Мы из розыска…
Шрифт:
— Спасибо за помощь, у меня к вам последняя просьба.
— Слушаю.
— Скажите, есть ли на столе предмет, который остался от блондина?
Официант подошел к столу. Утехин не отставал. Швейцар как стоял, так и остался стоять на старом месте, внимательно вслушиваясь в разговор. Андрей отметил и это.
— Эти приборы его…
— Чашка?
— Да.
— У вас бьется посуда? Такое бывает?
— Конечно, бывает. Но тогда мы сами оплачиваем или берем с посетителей…
— Эта чашка разбита! — Андрей взял ее за ручку и аккуратно отставил в сторонку. — Сколько с меня?
— Копеек пятьдесят, но
Утехин достал из кармана рубль и положил перед официантом:
— Полтинник за чашку, которую я забираю с собой, и на остальное пачку сигарет… Поздно, — извинился он, — больше купить негде…
— Как вам будет угодно… — Официант вынул из кармана и отдал пачку «Явы» и ушел.
Утехин подошел к швейцару, держа в руках чашку. Тот смотрел на него с недоумением — столько лет проработал в ресторане, но чтобы покупали грязную кофейную чашку, видел впервые.
— Сейчас мы одни, хотите что-нибудь сообщить?
Швейцар замотал головой.
— А почему направляли меня к гардеробщику? Что он мне должен был сказать?
Швейцар упорно молчал.
— А если я временно забуду про Массандру, коньяк и шампанское?
— Я и так сказал лишнее… — нехотя выдавил из себя швейцар.
— Ну! — резко, отрывисто скомандовал Утехин. — Полминуты на размышление! — Он взял его за лацкан пиджака. — Быстро говори, мерзавец…
Швейцар не ожидал такого поворота дела. Отступать было некуда. Но и говорить не хотелось… Возле дряблой щеки оказалась твердая и жесткая рука оперативника, воротник начинал душить, сжимать горло…
— Внучатая племянница… — с хрипом выдохнул он, и сразу же дышать стало легко и свободно.
— Молодец! — коротко бросил Андрей и пошел по лестнице с кофейной чашкой в руке.
Едва усевшись на переднем сиденье, Андрей закурил сигарету. Буренков, дремавший до появления Утехина, встрепенулся и сразу же завел мотор:
— Куда теперь?
— К криминалистам, на Петровку.
— Видать, сдвинулось с мертвой точки?
— Как сказать… Пока одни наметки, ничего определенного… Блуждаем в потемках.
— А чашка? Зачем она?
— Дорого бы я сейчас дал, чтобы на ней оказались отпечатки пальцев. Еще дороже, если бы они оказались в памяти умной машины…
— Напали на след?
— Твои бы слова, Леха, да богу в уши! — Утехин взял трубку радиостанции и вызвал дежурного.
— Слушаю, сто пятый, — гораздо быстрее, чем раньше, отозвался Мельник. — На приеме!
— Нужна помощь — «установка» на гражданина Филимонова Андрея Сергеевича, рождения тысяча девятьсот двадцать четвертого года, гардеробщика ресторана «Прага». Где проживает? Где живет его внучка по имени Алена? Прием!
— Понял, сделаю. Морозов просил передать — альбомы ничего не дали, Михалев никого не видел.
— Где старик?
— Отвезли домой его и художника.
— Спасибо. Буду через полчаса. Если что срочное — на приеме.
— Хорошо, сто пятый. Конец связи…
Утехин с наслаждением откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и собрался подремать. Глаза слипались сами собой. В животе урчало от голода.
«Спать, спать, спать… — мысленно приказывал Андрей. — Это необходимо для
дальнейшей работы…»Спать он научился в любом положении: стоя, сидя, полулежа. Даже в транспорте, когда это было необходимо, Утехин переключался на сон. Стоило закрыть глаза и твердо приказать себе, как он засыпал. Просыпался минут через десять-пятнадцать, совершенно отдохнувшим. Дома в спокойной обстановке все было не так просто — неизвестно откуда приходили мысли о работе. Они вертелись, роились в мозгу, рождали версии поведения, розыска, которые приходилось тотчас обдумывать, пока не вылетели из головы, и сон пропадал. Андрей не относился к числу счастливчиков, которые просыпались на том же боку, что и засыпали.
С Петровки возвращались во втором часу ночи. Криминалисты быстро поняли свою задачу и обещали сообщить результат по телефону. Радости на их лицах Андрей не приметил — кому срочная работа посреди ночи в удовольствие?
В который раз промелькнули за окном машины огни в окнах родного дома, и через минуту, скрипнув тормозами, она остановилась у отделения. В кабинете Морозова на стуле покачивалась помятая личность неизвестного пола. Одежда ничего прояснить не могла — яркие цвета ткани, балахонистый свободный покрой, обтрепанные клетчатые брюки, тесно стянутые у щиколоток тесьмой. Сальные волосы скрывали лицо, и понять, какого пола клиент находится в «гостях», было невозможно. Рядом с ним на краешке стула сидел паренек лет двадцати, в очках, похожий на студента.
— Кто такие? — Утехин присел к столу, на котором лежали блестящие коробочки-стерилизаторы из нержавейки.
Морозов прошелся по кабинету. Андрей заметил, что с тех пор, как они не виделись, его лицо приобрело какой-то тусклый желтоватый оттенок. Склонив голову, Морозов попыхивал папиросой.
— Посмотри на их руки — вен не найти. Исколоты все! — Нагнувшись, Морозов достал из-под стола урну и выбросил погасшую «беломорину». — Смотришь на них и не знаешь, плакать или смеяться…
— Что так? — Андрей подошел к патлатому существу и взял его за рукав.
Неизвестнополая личность проявила неожиданную агрессивность. Мотнув головой, она разметала по плечам давно немытые волосы: на старушечьем, изможденном, с глубокими морщинами лице ненавистью горели молодые, пронзительно-синие и совсем не выцветшие глаза. Послышался треск ниток — наркоман вырвал руку.
— А пошел бы ты… — выругался он. — Тоже мне, нашелся смотритель. У своей жены гляди!
— Цыц, паразит! — прикрикнул на него Морозов. Тот как-то неестественно дернулся, будто у него не все было в порядке с координацией движений, и резко отвернулся к стене. Морозов посмотрел на Андрея и бросил мимоходом:
— Не связывайся с ним. Посмотри лучше на их оружие, — он кивнул на белые коробочки, шприцы, иглы, ампулы. — Жаль, Листвянников смылся, а то бы всех застукали.
— Ампулы откуда? Запайка заводская, клеймо фирменное…
— Найдем Листвянникова — спросим. Эти пока молчат, не понимают моих вопросов, словно на разных языках говорим…
При этих словах «студент» судорожным движением поправил очки и быстро взглянул сначала на Морозова, а потом перевел взгляд на Утехина.
— Простите, — сказал он скороговоркой, — но я недавно… — что «недавно», он проглотил. — Честное слово, больше не повторится. Только третий раз пробовал…