Мы

репродуктору, по нему текли слзы. Мы же в то момент ещ не вполне

реально представляли, что нас ждт.

У нас с Николаем в это время как раз была размолвка. Увидев друг

друга, мы даже не подошли, поздоровавшись издали. И только через

несколько дней, когда всем курсом девушки провожали ребят на

спецзадание, мы вдруг осознали всю серьзность, весь ужас происходящего.

Я очень хорошо помню этот вечер. Заходило солнце, и запад был

багровым. На широком дворе одной из краснопресненских школ

выстроились повзводно уезжающие на спецзадание студенты.

Помню Николая в этот момент – высокий, русоволосый, он смотрел

на кроваво-красный запад широко распахнутыми глазами… Что видел он

там? Судьбу поколения, так хорошо предсказанную им в стихотворении

«Мы»? Может быть, именно в тот момент он особенно ясно понял это,

почувствовал, что «Мы» – это стихи о нм самом, о его товарищах, что

«ушли не долюбив, не докурив последней папиросы», в бой за мир и

счастье, в бой, который помешал им прожить большую жизнь и дойти до

потомков в бессмертных творениях, а не только в «пересказах устных да в

серой прозе наших дневников…».

Видно, и у меня в этот момент шевельнулось какое-нибудь тяжлое

предчувствие и горестно сжалось сердце, только я бросилась к Николаю, и

мы крепко обнялись. Это была наша последняя встреча…

* * *

52

Многих студенток 4-го курса отправили на работу по специальности.

Я попыталась было попасть на фронт, но из-за сильной близорукости меня

не пропустила медкомиссия. Тогда я получила назначение на работу и

уехала в Ташкент. Адреса Николая я не знала и, уезжая, оставила ему

открытку по адресу его друга, студента художественного института Н.

Шеберстова. В ответ я получила от Николая несколько писем из армии. Ни

одно из них не имело обратного адреса.

Это очень хорошие письма, душевные и трагичные, очень

характерные для Николая. В одном письме он писал:

«Ты желаешь мне мужества, если буду в бою. Спасибо. Хоть ты

знаешь, что я в этом деле не отличусь. Но что смогу – сделаю».

Человек скромный, даже застенчивый, лишнный малейшей рисовки

и показного, скорее гражданский, чем военный, Коля Майоров в то же

время был наделн большой внутренней силой, мужественной

убежднностью, которые прорывались наружу, когда он читал свои стихи.

Мне рассказывали уже после войны, что Коле предлагали уехать в

Ярославское военное училище. Буквально в последнюю минуту отказался

он и от возможности отправиться на фронт с агитбригадой, куда его

устроили было.

Он выбрал бой, передовую. Он не мог иначе.

В марте 1942 года в ответ на мо письмо родные Николая написали

мне, что получено извещение о его гибели: «Убит 8 февраля 1942 г. И

похоронен в деревне Баранцево Смоленской области». Много лет я хотела

разыскать эту деревню, но только летом 1958 года попробовала это

осуществить.

Ни одной деревни Баранцево в Смоленской области не оказалось, нет

е и в тех районах Смоленщины, которые отошли к Калужской области

после войны. Есть на Смоленщине, в 20 километрах к югу от Гжатска,

деревня Баранцево, состоящая всего из нескольких старых изб. Там мне

показали сровнявшуюся с землй могилу двух советских солдат, убитых в

конце зимы 1942 года. Но кто они – не известно. Вполне возможно, что

один из них и был Николай Майоров, политрук пулемтной роты 1106

стрелкового полка 331-й дивизии. В платжной ведомости этого полка за

февраль Майорову причиталось что-то получить, но подписи его нет… Он

53

ведь был убит 8 февраля. (Об этом я узнала в архиве Советской Армии в

Подольске летом 1958 года.)

Не удалось разыскать и однополчан Коли, которые могли бы сказать,

как он погиб и где похоронен.

Два года назад в газетах и по радио заговорили о подвиге Саши

Виноградова и его одиннадцати товарищей, погибших под Москвой, на 152-

м километре Минского шоссе в феврале 1942 года. А ведь Коля Майоров

воевал тоже в тех местах и примерно в то же время. Может, выход книги

Коли Майорова поможет разыскать его однополчан, выяснить подробности

его последних дней.

* * *

И ещ одна, пожалуй, наиболее важная задача: как найти пропавшие

стихи и поэмы Николая, как узнать, где он оставил свои вещи, уходя

добровольцем в армию 19 октября 1941 года.

В первый день войны к Коле из Иванова приезжал его младший брат,

Александр. Было ему тогда лет семнадцать. Он вспоминает, как вместе с

братом заходил к одному товарищу, у того лежал Колин чемодан с книгами,

и Николай просил брата увезти некоторые книги домой. Александр

предложил забрать вс, но Николай только рукой махнул: до барахла ли

теперь?

Были поиски, были догадки, но без результата… Но, видимо, не вс

ещ потеряно – не все ещ возможности проверены.

* * *

Коля Майоров обещал многое. Поэт яркого, самобытного таланта и

исключительной трудоспособности, он рос буквально на глазах. И не его

вина, что так мало удалось донести до людей. Но и это немногое не

забудется, как не забудутся и те, что в бои «ушли, не долюбив, не докурив

последней папиросы».

54

Владимир Жуков – Друг

Написать о Коле Майорове – значит поверить в то, что свершилось, и

навсегда проститься с ним. Может, потому до сих пор и не было о нм