Мы все умрём. Но это не точно

Лифт двинулся, пол слегка спружинил в ноги, и Гермиона взялась за перила, чтобы не упасть. Женщина-пампушка и мужичок с проплешиной немного помолчали и, словно забыв о третьей лишней, вернулись к спору. Точнее, лысенький сухарик стиснул челюсти и опустил виноватый взгляд в пол, а его сдобная булочка продолжила высказывать недовольство:

— Ты когда начнёшь складывать свои вещи? Носки, Маркус! Я устала собирать их по всему дому…

Грейнджер, конечно же, очень постаралась не слушать, абстрагироваться и пропеть песенку в голове, но бубнёж дамы елозил и елозил как холодная пила по костям, не прекращаясь.

— Я разбила свою любимую вазу, когда споткнулась о твою новую метлу для квиддича. Зачем тебе вообще метла? Ты последний раз летал лет тридцать назад, ещё в школе. Тебе спину защемит, если вздумаешь на неё сесть! Кто потом тебя разгибать будет?

Гермиона переступила с ноги на ногу и возвела глаза в потолок. Мужчину стало немного жалко, а ей самой — сильно неловко. Ещё и лифт тащился еле-еле, как беременный глизень. Она даже невольно задумалась — в какой момент в отношениях наступает этот этап — когда мелкие, милые привычки превращаются в раздражающий быт?

По своему опыту судить было сложно. Она жила вместе с Ноттом и Малфоем всего два дня, и у неё никогда не было серьёзных отношений прежде. К тому же, стоило смотреть правде в глаза: то, что возникло между ними тремя, никак нельзя назвать серьёзным. Вряд ли они проживут вместе тридцать лет, как эта пара. И пускай Тео в быту не утруждался складыванием своей одежды по полкам. Чтобы ворчать и подбирать за ним, был Драко. И пускай Малфой бесил излишним педантизмом, но его с лихвой уравновешивал Теодор. Её губы непроизвольно дрогнули в улыбке, как всегда, когда она думала о них.

Вчера утром Малфой потратил два часа на то, чтобы аккуратно разложить по полочкам свои вещи, но, когда он отвернулся, Нотт тайком переложил некоторые из них в другие места. Носки с зайцами Тео заткнул в ботинки, духи переставил на полку выше, а чёрную футболку поменял местами с брюками. Очень аккуратно и ровненько, как если бы Драко сам так складывал. И когда Малфой не смог найти нужную вещь, Теодор сделал невинный вид и посоветовал побольше отдыхать: «Стареешь, малыш, память подводит. Но я забронирую тебе местечко в своём доме престарелых». Гермиону всегда забавляло, как мальчики уживаются вместе. Невозможные, невыносимые, хаотичные — никто из них не был создан друг для друга. И пусть они втроём будут вместе недолго. Зато их не ждёт скучный брак длиною во всю жизнь.

— А что за девица из отдела спорта? — женщина пригладила ладонью свою идеальную, без единого изъяна укладку — волосок к волоску.

— Но, Мириам, — мужчина слегка картавил и забавно тянул букву «р», — это племянница моей двоюродной сестры.

— Посмотри на себя! Какая племянница? Живот уже в брюки не помещается… Взрослый мужик носит кофе девчонке. Это аморально, Маркус!

Аморально? Гермиона поправила значок аврора у нагрудного кармана. На первый взгляд, в этом лифте именно она была воплощением правильности и порядка. Или, всё же, она была здесь самой аморальной?

Рубашка, строгая тёмно-синяя форма и перевязь кобуры на плечах. Долг, честь и достоинство. Блюсти закон и скрепы. Подавать собой пример. Наверняка Грейнджер выглядела со стороны как очень порядочная, приличная девушка. Она всегда старалась поддерживать такой образ — хорошего, умного, правильного человека. И в детстве, когда глядела на авроров, восхищалась ими и втайне хотела стать такой же. Быть стойкой, смелой, защищать слабых. Гермиона смотрела на их золотые жетончики и видела блеск героической славы, выправку, порядочность и честь. Поэтому в первое время после принятия в Министерство для неё было нечто волнительное в том, чтобы называться аврором. Однако постажировавшись год, она поняла, что доблестно сражается с кипами бумаг, храбро падает в грязь на тренировках и отважно бросается за кофе в столовую, когда им разрешают сделать перерыв.

Порядочная, о, да. Гордость волшебного мира. А ещё «гордость магической Англии» как-то случайно ввязалась в отношения сразу с двумя. Что бы сказала эта женщина в лифте, узнай она об этом?

Аморально, распутно, грязно.

Но так приятно. Легко и свободно. Гермиона обнимала одного и держала за руку другого во сне, любовалась ими, когда они брились и чистили зубы. Парни были забавными и смешными. Белый и тёмный. Снежок и пепелок. Грейнджер подумала, что когда-нибудь, когда обзаведётся собственным жильём, обязательно купит себе двух птичек. Ведь эти отношения рано или поздно закончатся, зато о парнях ей будут напоминать две её пташки — Снежок и Пепелок. И она никогда не будет держать их в клетке. Потому что каждое существо имеет право быть свободным и счастливым.

— И когда ты, наконец, подключишь наш камин к общей транспортной сети? Я устала добираться до мамы через общественный, Маркус! В прошлый раз мне отдавили все ноги в очереди к нему. Ты совсем обо мне не заботишься, — в голосе женщины промелькнули обиженные нотки маленькой девочки.

И Гермиона с удивлением взглянула на неё. Ей показалось, что прочная скорлупа ворчливой жены вот-вот треснет и в лифте останется та самая девчушка, которая когда-то влюбилась в этого мужчину. Только очень взрослая и очень обиженная.

— Мириам, хочешь, я сейчас для тебя это сделаю? Вот пойду и отправлю заявку в транспортный отдел?

— Ничего мне не надо, Маркус, — двери лифта открылись, и женщина гордо шагнула вперёд.

Её муж виновато улыбнулся Гермионе и засеменил следом, а она подумала, что эта женщина ведь тоже когда-то была лёгкой и свободной. Что её сломало?

Пара исчезла в коридоре, золотые решетки сомкнулись, и кабина двинулась вверх, а Грейнджер решила, что никогда с ней такого не случится. Никакого ворчания на своих двух парней и никаких застарелых обид, а станет совсем тяжело с ними — она упорхнёт, как птичка. Ведь все они свободны и кто-кто, а она точно знает, когда вовремя остановиться.

Лифт остановится на нужном этаже. Гермиона счастливо улыбнулась зеркалу на боковой панели и шагнула в своё светлое аврорское будущее. Потому что всё обязательно будет хорошо и никак иначе.

В стажёрской сегодня было более людно, чем обычно. Гермиона замерла, разглядывая беспорядок. Помимо привычной тёмно-синей формы авроров то тут, то там мелькали белые рубашки и воротнички. Пахло пылью, обречённостью и разогретым сыром. С каких пор в их отделе завелись канцелярские крысы?

— Грейнджер? — знакомый паренек из транспортного по имени Ормунд приветливо помахал рукой, проходя мимо.

Она не помнила его фамилию и про себя звала «луковая голова» за постоянный запах изо рта. К счастью, сейчас в пальцах Ормунда был зажат дымящийся пучок сухих трав, от которых шёл шлейф густого сизого смога. Поэтому луком не пахло, но в горле сразу же запершило, и захотелось закашлять. Транспортник очертил ещё одну руну в воздухе и невозмутимо пояснил:

— У вас тут в стажёрской гремликаны по стенам бегают, совсем расплодились.

— Гремли-кто? — Гермиона неудержимо закашлялась и удивленным взглядом проводила удаляющуюся спину. Ответа, конечно же, не последовало.