздо лучше, что вокруг деется. Но заметно, что тут нет толп. Мы вообще ни одного зомби не видим, разве что в самом начале у Летнего дворца засекли несколько человеческих фигурок, но те интенсивно размахивали руками с автоматами, из чего мы правильно сделали вывод – не зомби. Так и оказалось – знакомцы из ОМОНа. Заняли под шумок резиденцию Петра I, а руками махали – ругались с теми, кто обеспечивал перекрытие Прачечного моста. По диспозиции никаких омоновцев в Летнем дворце не предусматривалось, там как раз должна была устроить себе базу охрана моста.

Ну да, хай стоит громкий, но подозреваю, что ментов отсюда выпихнуть будет проблемно – после дикой теснотищи в расположении они за возможность по парку погулять будут стоять крепко.

До кулаков все же не доходит, а когда к омоновцам еще и подкрепление прибывает (на мое удивление, из двух катеров густо выбирается толпа гражданских, большую часть которых составляют женщины, по-хозяйски начинающие размещаться во дворце), осаждавшие дворец мостовики плюют и идут жаловаться начальству.

– А вы можете в Чайном домике разместиться! – кричит им в спину один из довольных победой ментов.

Видит, что я наблюдаю за этой сценой, и подмигивает. Смысл подмигивания становится понятен, когда мы начинаем аккуратно продвигаться вперед. Вот толковали мне, что радиация выпадает пятнами, этакой «леопардовой шкурой». Теперь вижу, что и другие беды как-то неравномерно распространяются, что ли, – симпатичный павильончик под названием Чайный домик разгромлен, словно тут бабуины резвились, все стекла побиты, двери вынесены, мебель в дрова. И никаких следов зомби – ни пулевых привычных отметин, ни глоданых костей. С чего павильону так досталось и от кого – совершенно непонятно. Причем погром был давно, пылищи на битых стеклах слоем. Поди пойми… Чистое варварство и вандализм, а кто нагадил – непонятно. Вырванный резной подлокотник кресла почему-то сильно действует на нервы. Видно, что великолепное было кресло, сделанное в старые времена не только красиво, но и с глубоким пониманием анатомии и физиологии, с почтением к человеческой заднице и спине, которые будут в этом кресле сидеть, чего сейчас частенько не бывает в дизайнерских креативах. Вот купили мне под Новый год стул в кабинет, вроде и современный, а к концу приема спина воет, про зад и говорить не стоит. Убил бы дизайнеров черто…

Додумать мысль не успеваю, потому как на Марсовом поле начинается пальба в несколько стволов очередями. И тут же над нашими головами совсем близко трещат мелкими хлопочками со странным птюкающим звуком и не менее странным присвистом пули, отчего на нас с шелестом сыплются рваные листья и сбитые ветки.

– Ложись! – рявкают одновременно майор, Ильяс и Серега, да так хорошо рявкают, показывая при этом образцовое выполнение своей же команды, что все, кроме немного растерявшегося Саши, плюхаются на дорожку. Саша получает от кого-то из рядом лежащих пинка под колени и шлепается на то ли Тимура, то ли Леньку [54] . Тут же вспыхивает вроде б как брань, но на ворчуна прикрикивает все тот же Серега. Тихо, слушаем, смотрим.

54

Тимур и Ленька – молодые салабоны; о их появлении в отряде рассказано в предыдущих книгах цикла.

Треск пуль, прошивающих летнюю листву, стремительно удаляется. Теперь мы даже не видим, где это. На нас все еще сыплются рваные листочки. Стрельба заканчивается так же внезапно, как и началась. Ничего не понимаю. И не я один – тут же Саша начинает связываться с теми, кто на Марсовом сидит. Хлопает глазами в недоумении, переспрашивает. Потом громко поясняет всем лежащим вокруг него:

– Это они по вороне стреляли!

– Им что, моча в голову ударила – по воронам лупить? – зло спрашивает Рукокрыл.

– Да говорят, ворона атаковала их беспилотник, – отвечает растерянно Саша.

