Мы из Кронштадта. Встреча

– Да не бойся, мы не кусаемся! Почти никогда. Ну-ка, руку давай сюда, да не насовсем, отдам потом. Что останется. Вот смотрите, палец девочки. Диаметр около девяти миллиметров. И этот палец мы засовываем в окно, образованное отошедшим затвором. Входит? Вправо-влево подвигай. Просторно? А теперь вглубь. Ну и что там?

– Там что-то есть, непонятно что - смущенно говорит Хиросима, обводя глазами своих в поисках поддержки.
– Вот и давай, ноготком зацепи - и вытаскивай, вытаскивай, а мы пистолетик наклоним, чтоб тебе удобнее было.
– И, мало-помалу, из пистолета на свет появляется шоколадка "Алёнка", маленькая, потёртая, но вполне настоящая.
– Ну вот, забирай назад свою руку, бери свой трофей, и скачи к своим. Кто-то ещё сомневается? Что экстрагирование происходит без проблем?

Щёлк-звяк - и "Парабеллум" куда-то исчезает.

Вожатый опять кивает, но смотрит с явной иронией. И опять говорит про точность браунинга. И, явно подначивая собеседника, напоминает, что Парабелл уступает тридцать восьмому.

Это он про Вальтер?

– И снова спорить стану. И снова - ноль восьмой ку-уда как точнее тридцать восьмого. И с тем и с другим опыт длительный есть. И даже если судить в отрыве от опыта, чисто конструктивно – при отдаче изменение положения центра тяжести у ноль восьмого крайне незначительно, так как «большая масса» (ствол, затвор и всё прочее) отходит по горизонтали всего на 8,7 мм. Повторяюсь.

У тридцать же восьмого это дело отъезжает на всю катушку, как у, проше пана, Браунинга. Не за едой будь сказано. Так что центр тяжести гуляет туда-сюда, как бухой. Что сказывается на единообразности удержания изделия. И как следствие, на точности попаданий.

Насчёт же вашей совремённой стрельбы на время (произнесённое именно как "совремённой", с буквой Ё, слово, приобрело, отчего-то, очень глумливую окраску) – ничего не скажу, ибо не в курсе.

Нас, людей старой формации, учили по-другому, стрельба на результат, а переучиваться на седьмом десятке как-то поздно. Тут бы имеющихся навыков не утратить. И так два раза в неделю практиковаться приходится. А на совремённые поделки из высокотехнологично жёваного хлеба переходить, так тут ещё и развитое эстетическое чувство мешает. Ведь Парабелл, он же, кроме изумительных боевых качеств, ещё и красив безмерно, красотою элегантной, изысканной и жестокой. На Глок посмотришь – ну дешёвый ряд китайской барахолки. Да ещё и за руки щипаться норовит. Но вот насчёт Маузера я с Вами, батенька, категорически согласен. Из него только в белый свет и можно попасть, и то с третьего выстрела – мягким ручьем льет речь оружейный гуру.

– Вот сейчас было обидно! – встреваю в разговор и я.

Мастер оружейки пожимает грустно плечами, пытаясь изобразить на своей ехидной физиономии раскаяние – но получается прямо сказать не очень. Двигается он так, что вспоминаются некоторые знакомые, характерные движения-то, хотя и огрузнел видно.

– Приятно послушать действительно разбирающегося. Что ж, признаюсь – подловили, ну не люблю Р 08, в том числе и из-за наклона рукояти. Люблю Браунинги – поясняет окружающим его детям вожатый.

– Ну, любовь – не картошка, не выкинешь в окошко. Дело такое. Уважения достойно. У мню Хай Пауэр есть старый, с курами ещё. И с секторным прицелом. Лежит, успехом среди меня не пользуется. А наклон рукояти плюс короткий и мягкий спуск у Парабелла – это же самый цимес и есть! Для хорошей стрельбы, в том числе навскидку и из неудобного положения. Тьфу, всё, затыкаюсь, а то опять понесёт – осекает свою речь оружейник.

Енот хмыкает:

– Каждый советский ребенок резал для игр из доски Люгер и ТТ. Первый – красиво, второй – «Родина за нами» . Но для ТТ я выбрал плашку выдержанного дуба, мда. Получился жыырный 1911… Хотя я тогда этого и не знал…

– И все равно про Маузер – печально и обидно – говорю я.

