Мятеж

Квестор постарался придать своему голосу столько металла, сколько смог.

— Магистр, вы не поняли, «Лебедь» уже в прыжковой зоне, разгоняется на пяти тысячах «же». Даже если бы я захотел, не смог бы выполнить ваш приказ.

Квестор с шумом выдохнул.

Так.

Всё к тьме под хвост, мать вашу банку.

Все планы, надежды.

Хотя…

Нет, мы ещё поборемся.

«Новое лицо» стоит того, чтобы за него биться до конца, даже если вся Галактика против тебя.

— Капитан Райдо, снимите блок с западной трубы.

— Магистр, я вас уверяю, вам лучше оставаться…

— Квол, приказываю снять блокировку с западной транспортной трубы и передать управление мне.

— Выполнено.

Воздух вокруг вновь заполнили басовитые нотки силовых установок.

— Магистр, что вы задумали?

Движением пальца квестор отправил капсулу в сторону южных шлюзов. Кориолисова сила [100] заметно покачивала его из стороны в сторону, отчего начинала кружиться голова, но пока вполне терпимо.

100

Сила Кориолиса — одна из сил инерции, возникающая при рассмотрении движения материальной точки относительно вращающейся системы отсчёта. Названа так по имени французского учёного Гюстава Гаспара Кориолиса, однако впервые была описана за два столетия до него.

— Капитан, кормовые шлюпки у нас по-прежнему в нулевой готовности к старту?

— Да, но… куда вы собрались?

— Вам же известен радиант, по которому сейчас выдвигается флот?

Пауза.

— Это безумие.

— Даже если так, вы же скажете мне координаты, или мне придётся прыгать наугад?

— Это секретная информация, только для экипажей боевых крафтов, даже ваших высших приоритетов не хватит, чтобы квол вам её выдал.

Капсула остановилась в торцевом узле, квестор с усилием поспешил из неё выбраться под заунывные требования голосового оповещения. Уф, всё-таки каргосьют не предназначен для длительного пребывания в тесных отсеках, аж кости хрустнули, когда он выпрямлялся. Так, три оранжевых люка по левому борту. Отлично.

— Вот поэтому, капитан, я и спрашиваю об этом радианте не у квола, а у вас.

Отжимать уплотнители спасательных шлюзов традиционно приходилось вручную — по старинке вращая штурвал, чтобы в шлюпку можно было попасть даже при полном отказе энергосистем корабля. Дальше будет проще — активизируются автономные генераторы.

Изнутри привычно пахануло консервированным воздухом. Как ни стерилизуй, а специфический аромат склепа всегда остаётся.

— Капитан?

— Мне голову открутят, если я вас отпущу вот так.

— Магистрат вам голову открутит уже за то, что не приняли все меры к содействию и нарушили прямой приказ.

Квестор попытался избавиться от громоздкого каргосьюта в тесном тамбуре, но плюнул, выбрался обратно на шлюзовую палубу, и принялся разоблачаться там, разбрасывая части так и не пригодившейся амуниции по сверкающему антисептиком полу.

— А ещё вам свернут вашу тупую башку, если меня так и не найдут на месте выхода. Кто его знает, куда меня занесёт, наугад, может, в заморозку, а может и непосредственно в зону огневого контакта. Вы не сможете меня остановить, капитан, вам остаётся только смириться с моим решением.

Кажется, капитан только что прочитал самое страшное ругательство за всю свою карьеру.

— Тьма вас подери, магистр, ловите координаты. И будьте прокляты.

Какой внезапно высокий штиль.

— И вам счастливого пути обратно на Эру. Сообщение для Магистрата я на всякий случай оставил в каюте. Прощайте, капитан.

Шлюпка с лёгким вздохом вышла из своего гнезда в корпусе «Принсепса», открыв, наконец, обзор на творящееся вокруг «Тсурифы-6».

Флот стремительно покидал доки и причалы, о его присутствии вблизи базы напоминал теперь разве что расцветающий у третьих ворот огненный цветок — след упомянутой капитаном «аномалии». Там что-то догорало, разметавшись обломками на пару километров. Кажется, вояки как всегда что-то снесли на своём пути, даже и не заметив.

И «Новое лицо» не должно стать очередным не замеченным на пути военной машины артефактом.

Квестор загрузил в квола радиант и расстояние до точки выброса, послушная машинка автоматически форсировала гравигенератор, устремившись в прыжковую зону.

Квестор не думал о том, что его ждёт на той стороне.

Он думал о том, что ему там предстоит сделать.

«Лебедь» трепетал на самой границе небытия, жадно впитывая в себя песню глубин.

