Мы с Костиком
Шрифт:
А Ромка и сам злой.
— А кто, — говорит, — собак теряет… Тот, — говорит, — пусть сам своих собак и находит.
Сидим, друг на друга не глядим — бутерброды жуём. Твёрдые бутерброды, холодные…
— Костёр бы развести… — говорит Ромка.
Тут меня взорвало.
— Костёр? Это посреди улицы — костёр? Где собака? Издеваешься, да?! Рюкзак, утюг, галоши! Ты подстроил? Куда вы дели мою собаку?
— А ты зачем Жёлудя обижал? — говорит Ромка, а глаза у самого бешеные.
— Это у меня, выходит, собаку украли, а я, выходит,
— Дурак ты… — вдруг спокойно, будто с сожалением, говорит Ромка. — Нужна больно Жёлудю твоя собака! Да если хочешь знаешь, это он её спас, и меня к тебе подослал тоже он. А ты его вором обзываешь…
Мне стало как-то нехорошо.
— А кто в тюрьме сидел? — спрашиваю.
— А если и в тюрьме! — вдруг снова вскипел Ромка. — А если он там не сидел? Если его условно судили? Понимаешь, условно?
— То есть как условно? Судили его или нет?
— Эх, — говорит Ромка. — Ничего ты не понимаешь… Просто Жёлудю однажды очень машина понадобилась…
И Ромка рассказал мне, как Жёлудь полюбил одну девушку и хотел покатать её на машине. Много машин в городе — и все чужие. Вот и решил он взять одну на время, чтобы только покатать эту девушку… А когда хотел вернуть машину на прежнее место, его и сцапали и, не разобравшись, под суд отдали. А они с девушкой только одни пряники в машине и съели и больше ничего не тронули и не поломали даже ни капли…
— Подумаешь, пряники, — сказал я. — Пряники бы каждый съел. За что же его тогда судили, за пряники, что ли?
— Вот и выходит, что судили условно. Машину-то он сам первый вернул. Так и судили его, выходит, условно.
Совсем мне стало грустно.
— Так, — говорю, — а я, выходит…
— Вот именно, — говорит Ромка. — А теперь в путь. Всё лишнее тут оставим. Пусть это будет наша база.
И он достал утюг и подал его мне.
— Силы надо экономить, — сказал он — Главный штурм впереди.
Что за штурм?.. Но я не стал спрашивать — я с радостью зарывал утюг в снег.
— А это ещё кто такие? — над нами стояла тётка-милиционер.
То ли темно уже стало, то ли рассказ о том, как судили Жёлудя, так на меня подействовал, но перепугался я страшно. И действительно, тётка — это тебе не дядька. От тётки так легко не убежишь…
Молчим.
— А это что у вас? — вдруг спрашивает она — Никак утюг?
— Утюг, — говорю я печально.
— А откуда тут утюг? — говорит она.
— Так, — говорит Ромка, — валялся…
— Ну-ка, дай его сюда!
Протянул я ей утюг. А она гладит его, подкидывает.
— Хороший, — говорит, — утюг. Теперь таких не делают.
И ушла она со своим утюгом.
— Я же говорил, — важно сказал Ромка, — что в дороге всё пригодится.
Хорошо идти без утюга,
легко. Только всё равно я вдруг очень устал, после болезни всё-таки. И ещё потому, что я не знал, куда мы идём, Ромка знал, а я нет.— Стоп! — вдруг сказал он.
Мы стояли перед глухим забором.
— Где-то тут должен быть вход, — сказал Ромка.
Мы шли вдоль забора.
— Вот он — вход!
Впереди нас какой-то грузовик упёрся носом в забор и гудел. Ворота распахнулись, грузовик проехал.
Мы подошли к воротам.
«Типография», — прочёл я на дверях проходной.
— При чём тут типография? — спросил я.
— При том, — отрезал Ромка. — Не задавай лишних вопросов.
Я не задавал.
— Так, — сказал он после недолгих размышлений. — В разведку пойду я. Стой тут и жди.
Крадучись, подошёл он к дверям. С трудом растянул могучую пружину и с грохотом исчез внутри.
Я ждал.
Некоторое время стояла абсолютная тишина. Затем послышались голоса, потом крики. Дверь распахнулась, из неё, как из рогатки, вылетел Ромка. Дверь с шумом захлопнулась, и Ромка, пролетев некоторое расстояние, приземлился рядом со мной.
— Не удалось, — сказал он. — Придётся брать ворота штурмом… Как Зимний… Дождёмся следующего грузовика.
Мы ждали, а грузовика не было.
— Тихо! — приказал Ромка. — Подкрепление.
К нам приближался большой отряд.
Впереди вышагивал толстый дядька в толстых очках. Он был похож на рыбу карпа в аквариуме рыбного магазина. Он шёл плавно и важно, а за ним толпились его воспитанники, целый класс; они пели, играли в чехарду и дрались. А Карп будто ничего не замечал, он шагал и курил, и казалось, что изо рта у него идут пузыри.
Вот он остановился около нас и стал что-то говорить. Но говорил он тоже как рыба: рот открывался, но не слышно было ни звука — такой шум стоял вокруг.
В конце концов он махнул рукой и направился к типографии.
Что тут поднялось! Казалось, куда уж больше… Всё закружилось, как на карусели, кто-то застрочил из пулемёта, закукарекал, завизжал…
— Ну и отрядец! — сказал Ромка. — Ненормальные какие-то.
А я вдруг подумал, что, когда мы ходим на экскурсию, мы выглядим не лучше. Недаром наша воспитательница говорит: «Посмотрите на себя со стороны!» Только как же посмотреть, если ты в самой середине и кто-то всаживает в тебя иголки, а кто-то стреляет, и Сонька-щипаха щиплется со всех сторон.
— Эй, кто тут главный? — вдруг громче всех заорал Ромка.
Всё остановилось.
— А вы кто такие?
Из толпы выдвинулся один. Он был похож на того длинного на мосту, только ещё без синяков.
— В типографию надо проникнуть, — сказал Ромка.
— Дело серьёзное, — сказал главный. — Надо — так надо.
Он немного подумал, а потом сорвал у кого-то с головы шапку и надел её на меня, а потом снял свой шарф и закутал меня до глаз.