Мятеж

Кого ты тут пытаешься позвать на помощь, а ещё и под самым носом у эпицентра негодной астробури: оставшиеся шесть часов в космических масштабах — величина ничтожная. Всем, кому хватило везения оказаться именно здесь (почему, зачем?!), уж точно достанет ума сейчас со всех ног улепётывать из этой системы куда подальше.

Так что сиди тихо и жди, когда всё стихнет. Если можешь — молись, чтобы пронесло.

На поверхности чужой суперземли, чья кора практически полностью состоит из твёрдой углекислоты пополам со льдом и чью поверхность покрывает жидкий компот из углеводородов.

Занятно, но это было так похоже на его родной мир.

Янсин, с которой Цзинь Цзиюнь был родом, как и следовало из названия, являлся довольно редкой в этих широтах Галактики водной суперземлёй, вольготно раскинувшей свою орбиту в самом центре местного пояса обитаемости.

Мягкий климат, богатая кислородом азотно-аргоновая атмосфера, местная примитивная жизнь, навеки застрявшая на уровне колониальных прокариот [70] . Для неё тут не нашлось дна, пускай и сколь угодно глубокого — вокруг чёрных курильщиков [71] на иных планетоидах развивались невероятно сложные биоты. Янсин же хоть и была суперземлёй, но она вовсе не была «землёй», поскольку у неё банально не было каменного ядра. Она целиком состояла из воды разной плотности и степени насыщенности металлами, самые глубины её представляли собой спрессованную кашу жидкой углекислоты с кристаллами впаянной в неё алмазной дроби и взвеси азотных полимеров. Если бы не бедность химического состава да полное отсутствие градиентов температур, пожалуй, там могла бы сформироваться своя собственная экзотическая жизнь, но увы.

70

Прокариоты — примитивные безъядерные одноклеточные (бактерии, археи), в отличие от существ с клеточным ядром (к которым относятся животные, растения, грибы, протисты).

71

Чёрные курильщики — гидротермальные (до 400 градусов Цельсия) источники вулканического происхождения на границах глубоководных разломов. Отличаются специфической биотой, в качестве источника энергии использующей хемосинтез.

В результате такого строения при диаметре в три террианских гравитация на поверхности составляла здесь лишь семь десятых от стандартной, и в результате даже малейший ветерок вздымал в небо фонтаны брызг. А уж хороший шторм легко разгонял волны в полусотню метров до вершины гребня. Увы, разбиваться обо что-либо волнам тоже было несподручно ввиду отсутствия банальной суши, так что бесконечные маты местных цианобактерий размером с ноготь мизинца каждая просто вольно покачивались на этих волнах, а люди, что их однажды заселили, вообще не обращали на это волнение никакого внимания, соревнуясь в сооружении всё более гибких в своей хитрой инженерной реализации плавучих конструкций.

Планета-океан. Только небо, там, конечно, было серо-голубое, а не серо-жёлтое, как здесь, на Гюйгенсе.

Да и оно сейчас стремительно темнело. Может быть, это твой последний закат. Смешно. Он же — первый за пятнадцать лет.

Цзинь Цзиюнь никогда ни о чём таком не мечтал, хотя ему, как человеку далёкому от касты Юньсюйцзу, с его-то скромным шестнадцатым рангом, никто не стал бы мешать покинуть Янсин в любое время, но традиционалистское общество, развивавшееся в этом мире под неусыпным патронатом «Янгуан Цзитуань», было далеко от идей экспансии, да какой там экспансии, сородичи Цзинь Цзиюня всегда смотрели не выше пола, а планировали не дальше завтра, за них думали Дозволенные. Для большинства же сама мысль покинуть пределы плоского мира Янсин была чужда.

Да и лично Цзинь Цзиюнь вряд ли мог бы вспомнить себя молодого безбашенным революционером, стремящимся к свободе, желающим вырваться из тесного ему мирка на просторы Галактики, чтобы встретить там…

Что встретить, так твою, одиночество и смерть?

