Мы - пионеры, дети рабочих

Нет, работать в первый, один из пяти, драгоценный день отпуска, мне, по-видимому, не было суждено.

– - Правее. Вместе, вместе тяните. Забивай, забивай...

День, скорее всего, был потерян бесповоротно и окончательно. На соседнем участке, за забором, на моих глазах разбивался палаточный лагерь. Человек десять в рубашечках со столь печально знакомыми мне галстуками и пилотками, таскали металлические трубки, молотки, и, стена к стене, возводили все новые палатки.

– - Четыре, пять,-- Черт побери! Я насчитал пять палаток, и почувствовал предательскую головную боль.

Отряд, строиться!
– - неожиданно рявкнул долговязый парень.

– - Смирнаа!

Приготовиться к подъему флага!

– - Па-ра-ра-ра -- ра-ра!
– - пропел горн. Впрочем, флаг застрял, недоехав до вершины, видимо, зацепился за сучок.

– - Скауты...
– - Долговязый откашлялся.
– - К библии! Сегодня мы читаем отрывки из книги Генезиса, страница пятьдесят три.

– - И испепелю тебя и города народа твоего небесным огнем!

– - Скаут Джаоронг!

– - Я!
– - Толстенький мальчик в очках вытянулся по стойке "смирно".

– - О каком народе идет речь?

– - О ревизионистах и предателях с севера, погрязших в грехах и коррупции. О тех, кто примазался к коммунистическому движению, но, на поверку , оказался лживым шакалом.

– - Правильно, скаут Джаоронг! Что говорил о них великий председатель Мао?

И тут очкарик разразился длинной цитатой на китайском языке.

– - Скауты! Равнение на знамя!
– - Рявкнул старший брат.

– - Ра-ра-ра, ра-ра, ра-ра!
– - Раздалась громкая речевка, я уже не разобрал, по-английски или по-китайски. Чем угодно клянусь, она мне напомнила как две капли воды стихотворение "Кто шагает дружно в ряд, пионерский наш отряд".

Но когда два долговязых подростка в шортиках и галстуках с важным видом пронесли мимо стоящих под звездно-полосатым флагом и отдающих пионерский салют детей красно-звездчатый китайский флаг, я потерял чувство реальности.

– - Идиоты, -- я тихо застонал.

– - Ра-ра-ра-ра, ра-ра -- ревело за забором.

– - Эй, -- в отчаянии взревел я.
– - Скауты! Побойтесь Бога и председателя Мао!

– - Ра-ра-ра-ра, ра-ра, -- речевка вяло скисла.

– - Мама!
– - Замычал старший скаут.
– - Сосед нам мешает.

– - Эй, мистер, -- в поле моего зрения появилась пожилая женщина.
– - В чем дело?

"Хунвейбинка" -- мгновенно понял я.-- Извините, -- я попытался быть вежливым настолько, насколько мог.
– - Вы бы не могли заниматься всем этим немного потише...

– - Почему это?
– - Хозяйка перешла в наступление.
– -Вам должно бы быть стыдно! И вообще, как вы смеете мешать нашим детям?
– - Слово "нашим" было нарочито подчеркнуто.
– - Кстати, мистер, это - наша частная собственность. Если вы посмеете еще раз нас побеспокоить, мы вызовем полицию.

– - Извините, я собственно, -- мне стало неловко и противно одновременно.
– - Нельзя ли... Ну хоть немного потише.

– - Нельзя!
– - Хунвейбинка развернулась ко мне спиной и оскорбленно вошла в дом.

– - О, Господи, -- взревел я.
– - Нет мне спасения. Почему я попал в эту сумасшедшую страну непуганных идиотов? Почему эти плоды культурной революции живут в собственном доме, разводя всякую социально-незрелую ересь? За что караешь ты меня?

