Мы ничего им не должны!
Шрифт:
– У нас в таких случая говорили – "меньше знаешь, спокойнее спишь"! – Жаверу фламандец порядком надоел со своей бесконечной болтовней и следовало поставить наконец точку в этой беседе.
До поездки оставалось всего ничего – однин час. За это время комиссар собрал в дорогу кое-какие вещички, из них самое ценное: толстую казенную папку, откуда можно было бы почерпнуть необходимую для розысков информацию. Аппарат министра полиции Фуше поработал на совесть собрав массу сведений, полезных и не очень. От себя Жавер добавил только вырезанный из газеты портрет русского унтер-офицера. Мелочь конечно, но для парижских филеров
Конечно, думал он, это черная полоса, но она минует – 100 тысяч франков уже видны на горизонте. Что ни говорите, а вся судьба – в его руках, он полный властелин ее. Он упорно цеплялся за эту мысль, хоть в глубине души сомнения были и весьма значительные. Но Жавер все-таки ехал и спешил.
Погруженный в думы, он стегал лошадь, которая бежала хорошей мерной рысью, делая две с половиной мили в час. По мере того как кабриолет ехал, человек чувствовал, что внутри его что-то с силой тянет назад. К полудню он выехал в открытое поле, город остался далеко позади. Он смотрел, как белел горизонт, смотрел, ничего не видя перед собою, на холодные картины осеннего дня. Помимо его воли, в силу какого-то чисто физического чувства, эти черные силуэты деревьев и холмов прибавляли к мятежному состоянию его души что-то сумрачное и роковое.
Всякий раз, как он проезжал мимо уединенных домов, встречавшихся вдоль окраины дороги, он думал: ведь живут же здесь люди, которые теперь спят спокойно. Мирная рысь лошади, бубенчики хомута, стук колес о мостовую производили убаюкивающий монотонный звук. Все это прекрасно, когда человек весел, но кажется мрачным, когда он грустен.
Вот уже и сумерки, в дороге время летит незаметно. Жавер остановился перед постоялым двором, чтобы дать передохнуть лошади и покормить ее. Требованиями фламандца пренебрегать не стоило, по меньшей мере сейчас. Необходимости гнать во весь опор не было, по рассчетам он в любом случае должен опередить злоумышленников как минимум на сутки.
Лошадь была, как говорил Скоффлер, из мелкой, но жилистой породы Булоннэ – с большой головой, толстыми боками, короткой шеей, но вместе с тем широкой грудью, широким крупом, тонкими, суховатыми, но сильными ногами. Эта порода некрасива, но на редкость крепка и вынослива. Доброе животное сделало пять миль за два часа и нисколько не было взмылено. Комиссар не слезал с тильбюри, а лишь жестом подозвал конюха из числа работников постоялого двора. Мужик, принесший овес для лошади, вдруг нагнулся и стал рассматривать левое колесо.
– А далеко ли вы так скачете? – спросил он.
– Тебе какое дело? – грубо ответил Жавер. Его оторвали от размышлений, одной ногой комиссар уже был в Париже и строил планы на будущее.
– Издалека приехали? – продолжал конюх, не обратив внимани на недовольство клиента.
– Я сделал пять миль.
Конюх опять нагнулся, помолчал, не отрывая глаз от колеса, и поднял голову и посмотрел на "большого господина".
– Вот колесо, которое проехало только что пять миль, не спорю, да только скажу вам, что теперь оно уж наверное не в состоянии будет выдержать и четверти
мили.Комиссар поспешно слез с кабриолета. как только до него дошел смысл сказанного.
– Врешь мерзавец, да быть такого не может!
– А то говорю, что чудеса еще, что вы проехали пять миль и не свалились вместе с лошадью в какой-нибудь овраг. Посмотрите сюда сами!
Колесо действительно было сильно повреждено: расколоты две спицы и сломана ступица, у которой почти выскочила гайка. Неприятно, но пока не смертельно…
– Нет ли тут поблизости каретника, любезный? – спросил он конюха, смненив гнев на милость.
– Конечно есть, сударь.
– Сделайте одолжение, сбегайте за ним.
– Да он в двух шагах. Сейчас… вон рядом… Эй, дядя Бугальяр!
Дядя Бугальяр, каретник, стоял на пороге своего дома. Он быстро пришел на зов, осмотрел колесо и скорчил гримасу, как хирург, свидетельствующий сломанную ногу.
– Можете вы тотчас же починить это колесо? – осведомился Жавер.
– Как же, сударь.
– А когда я могу ехать?
– Завтра.
– Как завтра?! Да тут работы на пару часов!
– Какое – целый день уйдет. Разве вы куда спешите?
– Очень! Мне надо пуститься в путь через час, не позже.
– Невозможно, сударь.
– Я заплачу сколько надо!
– На сегодняшний день и думать нечего. Надо приделать две спицы и поправить ступицу. Почитай как новое колесо сделать – столько же трудов. Вы сможете ехать не раньше завтрашнего дня.
– Но мое дело не терпит до завтра. А если вместо того, чтобы чинить это колесо, его заменить другим? Ведь вы каретник?
– Так точно.
– Не найдется ли у вас колеса на продажу? Я мог бы отправиться в путь тотчас же.
– У меня нет сейчас готового колеса для вашего кабриолета. Колесо нелегко подобрать, надо пару.
– В таком случае, продайте мне пару.
– Ну, сударь, не все колеса приходятся впору ко всем осям.
– Все-таки попробуй, за ценой не постою!
– Напрасно будет. У меня есть на продажу только колеса для крестьянских повозок.
– А нет ли у вас кабриолета напрокат?
Каретник с первого же взгляда узнал, что тильбюри наемный. Он только пожал плечами.
– Нечего сказать, славно вы отделываете экипажи, которые нанимаете! Кабы у меня и был кабриолет, и то я бы его не дал вам.
– Ну, так продайте, я готов дать хорошую цену.
– Говорят вам, нет у меня.
– Как! Нет никакой таратайки? Вы видите, я неразборчив.
– Мы ведь живем в глуши. Правда, есть у меня там в сарае старая коляска, принадлежащая одному буржуа. Он дал мне ее на хранение и употребляет ее в дело раз в месяц. Я бы вам дал ее – мне все равно, да только надо, чтоб буржуа не видел, как вы проедете мимо. А во-вторых, это коляска и потребуется пара лошадей.
– Я найму двух почтовых лошадей.
– Куда же вы едете, сударь?
– В Париж.
– И хотите добраться туда завтра?
– Конечно.
– На почтовых лошадях?
– Отчего же нет?
– Ну-с, взяв почтовых лошадей, вы придете в Париж не раньше как послезавтра. На станциях проволочки и все лошади заняты извозом. Теперь не сезон, много поездок и лошадей берут отовсюду, даже с почты. Вы прождете, по крайней мере, часа по три, по четыре на каждой станции. Да и потом тащатся шагом, больше с них не выжмешь. Много приходится ехать в гору.