«Мы одной крови». Десант из будущего

– Нам бы двигаться. Время…

– Опергруппа, встать! – совершенно иным, командным тоном рявкнул иезуит-майор. – Бегом марш!

Километров пять пролетели на одном дыхании. Злость – допинг действенный, особенно когда начальство над тобой куражится и послать его ну никак нельзя. Личный состав порядком обозлился. Трофимову, мало что понявшему, конечно, тяжелее приходилось, но рацию у него старлей забрал, и Леха на ногах держался. Вели группу то сам майор, то Коваленко – маршрут проработали тщательно. Женька и сам понимал, как идет группа, не заблудился бы, хотя скорость бы ощутимо подрастерял.

…Опять болото, в сапогах чавкало гуще – шли быстро, не особенно разбирая дороги и держась подальше от тропинок. Форсировав Тулоксу, группа обогнула хуторок Сяндеба. Где-то здесь был стык участков ответственности финской Ладожской бригады береговой обороны и 15-й пехотной бригады. Но эти детали сейчас были неважны – главное, проскочить, не наткнуться.

…Светлые сосны, снова кочки, вздохи топкой почвы, свободные камуфляжные штаны и бриджи под ними облепляют ноги веригами тяжкими, облако комарья звенит…

Далеко за спиной громыхало. Там озеро, десант, бой разгорается… Ох, господи, вода там чистая, а комаров почти и нет…

В 14.25 началась выгрузка второго эшелона десанта. Финны пристрелялись, точно клали мины у берега и у наскоро сооруженных причалов. Напряженно работали катера и катерные тральщики, непрерывно отсекая высадку дымовыми завесами. На суше тоже не терялись: удачно зажгли дымовые шашки – ветер дул с берега, и тендеры и мотоботы сновали в коридоре, непроницаемом для финских корректировщиков огня. Порядок высадки соблюдался: транспорты делились на три группы, каждый корабль обозначался сигнальным флагом, и командиры высадочных средств четко забирали десант «своего» номера.

Но и сложностей хватало. Сгружать пушки и машины на хлипкие мостки было сложно, баржа с боеприпасами к берегу подойти не смогла, и на челночные рейсы тендеры теряли уйму времени.

Десант уцепился. Дымы прикрывали, финнов уже отбросили от уреза воды, и огонь вражеских пулеметов не доставал район высадки. Подошедшая финская пехота при поддержке бронепоезда дважды пыталась атаковать, но была отбита. Развернувшись в боевой порядок, десантники контратаковали, перехватили железную дорогу и шоссе. Были захвачены три пушки, трактора и автомашины…

* * *

– Отдохнули? Полежали? Пора и честь знать.

Лично переводчик Земляков отдохнуть не успел.

Группа лежала под песчаным обрывчиком. Журчал хрустальный ручеек – хотелось сунуть потную искусанную рожу в холодную воду, прополоскать рот. Но еще больше хотелось лежать и вообще не шевелиться. Хоть еще секундочку. Загнали товарищи командиры…

Коваленко сидел наверху, у березы, – охранял вымотавшийся личный состав. Да, спортсменов здесь мало. Вот откуда у Лешки силы берутся? Да и Мариша тоже чуть жива. Тут тренируешься ежедневно и продуманно, да и то язык на плечо свесил. Ладно Торчок, ему, кривоногому, по кочкам скакать самое то…

А Попутный уже стоял на ногах, чистил веточкой сапоги измазанные и умолкать явно не собирался.

– Ничего, еще минутку полежите. Эх, физподготовка у вас не та. Да я понимаю – тяжелое время. Разруха, неурожаи, долгоносик, врагами засланный. Агрономия не на высоте. Ничего, товарищи, все наладится. Вот помяните мое слово – мы хлеб и мясо еще спихивать на экспорт будем. В Африку и Аравию там разную. А самим придется от ожирения лечиться.

Торчок что-то промычал.

– Не верите? – обиделся майор. – Да вы на Евгения не смотрите. Он невестой и университетской учебой замучен. У нас стандарт комплекции вроде как у меня или старшего лейтенанта. Здоровяки! Старший лейтенант, между прочим, на чистом рыбьем жире вскормлен. Да там у него, в балтийском анклаве, даже курей рыбьей мукой вскармливают. Дешево, калорийно, удобно. И никаких карточек. Хоть ужрись той курой тресковой. Потом на воды в Швейцарию или, к примеру, в Турцию поезжай, лечись, приводи печень в порядок. Хотя и от крепости желудка многое зависит. Вот наш Валерий Сергеевич, к примеру…

– Товарищ майор! – не выдержал наверху старлей.

– Коваленко, вы на посту или я именно для вас радиоточку изображаю? – ласково осведомился у невидимого часового Попутный. – По прибытии на базу доложите начальству. Полагаю, придется вам ремонтом казарменного санузла заняться. Там у вас дозатор шампуня барахлит, да и биде пора бы поменять.

– Вот сука! – отчетливо сказала Шведова.

– Это ты, девушка, кому? – с любопытством уточнил майор.

– Это я про кур ваших рыбных. Их только собакам бродячим жрать. – Старшина оперлась о винтовку и плечо Торчка, встала. – Так, говорите, пора, товарищ майор?

Они шевелились. Сами. Леха, которого так и кривило набок, коренастый ефрейтор с тяжело набитым вещмешком. Девушка с лицом, вновь опухшим от комаров и слез, которых не замечала. Они ровно три года живут в войне. И еще почти год будут жить. До следующего мая. Если, конечно, доживут.

Майор, не оглядываясь, уходил кромкой болотца. Автомат под рукой, капюшон накинут – вот же гад неутомимый. Вытягивалась цепочка опергруппы. Съехал с обрывчика Коваленко.

Женька ковылял, дожидаясь, когда одеревеневшие ноги оживут. Потихоньку начали гнуться, Земляков догнал скрюченного радиста:

– Л ex, давай-ка мне диск запасной.

– Да, товарищ лейтенант, вы и так все у меня забрали.

– Давай-давай, на месте сразу верну. А мне для равновесия пригодится.

К озерцу вышли. Песок под ногами почти ровный, плотный, удобный. Лешка неуверенно оглянулся.

– Да спрашивай, пока никто не слышит, – пробормотал Женька.

– Если как бы представить… Ну, предположить в принципе. Про карточки и заграницы майор загибает?

– В общем-то, нет. Насмешничает, конечно. Но по сути, правда. Только знаешь, счастья нам это изобилие не добавило. Народ недоволен. И тем, что дороговато, и вообще…

– Сажают? Вредителей много?

– Фиг его знает. В смысле, за вредительство уж точно очень немногих гребут. Вот дураков по пьяни, за воровство, за иное жульничество – этих хватает.

– Странно, – сказал радист. – Карточки отменили, жить можно, а не живется. Еще война будет?

– Так, локальные. По окраинам, – Женька вздохнул. – Большая, может, и будет, но в будущем. А ты о репрессированных… Сидит кто из родных?

После паузы Леха пробормотал:

– Если честно, не знаю, товарищ лейтенант. У бати брат был, дядька мой. Комбриг, орденоносец. Сгинул в 38-м. Вместе с семьей. Тетя Вера, сын их, тезка Лешка – на год меня старше. Мы к ним в Одессу в гости ездили. Отец через год письмо в органы написал. Ответили уклончиво – мол, местонахождение неизвестно. Комбрига и неизвестно? Не верится как-то. Может, спросите майора вашего? Он, кажется, все про всех знает.