'Мы пойдем впереди с красными флагами'...

— Нехорошо, Вовикъ… Нехорошо! Какъ же вы пойдёте въ атаку? Какъ же пройдете вы сквозь стну заградительнаго огня?

— Но, папа! Если нужно, мы пойдемъ впереди съ красными флагами!

III

Съ красными знаменами, съ большими плакатами съ надписями: «земля и воля», «война до побднаго конца», «война за свободу народовъ» они пошли на войну.

Гремла впереди марсельеза, и народъ густою толпою съ криками «ура» провожалъ ихъ.

«Товарищи, не забывайте насъ», — колыхался большой красный плакат надъ срою толпою солдатъ.

— Не сумлвайтесь, товарищи, не забудемъ!.. Заключайте, товарищи, скорича миръ, да и шабашъ, повоевали и довольно… — кричали изъ толпы.

Въ рядахъ маршевой роты шелъ смутный гомонъ, курились огоньками папиросы, летла шелуха подсолнуховъ, и въ этой толп солдатъ, такъ же одтый, какъ и они, шелъ Вовикъ. Онъ старался отыскать въ толп свою мать, Нелли и Долли, стараго генерала, еще и еще разъ обмняться съ ними взглядами, полными любви и ласки, и за толпою не находиъ ихъ.

А они шли рядомъ. Двочки впереди, а за ними генералъ съ женой, и они искали въ солдатской толп милое лицо своего обожаемаго сына.

Какой-то извозчикъ, стоя на козлахъ своей пролетки, посмотрлъ на генерала, потомъ на солдатъ, окруженныхъ толпою, и, захлебываясь отъ восторга, воскликнулъ:

— Вотъ этимъ во фронтъ становиться, а не генераламъ, чортъ ихъ дери совсмъ! Ахъ, ну и молодцы! Ей-Богу, правда! Эти побдятъ! Ну и молодцы! Ахъ, чортъ его возьми совсмъ, на гармоник какъ жаритъ. Ну, право слово, народъ! Настоящiе ерои!.. И офицера съ собою въ ряды поставили. Иди, молъ! Небойсь! Назвался груздемъ, ползай въ кузовъ… А офицеръ моло-оденькiй…

И шумнымъ потокомъ мимо остановившихся трамваевъ шла по Загородному проспекту эта толпа, и изъ трамваевъ имъ махали платками и кричали «ура»!..

IV

— Они не хотятъ учиться, — тихо, почти шопотомъ, сообщилъ Вовикъ своему товарищу Гагарину.

— Да, и у меня рота не вышла.

— Говорятъ, не зачмъ учиться. Вчера бгать заставилъ. Пришелъ комитетъ, сказалъ, что рота считаетъ это издвательствомъ надъ ними. Воевать будутъ, а учиться не станутъ.

— У меня, Вовикъ, хуже. Мн прямо говорятъ, война кончена, и учиться не для чего. «Какъ же, говорю имъ, война кончена, кто вамъ это сказалъ? «- «Немецкiе солдаты, говорятъ, намъ такъ сказали. Мы къ ним ходили, они и сказываютъ: вы положите ружья, и мы положимъ, вотъ тогда миръ и будетъ».

— Ужасъ!..

Это слово они произнесли впервые. Въ темной землянк, затерявшейся среди лабиринтовъ окоповъ, они первый разъ сознали свою великую отвтственность передъ Россiей и передъ армiей.

Они говорили шопотомъ. Они знали, что за ними въ сто паръ глазъ слдятъ ихъ люди, подслушиваютъ, что они говорятъ. Они знали, что имъ не довряютъ, что съ чьихь-то нелпыхъ словъ ихъ подозрваютъ въ контръ-революцiи!

— За что? За что?

Они слышали разъ, какъ одинъ не молодой уже парень, изъ людей никогда не служившихъ, говорилъ, поглаживая винтовку: «первая пуля, товарищи, офицеру. Въ них вся загвоздка. Попановали, и довольно. Теперь мы сами себ офицеры…» [1]

И никто не остановилъ его…

— Вовикъ, Вовикъ, — тихо говоритъ князь Гагаринъ. — Что же это будетъ! Вдь говорятъ, на-дняхъ мы переходимъ въ наступленiе. Какъ же мы пойдемъ?!