– И каковы результаты? – спокойно уточняет Серега.

– Самолетик мы потеряли – упал в Фонтанку, ворона ушла из-под огня, – информирует радист.

– Ну, очевидно, умирать полетела, – предполагаю я.

– Молодцы! Так и надо! Хорошо еще нас не зацепили, недоумки, – вставая и отряхиваясь, резюмирует Ильяс.

– Надо будет подать идею командованию за вороньи лапы доплачивать, – подает голос Серега.

– Ага, как в старые добрые времена, – соглашается его приятель. И на вопросительный взгляд молодежи поясняет: – Раньше в охотничье общество принимали, только если сдашь определенное количество вороньих лап. Там, где много ворон, певчие птицы исчезают, в общем, баланс нарушается.

– Ладно, двинули дальше, – говорит майор.

Совершенно неожиданно нам приказано в лучших традициях американского кино – разделиться. Тут три параллельные аллеи, потому мы их сейчас пройдем и проверим – пусто или кто еще дохлый таскается. С нашей брони Енот сообщил, что, покатавшись, убрали около десятка зомби, и больше не обнаружено. Но так как всегда точку в войне ставит пехота, мы должны пойти ножками и дополнительно проверить. Работать автоматами запрещено, только если натолкнемся на морфа, но и тогда смотреть, чтоб не влепить по своим. Расходимся, успеваю по детской привычке раскланяться с памятником дедушке Крылову, он такой же добродушный и даже две свежие отметины от пуль в его кудрявой шевелюре не испортили окруженному роскошным зверьем баснописцу настроение.

Моей группке достается самое открытое место – мы идем по аллейке, что проложена по берегу Лебяжьей канавки. Все время на связи с остальными, посматриваем внимательно, но никого нет. Только поодаль на Марсовом поле видим сидящих на граните бойцов.

– Мы у Кофейного павильона. Все чисто, – квакает рация.

– Мы у Амура с Психеей, – отзывается Саша, посмотрев на большой дощатый домик для скульптур.

– Это кому тут памятник? – спрашивает Тимур.

– Бабьей глупости, – заявляет в ответ Ильяс.

– Ну ты загнул! – вступаюсь я, обиженный такой грубой прозой жизни.

– Якши. А по-твоему, чему памятник? – возражает снайпер.

– Любви.

– Продолжай, продолжай, – поощряет меня примерный семьянин.

– Ну Амур, бог любви, женился на Психее, но попросил ее в качестве основного условия, чтобы она ни в коем случае его ночью не разглядывала. Она же не утерпела и как-то раз полюбовалась спящим мужем, взяв для этого светильник…

– Во-во! А ручонки у нее затряслись, и она дрыхнущего без задних ног муженька облила кипящим маслом из светильника, так? – душевно осведомляется Ильяс.

– Ну да, восхищенная его красотой, она капнула маслом…

– Фигасе! Я же памятник помню, она ему выходит, аккурат, на живот и яйцы плесканула! – огорчается за Амура Саша.

– Во-во! Именно! И он ее выпер, дуру этакую… Так чему памятник? – победоносно заканчивает спор Ильяс.

– Эй, искусствоеды! А ну живо догнали остальных! – рявкает искаженным, но узнаваемым голосом рация.

– Упс, то есть ой! – подмигивает нам в комическом ужасе Ильяс, и мы торопливо шагаем по пустой аллее.

Два лежащих мешками тела. Ни одной цели.

Встречаемся с нашими у бронетранспортера, стоящего почти у входа, там, где Карпиев пруд. Парк чист, можно вообще-то и сворачиваться. У латников в Павловских казармах все штатно, сопротивление незначительное, не то что в Морском госпитале, так что все уже идет к концу.

Ну вот и замечательно. Славно прогулялись.

В общем, мы уже можем и уезжать. Нас придержали не то из-за того, что я как-никак врач, вдруг пригожусь, не то на всякий пожарный – мало ли, морф набежит. Морф не набегает, раненых нету. Как обычно, продуманная операция течет спокойно и планомерно.