Его защитная оболочка, сотканная из тончайших силовых волокон, поперечные размеры которых были столь ничтожны, что равнялись кратным амплитудам колебаний фундаментальных бран, яростно полоскалась в набегающих приливных потоках файервола. Метастабильная структура полей не позволяла динамическому равновесию в пузыре нарушаться дольше, чем на считанные единицы планковского времени, так что в макроскопических масштабах устойчивость закрепления корабля была столь же нерушимой, как если бы он был замурован в толще вырожденного ферми-газа кварковой звезды, самого плотного объекта в этой Вселенной.

И лишь порядки величин на индикаторах нагрузок говорили о том, что случится с этим клочком реальности, если равномерность потока хотя бы на один из тактов превысит предельный порог. Стоит ротору поля развернуться на ничтожную величину в одну стомиллиардную градуса, как внутри пузыря тотчас начнёт прогрессировать неудержимый гравитационный коллапс, и планковская вселенная проекции тут же обогатится своей порцией петаджоулей, а вот от «Лебедя» уже не останется ничего, кроме квантовой пены.

Впрочем, «Лебедь» был надёжен, как те незыблемые законы математики квантовых полей, на которые опирались его создатели, и куда раньше, чем коллапс станет возможен, корабль уже благополучно соскользнёт обратно в субсвет, оставив голодное шестимерие его собственным заботам.

Топология метастабильных пространств была фундаментально расходящейся, и вообще говоря, сама их физика с возможностью формально сверхсветовых перемещений и прочими акробатическими чудесами вневременья оставалась всё такой же бессмысленной, саморазрушаясь и схлопываясь от малейшей ряби пространства. По сути, там жил и здравствовал лишь абсолютный вакуум, не оживляемый даже базовыми колебаниями виртуальных флуктуаций. Фрактальной вселенной, спроецированной на шестимерную свёртку традиционного супербранного двенадцатимерия эм-метрики [101] , в обычном понимании просто не существовало, пока туда не попадало сквозь огненные врата файервола что-нибудь вещественное из нашего мира. Тогда и только тогда фрактальные щупальца оживали и принимались в ярости хлестать тахионной плазмой [102] по собственным бесконечным глубинам. Так даже крошечная песчинка «Лебедя», погрузившись кормой в чуждую топологию, создавала тем самым вокруг себя целую новую вселенную, всё так же невозможную, но парадоксально существующую и, главное, единую для всех совершающих прыжок кораблей в любой точке пространства-времени.

101

М-метрика — здесь, двенадцатимерное метрическое пространство, предлагаемое М-теорией. Свёрткой называется понижение размерности высшего пространства, которое делает лишние измерения «локальными», то есть проявляющимися только начиная с определённых масштабов расстояний и энергий.

102

Тахионная плазма — здесь: плазма частиц, обладающих мнимой массой и способных таким образом двигаться быстрее скорости света и, соответственно, в противоположном направлении вдоль временного вектора.

Дип. Так его называли артманы.

Пустотность. Так его звали летящие.

От самих попыток осмыслить величие происходившей при этом метаморфозы времени-энергии можно было двинуться рассудком, но Илиа Фейи был в последнюю очередь настроен философствовать, тем более на такие отвлечённые темы. Он наблюдал. В этом и состояло его служение.

На грубом языке артманов само слово «служенаблюдатель» обладало массой вторичных смыслов, наиболее заметное из которых имело обратный перевод, связанный не столько со служением, сколько со слежкой. Проще говоря, Илиа Фейи был шпионом летящих в этой части Вселенной, громогласно именуемой артманами Галактикой с большой буквы. Что-то про разлитое по небу молоко. Млекопиты-самоеды как всегда в своём духе.

Летящие чисто биологически гнушались всякого рода поедания самих себя, даже в качестве дани собственному месту в таксономии живой природы, и этой тяги к выделениям желёз внешней секреции разделять не могли. Впрочем, данное звёздное скопление для артманов было домом, так что пусть называют как им угодно и занимаются тут любыми извращениями. Летящие называли его исторически — Пероснежие.

С тех пор как соорн-инфарх покинул эти места, Илиа Фейи оставался единственным летяшим, кто продолжал с одержимостью фанатика следить за делами артманов, доставляя в Большое Гнездо сведения о том, что здесь творилось. Наверное, спроси его кто из сородичей за прошедшие без малого четыре сотни сезонов [103] , зачем он это делает, он бы не нашёлся, что придумать в ответ. Ни одного отзыва на его депеши за всё прошедшее время так и не последовало, хотя декогеренция сигнала на пятидесяти килопарсеках от дома составляет всего трое стандартных суток. Кого-то более юного и более склонного к сомнениям столь затянувшееся одиночество могло бы повергнуть в пучину отчаяния и привести к преждевременному завершению миссии, но Илиа Фейи был избран на свой пост во многом благодаря собственному природному упорству и крайней дотошности, и потому наблюдение продолжалось.

103

Сезон летящих составляет примерно половину стандартного террианского года.