Долго молчитъ Вовикъ. По его молодому, уже загорвшему лицу бродятъ какiя-то тни.

Note1

Действительно, ЗА ЧТО? Этот вопрос они еще долго задавали себе в застенках ЧК, в советских тюрьмах и лагерях… И недоумевали: они ведь такие же царские изменники, как и солдатня. Действительно — ЗА ЧТО? — Социальная ступень «не холопов», обязывавшая их к службе Помазаннику Божиему в первую очередь, давала о себе знать в лице бдительных чекистов…

— Мы пойдемъ, Саша, впереди съ красными флагами, и они пойдутъ за нами! — наконецъ тихо говоритъ онъ.

V

— Приказъ о наступленiи…

— Постойте, товарищъ. а кемъ отданъ приказъ?

— Главнокомандующимъ.

— А что это, его бумаги?

— Нтъ, это приказъ полку.

— Товарищи, а можетъ-быть, это еще и обманъ? Намъ нужно, товарищи, комитетами обсудить. можемъ мы наступать, или нтъ. Потому, товарищи, может, между нами есть люди не согласные. Россiйская соцiалъ-демократiя провозгласила миръ безъ аннексiй и контрибуцiй. какое же можетъ быть наступленiе? Кому оно нужно? Опять потоки крови… Довольно…

— Товарищи! Я полагаю, обсудить этотъ приказъ необходимо, потому, можетъ, какiе люди есть безъ сапогъ, или совсмъ голодные, что же и имъ, къ примру, тоже наступать придется?

— Товарищи, почему должны наступать мы, а не т, которые по городамъ въ тылу окопались? Мы свое отвоевали. Съ насъ довольно…

Въ толп за составленными ружьями слышались возбужденные голоса, крики, страшные споры. А въ сторон вдоль длинной шеренги ружейных козелъ взадъ и впередъ нервно, вздрагивающей походкой ходилъ молодой командиръ полка с блднымъ лицомъ и горячими глазами. За деревней начинались ходы сообщенiя, тамъ еще дальше были окопы, и въ нихъ киплъ теперь жестокiй бой.

Со страшнымъ трескомъ рвались снаряды, и гулъ выстрловъ сливался въ непрерывный грохотъ, подобный небесному грому.

У крайней хаты, бленькаго домика, покрытаго шапкой ржавой соломы, былъ поставленъ телефонный аппаратъ, и возл него на корточкахъ сидли телефонисты.

Одинъ изъ нихъ подбжалъ къ полковнику и доложилъ:

— Господинъ полковникъ, васъ начальникъ дивизiи къ телефону требуетъ.

Bсe насторожилось, и шумный митингъ стихъ. Каждый прислушивался, что говорилось.

Но вотъ полковникъ отошелъ отъ телефона. Онъ былъ блденъ. Нижняя челюсть его непроизвольно дрожала. Онъ снялъ фуражку и перекрестился.

— Ишь крестился! — раздался въ толп насмешливый голосъ, но никто не поддержалъ насмшника.

— Въ ружье! — раздалась команда. И съ глухинъ ропотомъ солдаты разобрали ружья. Они знали свою задачу, имъ ее объясняли. Когда Энскiй полкъ ворвется въ первую линiю окоповъ, имъ нужно было идти сквозь него на вторую.

Артиллерiйскiй огонь стихъ у насъ, у противника сталъ безпорядоченъ. Гд-то совсмъ недалеко вспыхнуло сначала тихое, потомъ грозное, несокрушимое «ура». И сейчасъ же раздалась команда командира перваго батальона:

— Батальонъ по-ротно въ дв линiи стройся!

Роты разобрались и пошли выдвигаться за деревню.

— Ну, вы, товарищи, идите, а я не желаю, — сказалъ, одинъ и вышелъ изъ рядовъ.

За нимъ вышло еще человкъ шесть изъ роты, которую велъ Вовикъ.

— Трусы! Измнники! Предатели! — раздалось изъ роты, но они только смялись.

Выйдя за деревню, роты рассыпались цепями и пошли по полю, поросшему бурьяномъ и травою. Все чаще и чаще стали со свистомъ проноситься надъ ними снаряды непрiятеля и съ грохотомъ, разрываться въ неб, покрытомъ тяжелыми облаками.