Мастер оживляется, берет очень нежно старый пистолет, мягко выщелкивает его из кобуры и начинает: – Во! По существу. Поясняю:

Героический Маузер был сконструирован таким образом, что вся масса оружия была сосредоточена сильно впереди рукоятки. И центр тяжести тоже где-то там болтался. Из-за чего стрелок, просто удерживая сей, весьма тяжелый, предмет в хилой ручонке, был вынужден прикладывать изрядную силу, направленную вверх и осью вращения имеющую запястье.

В качестве образного сравнения могу предложить держание перед собой на вытянутой руке за ручку полуторалитровой кружки с пивом. Подержишь, подержишь, смотришь, а запястье уже ломит. Так вот, по забавному совпадению оказалось, что отдача при выстреле действует в том же направлении, в котором стрелок свой Маузер уравновешивает. И оттого, при выстреле стрелок с отдачей вдвоём зело подбрасывали пистоль вверх. К тому ещё, патроны у сего чуда инженерной мысли находились тоже впереди, и израсходование каждого из них слегка смещало центр тяжести пистолета. То есть стрелок, как бы, после каждого выстрела имел в руке пистолет слегка другой, чем во время предыдущего выстрела.

Трудно к такому приловчиться. Только если коробку пристегнуть. Что, в общем-то, и делали, если позитивный результат достичь надо было. Но в армию Маузер так и не взяли. Ни в одну. Оттого-то и стали впоследствии размещать патроны в рукоятке, и стараться располагать центр тяжести пистолетов примерно в том месте, где средняя линия рукояти пересекает среднюю линию кожуха-затвора. Единообазие удержания оружия блюли. Как могли.

– А что же ваш "Парабеллум" выпускать перестали, раз он такой замечательный? И конструкция никем потом не использовалась, а? У него же и ствол жопкой не вертел, да? А что он делал?
– детки наперебой кинулись на помощь своему вожатому.

– Система запирания, реализованная в Парабелле, как и в пистолете Борхардта, пулемёте Максима, а также, в принципе, в винтовке повторительной стрельбы со скобой Генри, не нашла своего продолжения, естественно, из-за происков империализма. Набежали, понимаешь, империалисты, и давай орать: дорого, затраты материалов, затраты человеко-часов, квалификация персонала, необходимая точность станков!

Так и похоронили прекрасный пистолет. Зато пластмассовый Глок – само то. Дёшево, уродливо и сердито. Ну, и про жопки. Есть категория пистолетов, называется системы со сцепленным затвором. Там ствол и затвор крепко держатся друг за друга до тех самых пор, пока пуля не покидает ствол, нетактично толкнув его, ствол, назад законом сохранения энергии на прощание. Так вот, будучи толкнут назад, ствол назад и движется, по пути размыкая дружеские объятия с затвором.

И вот траектории движения ствола были придуманы разные. Некоторые движутся прямо и гордо, как ствол пушки на его амортизаторах. Это Маузер 96, Борхардт 93, Парабелл, Вальтер 38, Беретты начиная с 91 (которые суть Вальтер 38, технично упёртый итальянскими дизайнерами у побеждённых союзников и слегка переработанный).

Есть стволы, которые буквально выкручиваются из потных объятий затвора. Вращением против часовой стрелки в горизонтальной плоскости. Это Штайр 1912 как пример.

А есть системы, где ствол настолько покрыт затвором, что для рассоединения ему приходится отползать назад, одновременно задирая нос и поджимая жопку. Иначе не отпустят. И только когда жопка максимально поджата вниз, затвор милостиво отпускает ствол и едет себе дальше назад один. Такую систему придумал Браунинг. И где ея только нет с тех пор...

– Прям поэма, я вроде как целый том про устройство пистолей прочитал. А то на профильных сайтах все эти «короткий ход» и «перекос ствола» для гуманитария не сильно калорийно – признаю я. Не, так-то кое-что слыхал – но тут доходчиво получилось и наглядно – пистолет словно живой в руках у громилы этого показывает все выговариваемое. – Добавлю про С 96. Держать эту «ручку метлы» вельми неудобно из-за формы рукояти и предохранительной скобы. Да и разборка/сборка с отвёрткой и бубном... – куп де гра от вожатого.