Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы

Инари сказал ему:

— Зачем ты так корпишь над каждой штукой? Делай как я.

— Как?

— А я ставлю клеймо через пятое на десятое.

— А десятник не видит?

— Ну, когда десятник близко, тогда я работаю, как приказано.

— Но ведь там внизу нельзя будет разобрать, какое бревно кому принадлежит.

— А нам от этого плохо, что ли? Разве не весело смотреть, как хозяева будут цапаться между собою? — И Инари громко засмеялся.

Каллио посмотрел на него и подумал, что он отдал бы две марки, чтобы посмотреть, как ссорятся и дерутся хозяева. Он, пожалуй, глупо делал, клеймя все бревна. Но тут в их беседу вмешался Сара. У него не было двух передних зубов, и от этого он казался старше своих лет и рассудительнее.

— Я считаю, — сказал он, — если подрядился на работу, нужно ее выполнять добросовестно.

— А тебе добросовестно платят? Сколько ты домой принесешь после такой каторжной работы? Сколько ты своим старикам отправил? — резко спросил Инари.

Сара очень любил своих стариков, совсем уже беспомощных, и никак не мог из своих заработков выкроить для них хоть немного денег.

Сара замолчал, а Инари не унимался:

— Четырех марок за час мало, за восемь еще работать можно. Ты бы посмотрел дивиденды акционерного общества.

— А ты смотрел? — усомнился Каллио.

— Смотрел и тебе покажу.

Инари вытащил из кисета обрывок газеты и сунул его под нос Сара. Но Сара читать не стал.

— Я всего три недели в школу ходил, — пробормотал он, — иначе к конфирмации не пускали, а без конфирмации и жениться нельзя. Но и то напрасно, холостяком умру.

Каллио тоже с трудом разбирался в напечатанном в газете годовом отчете акционерного общества. Инари помог ему понять, что такое дивиденд и какие огромные дивиденды получили в этом году акционеры.

Сара взял свой багор и пошел на пост. Он думал о том, что восемь марок за час вместо четырех было бы не так плохо, а при четырнадцати часах это означало сто двенадцать марок в сутки; из них пятьдесят можно было бы посылать старикам, и те смогли бы хоть несколько дней в году не работать.

Каллио после этого разговора стал клеймить бревна на выбор, если вблизи не было десятника.

Они спали в душной баньке — и десятник с ними и еще три человека, спали все вповалку, не раздеваясь.

И вот однажды Инари, лежавший рядом с ним, зашевелился и зажег спичку, причем головка ее, еще горящая, отлетела и обожгла раскрытую ладонь Каллио. Каллио проснулся и, просыпаясь, толкнул локтем Сара, лежавшего по другую руку. Каллио услышал, как Инари осторожно выполз из бани, и Сара сказал ему:

— Моему старику в это лето односельчане разрешили косить траву на межах. Со всех межей деревни он может себе собрать сено.

Сказав это, Сара повернулся на другой бок и захрапел. И уже в полусне слышал Каллио, как вполз и стал пристраиваться рядом с ним Инари, который был совершенно мокрый.

— Что с тобой? — удивился Каллио.

— Да так, ничего, выкупался, спи.

— Зачем же в одежде?

— А чтобы насекомые захлебнулись, — усмехаясь, сказал Инари.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Каллио проснулся, когда солнце уже сияло над лесом, серебром играла река и бревна шли сплошной массой.

В тот день приехал представитель акционерного общества и стал уговаривать всех сплавщиков приняться за одну работу сверхурочно.

Весенним разливом занесло много бревен на крестьянские поля. Бревна мешали вспашке. Нужно было их выкатить обратно в реку. По всему течению — на полях и на берегах — пропадали тысячи бревен раннего сплава, и среди них был драгоценнейший выборочный палубник.

Акционер просил рабочих взяться за работу.

— Мы и так работаем много, а денег не видим, — с досадой сказал Сара.

А Каллио спросил:

— Сколько дадите?

— Чего спрашивать! Мы сами не возьмем меньше марки за штуку, да к этому еще и плата за час, — резко заключил Инари.

Акционер промолчал, встал и, размахивая руками, пошел по берегу с десятником. Десятник скоро возвратился и сказал Инари:

— Как ты дымом из моей трубки не поперхнулся, прежде чем такое сказать? Ведь сколько это будет одно бревно стоить?

— А меня это не касается, — ответил Инари и прибавил: — Возьми свою трубку обратно, а то и впрямь когда-нибудь поперхнусь.

Десятнику стало стыдно. Морщины сбежали к переносице, и он шутливо ответил:

— Что подарено, то подарено.

Тогда Инари отдал трубку Каллио, и Каллио был очень рад. Никогда в жизни у него не было такой хорошей, обкуренной трубки. Но когда он развязал кисет, чтобы набить трубку табаком, прибежал один совсем молодой парнишка и закричал:

— Закрывайте ворота, закрывайте запань, у порога залом!

Все заняли свои места и спокойно закрыли проход. А бревна все подходили. Акционер заволновался.

Каллио, Сара, Инари, акционер и десятник побежали по берегу к порогу. Надо было так идти километра два.

Сучья цеплялись за одежду и хлестали по лицу, корни хватали за ноги, и тонкая весенняя паутинка блестела на солнце. У порога беспомощно суетились люди. Так бывает только при большом несчастье.

К Инари подошел остролицый, с совсем белыми, льняными волосами сплавщик.

— Это ты сделал, Сунила? — спросил шепотом Инари.

— Угу.

— Молодец. Мои бревна проходили здесь? — прошептал Инари.

Каллио краем уха слышал весь разговор, но ничего не понимал. В самом деле, Инари такой же сплавщик, как и он, и, однако, чем-то не похож на других, имеет какие-то секреты.

— Проходили, — так же шепотом отвечал Сунила, — действуют превосходно. И внизу действуют. Думаешь, этот напрасно сюда приехал? — и он глазом указал на акционера.

Тот уже бегал по берегу и просил, чтобы кто-нибудь взялся уничтожить залом, потому что нельзя задерживать сплав.

Каллио не раз видел заломы и даже два раза сам их разрушал, но такого большого ему еще не приходилось видеть.

Что такое залом?

Какое-нибудь бревно наткнулось на камень порога, затормозило свой быстрый бег и остановилось. На него натыкаются бревна, идущие позади непрерывным потоком, и каждое останавливается и останавливает другие. Прошло не более двух часов, как начался залом, а уже выросла гора бревен, и она растет с каждым мгновением. Растет вверх, выше и выше. А лес все подходит.