– - За грехи, -- ласково пропел внутренний голос, и я понял, что вдохновение ко мне сегодня уже не вернется. По этому поводу я решил окончательно погрязнуть в грехах, и поехал к любимой девушке, у которой задержался до пол-второго утра. Вернулся я домой пахнущий коньяком, в мятой рубашке и совершенно вдохновленный, сел за письменный стол, и, поглядев на рукопись, почему-то оказался в длинном школьном коридоре из моего детства.

Снилось мне детство, причудливым образом смешанное с отротчеством и юностью. Меня исключали из состава пионерской организации за употребление коньяка и курение в школьном туалете. Нет, курить я курил, признаюсь, но вот коньяка в те годы не употреблял, разве что портвейн "Три семерки". Вот уже выстроились в ряд пионеры, презрительно смотрит на меня директриса, она поджала губы и сейчас...

– - Погодите, -- смеюсь я.
– - Я уже взрослый. Более того, я живу в Америке и вы меня исключать не имеете никакого права. С курением, правда, у них и здесь проблемы, но, честное слово, я курю только у себя в садике и в автомобиле. Я понимаю, что отравляю окружающую среду, но...

– - Ха-ха-ха, -- смеются пионеры.

– - Честное слово, я здесь уже несколько лет. Не верите - посмотрите, за углом моя машина стоит, вот ключи. Разве в наши времена у советских граждан были такие машины?
– - Аргумент этот представляется мне убийственноубедительным, и я радостно усмехаюсь.

– - Ты, -- директриса задыхается от негодования.
– - Ты продался империалистам. За тряпки, за Кока-Колу! За автомобиль! За пачку сигарет "Кэмел"! Позор!

– - Да не курю я "Кэмел". И причем здесь Кока-Кола? И вообще, вас давно нет!
– - протестую я.
– - Вы выросли. Многие даже погибли, кто в Афганистане, кто в более поздние времена. Генка Захаров, например, его в Афгане убьют. И Сережку Гаранова тоже. А Мишу Шестова конкуренты положат в девяносто третьем. Человек пять из вас в Америке будут жить. Даже председатель совета отряда Игорь Костиков будет жить в Америке, я его там видел, в супермаркете! Честное пионерское!

– - Игорь, это правда?
– - Директриса сурово смотрит на него.
– - Как ты мог так поступить? Где твоя пионерская совесть?

– - Я больше не буду, Татьяна Семеновна, клянусь!
– - всхлипывает Игорь и подносит к губам золотой горн.

– - Па-рарара! Ра-Ра!
– - Трубит он.
– -Па-рарара! Ра-Ра! Подъем!

Я недовольно поежился и обнаружил, что заснул за письменным столом. Правая рука затекла и меня совершенно не слушалась. К тому же, болела голова и пересохло в горле.

– - Па-рарара! Ра-Ра!
– - Услышал я, только на этот раз наяву. Звук горна, как мне тогда показалось, способен был разбудить мертвеца.

– - Господи, который же час, -- я побрел к кровати.
– - Шесть пятнадцать утра....

На улице светало.

– - Надо меньше пить. Фу, как неловко, -- я вспомнил вчерашний вечер и бесконечные банальные глупости, которые я нес под шафе. Впрочем, моей девушке, кажется, это нравилось, по крайней мере у меня до сих пор в ушах стоял ее неповторимо-женский смех.

– - Па-рарара! Скауты, к утренней линейке будьте готовы!

– - Всегда готовы -- рявкнул хор детских голосов.

– - Равняйсь.... Смирно.

– - Господа Бога душу мать...
– - Я завернулся с головой в одеяло, пытаясь избегнуть звуков американского гимна. Звуки эти, усиленные мощными колонками, сотрясали хлипкие стены моего домика и проникали в мой мозг сквозь фундамент и матрасные пружины.

– - А это что такое?
– - Мелодия сменилась, и вспомнились мне поле в липкой, размокшей глине, гнилые картофельные клубни, усталые студенты и издевательская песня: