Мы здесь живем. В 3-х томах. Том 1

21 августа приговорен к одному году лагеря и отправлен отбывать срок в Ныробские лагеря (Пермская область).

1969

В июле, накануне освобождения, против Марченко открыто новое уголовное дело – по обвинению в «распространении в устной форме среди заключенных клеветнических измышлений, порочащих советский строй».

22 августа он приговорен к еще двум годам лагерей.

1971

В июле освободился из Соликамских лагерей. Жил в пос. Чуна (Иркутская область), где отбывала ссылку Лариса Богораз, ставшая его женой. После ее освобождения они переехали в Тарусу (Калужская область).

1973

В марте у Богораз и Марченко родился сын Павел.

1975

26 февраля Анатолий Марченко арестован по обвинению в «нарушении правил административного надзора».

31 марта приговорен к четырем годам ссылки. Отбывал наказание в Чуне. К концу года закончил очерк «От Тарусы до Чуны» (издан в 1976 году в Нью-Йорке).

1976

12 мая Марченко включили в первый состав Общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений (Московской Хельсинкской группы) – диссидентской организации, занимающейся мониторингом нарушений прав человека в СССР.

1978

Вернувшись из ссылки, стал жить в г. Карабанове (Владимирская область), работал над книгой «Живи как все».

1981

17 марта арестован в шестой раз, на этот раз по обвинению в «антисоветской пропаганде». Ему инкриминировано все, написанное и опубликованное им за последние десять лет, а также несколько черновых заметок, изъятых на обысках.

4 сентября Владимирский областной суд приговорил Марченко к 10 годам лагерей и пяти годам ссылки, направив его отбывать срок в Скальнинские (Пермские) лагеря.

1985

В октябре за «систематические нарушения режима» Марченко переведен в Чистопольскую тюрьму (Татарская АССР).

1986

4 августа объявил бессрочную голодовку, требуя освободить всех политических заключенных СССР. В конце ноября прекратил голодовку (по некоторым сведениям – после получения заверений, что процесс освобождения политзаключенных вскоре начнется). 8 декабря скончался в Чистопольской тюрьме, по официальному заключению – от острой сердечно-легочной недостаточности. Похоронен на городском кладбище.

Анатолий Марченко. Карлаг или Дубравлаг, конец 1950-х – начало 1960-х

Анатолий Марченко, 1966–1968

Елена Васильевна Марченко, Анатолий Марченко, Тихон Акимович Марченко. Барабинск, 1950-е

Лариса Богораз, Анатолий Марченко. Москва (?), 1966–1968

Майя Злобина, Анатолий Марченко, Лариса Богораз. Махра, 1967.

Из семейного архива Злобиных

Анатолий Марченко. Москва (?), 1973

Лариса Богораз, середина 1960-х

Анатолий Марченко, Лариса Богораз, Павел Марченко. Москва (?), 1973

Павел Марченко, Анатолий Марченко, Лариса Богораз. Иркутск, 1977–1978

Анатолий Марченко, середина 1970-х

Анатолий Марченко. Чуна, 1975–1978

Лариса Богораз, Анатолий Марченко. Чуна, 1975–1978

Анатолий Марченко, Тихон Акимович Марченко. Чуна, 1975–1978

Лариса Богораз. Таруса, 1974–1975

Иосиф Аронович Богораз, Елена Васильевна Марченко, Павел Марченко, Анатолий Марченко, Ольга Григорьевна Олсуфьева (псевд. Алла Зимина). Таруса, 1974 (?)

Лев Лурье, Анатолий Марченко, Арсений Рогинский. Ленинград, ноябрь 1980

Анатолий Марченко. Таруса, 1974–1975

Два рассказа о первом сроке

Целина

Да, да, я тоже был на целине. Правда, меня перед тем не вызывали в ЦК, но ведомство, направившее меня осваивать нетронутые целинные просторы в казахских степях, очень известное и солидное.

Под стук колес и паровозные гудки мы шумно и весело неслись сквозь тьму вьюжной ночи к не нами намеченной цели. Из нашего вагона тоже неслась песня тех лет: «Едем мы, друзья, в дальние края, станем новоселами и ты, и я…» Правда, вопреки общему запрету петь и даже громко переговариваться между собой, издавна существующему для пассажиров «Столыпина».

От карагандинской тюрьмы № 16 до карлаговской пересылки на станции Карабас поездом всего два-три часа. И вот мы плотной колонной под несмолкаемый мат конвоя и злобный лай овчарок тянемся вдоль бесконечных заборов запреток лагерей. Самих лагерей мы не видим, а только ярко освещенные запретные полосы: впереди ряд колючей проволоки, потом еще такой же ряд, а потом высокий сплошной деревянный забор с карнизом из колючей проволоки и прямо над ним электрические лампочки. А что там, за этими заборами-запретками?

Я тогда был, как и большинство моих попутчиков, зэком-новичком. Все мне было внове, все воспринималось и переживалось обостренно. Это потом, со временем и я очерствею и стану все воспринимать за должное, обычное.

О пересылке, о лагере я к тому времени знал только с чужих слов. Скоро все это предстанет передо мной, и я увижу все своими глазами, услышу своими ушами, почувствую и проверю на собственной шкуре.

Карлаговская пересылка поразила меня своим размером. И не только площадью, но и огромностью бараков. Ночью эти саманные приземистые бараки казались еще более длинными и угрюмыми. В одном из таких бараков нам открыли камеру и велели заходить. Нас было человек восемьдесят: остальных сотни полторы определили в другой барак. Почему-то те из наших, кто был в первых рядах, не стали заходить в камеру и стали требовать чего-то от дежурного офицера. Я был в середине толпы и не мог сначала понять, в чем дело. Но быстро выяснилось, что в камере, куда нас хотели поместить, не было света, и поэтому зэки уперлись. И загалдели все мы: «Не пойдем, пока не будет свет… ведите в другую камеру…»