Становиться покорителем дальних космических просторов он никогда не планировал.

Цзинь Цзиюнь с кряхтением брёл по палубе, подволакивая ногу. Здесь, на поверхности, было хороших два «же», но врубать компенсаторы не хотелось, формально — по соображениям экономии, хотя какая тут экономия. Просто Цзинь Цзиюнь был не прочь напоследок почувствовать себя, что называется, «на грунте».

Каюта его представляла собой традиционно жалкое зрелище — куча тряпья и никому не нужных безделушек, сваленных под стойку засохших пищевых пакетов и невесть к чему тут валяющихся запчастей. Неудивительно, что сюда Цзинь Цзиюнь заглядывал куда реже, чем в рубку. Спал он в основном там же, отчего его ложемент тоже изрядно провонял. Да и без разницы.

Направлялся сюда Цзинь Цзиюнь не ради уюта, и уж тем более не собирался тратить свои, возможно, последние часы на дурацкий сон. Целью его был вполне конкретный предмет.

Отчаянно скрипя коленками, он полез в рундук в самую глубину, куда не заглядывал, кажется, с тех самых пор, как отсюда вынесли вещи прежнего оператора. Вместе с его телом. Ну, или что от него осталось. Дело было незнамо где, так что даже память о том месте стёрлась. Но Цзинь Цзиюнь твёрдо помнил одно — что он сюда в тот раз положил. А вернее сказать — спрятал.

Простая деревянная коробочка, безыскусно покрытая слоем защитного полимера, закрытая на ещё более непритязательный крючок из потёртой нержавейки.

Не открывая её, Цзинь Цзиюнь, присел на краешек послушно развернувшегося рядом с ним кресла. Вдохнул. Задержал дыхание. С шумом выдохнул.

Трещотка колец на левой руке вернула к жизни сверкающий фрактальный мир топологического пространства.

Нейтринные потоки рвались в недра дипа подобно огненным водопадам. И ни малейшего намёка на спадание активности.

Цзинь Цзиюнь поморгал, пытаясь стереть это радужное сияние с натруженного глазного дна, но это было так же невозможно, как всё то, что вокруг него сейчас творилась.

Это никакая не «нова». Дохлое местное светило пожирало собственные недра с энергией полноценной «сверх», а значит… значит, Гюйгенс не спасёт. Такие вспышки в тесных системах двойных звёзд сдирали фотосферы с красных гигантов за добрые десятки тысяч тиков от эпицентра, что им жалкая суперземля с её тухлой газовой оболочкой и тщедушным тельцем диаметра двадцать мегаметров. Нейтринный поток изжарит эту область пространства спустя шесть часов, а чуть позже сюда придут ударные волны барионной материи.

Безумно. Невозможно. Но так будет.

Что ж. Он обещал себе, что позволит себе открыть эту шкатулку, только когда настанет время умирать на самом деле.

Он сдержал слово.

Скрип получился душераздирающий. С таким звуком впору открывать древние склепы.

Запаянный в пластик чёрный шарик чуть неправильной формы диаметром в три миллиметра, тускло блестевшая металлическая ложка с пипкой на конце длинной ручки и стеклянная колба с длинным свёрнутым втрое носиком и прорезью в широкой части под размер этой самой ручки. Походный набор путешественника во времени.

Цзинь Цзиюнь проворным движением поместил шарик в колбу, вновь на секунду задержав дыхание. Крепко вцепившаяся в ложку ладонь чуть дрожала на весу. Поехали.

По щелчку механического рычажка пьезоэлемент зажёг вокруг шарика мгновенно схлопнувшееся синее пламя, в ответ шарик благополучно расплескал своё пузырящееся содержимое по дну ложки, распространяя вверх по колбе белёсый дымок.

Одним вдохом, это принимают в себя одним вдохом, надо только дождаться, пока достаточно остынет и насытится. Жгутик дыма побежал по тройному изгибу, три два один.