Мятеж

Поломались-поломались - договорились:

Военный совет дивизии уже издал соответствующий приказ и обязуется немедленно отправить в Ташкент всех офицеров, список которых будет представлен делегатами гарнизона, и постепенно, по мере нахождения заместителей, снять всех остальных с командных и административных должностей.

Укачали первый вопрос. Второй гласил:

По вопросу об использовании и распределении, трофейного оружия, по возможности из него снабдить население.

Видите, куда повернуты оглобли; населенье вооружить! А мы ведь только недавно по области отдали приказ, чтобы под угрозой тяжелого наказания все оружие население сдавало нам.

Совсем наоборот выходит.

– Потому что населенье навсегда должно быть вооружено, - уверенно, спокойно заявил Невротов.
– Крестьянину винтовка необходима, раз он находится среди врагов.

– Каких врагов?

– А всяких врагов, и казаки могут опять, и потом же киргизы эти...

– Но ведь у киргизов тоже нет никакого оружия, - нам все его должны сдать...

– Киргиз? Что такое киргиз?
– взвизгнул вдруг Вилецкий.
– Ты меня с киргизом, что ли, станешь равнять? Что я тебе - кто? Я шесть лет в армии служил, кровь, можно сказать, пролил, а меня с киргизом ставить заодно? Нет уж, это вам не удастся... Продались вы там все офицерам, а теперь киргизу продались: вооружить его, а нам не надо оружия? Коли не надо, так не надо, мы и не просим, у нас хватит без вас...

– Вилецкий, ты не то, - перебил его Фоменко, - тут не насчет киргиз, тут, чтобы всех, значит, разоружать...

Невротов злобно глазами сверкнул на Фоменко, перебил торопясь:

– То ли, не то ли, об этом никто не спрашивает. А крепость требует потому, что в штабе, в дивизии много оружия, крепость требует отдать его все населенью... Мы его отвоевали - нам и должно быть передано...

– А не киргизу, - ввернул ехидно Вилецкий.

– У меня никакого оружия нет, - четко выговорил Иван Панфилович (Белов).
– Никаких о г р о м н ы х запасов не имеется. Это вранье. А то оружие, что есть, необходимо для дела, и пока я начальник дивизии - я взять его не позволю...

Откровенная, но резкая речь его могла иметь двоякое влияние: разжечь страсти, поднять мятежников на дыбы или же, наоборот, урезонить, оборвать возможность дальнейших пререканий. Она подействовала благотворно.

– Оружья нет? А если мы проверим? А если мы сами найдем?
– хихикнул Невротов.

– Найдете, - значит, ваша взяла, - добродушно, без улыбки, скрепил Панфилов.
– Только вот что надо помнить: я за это время части перевооружал, - что было, туда все ушло... А проверить можно, что не проверить, - добавил он после короткого молчания.

Зная, что все равно ничего нигде они не найдут, а в то же время будут заняты и отвлечены, мы предложили избрать комиссию. Они вынуждены были согласиться. Постановили:

Ввиду того что оружия незначительное количество и начдивом принимались меры к использованию этого оружия для перевооружения частей, решили избрать комиссию из товарищей Невротова, Халитова и Проценко, которой и поручается выяснить этот вопрос с начдивом 3-й Туркдивизии.

Постановления мы принимали с теми подчас неуклюжими поправками и формулировками, которые настойчиво предлагали они; но это их успокаивало, получалось даже впечатление, как будто это сами они свое же предложение и подтверждают.

Пусть, что мы теряли от этого?

Третий вопрос:

Об удовлетворении красноармейцев обмундированием.

Вопрос как будто вовсе деловой и безобидный. А на самом деле крыли они в этом пункте нас за то, что все мы тут одни только воры и собрались, обмундирование растащили себе, а красноармейцу нет ничего, что за счет красноармейца мы пузо себе растим, а он вот разут и раздет, - значит, за дело, дескать, и самое восстание произошло.

Вот мы еще вам покажем, как обращаться с нами надо!

Мы отбивались от упреков и обвинений, мы утверждали, что воровства не было, а где и было - мы же сами крепко за это карали виновных. Напирали мы на приказы центра и вынудили крепостников признаться, что "приказы центра надо исполнять...", а то, дескать, какие же вы и защитники Советской власти, раз центр не признаете?

По третьему постановили:

Поручить Военному совету принять самые решительные меры к скорейшему снабжению красноармейцев, наблюдая за снабженческими органами, чтобы они распределяли это равномерно, а в смысле удовлетворения командного состава и сотрудников - строго придерживаться существующих приказов центра, а виновных в нарушении - отдавать под суд...

Близкий к этому вопросу был и следующий, четвертый:

Об улучшении питания красноармейцев.

Тут, конечно, опять о воровстве, о том, что "вы там жрете, наверно, колбасу, а нам и хлеба нет... Известно, тут один другого моет, все вместе воруют красноармейское наше добро..."

И тут побранились немало. Постановили неплохо.

Существующим снабженческим органам, а также и продовольственным организациям принять все меры в самый наикратчайший срок, принять самые решительные (?) революционные шаги к улучшению питания красноармейцев, а в частности госпиталей, а Военному совету 3-й дивизии наблюдать за проведением в жизнь. Комиссарам же и Политоду всячески прийти на помощь контрольно-хозяйственным советам частей в их работе, а где таковых нет, то организовать.

В повестке дня всего двенадцать пунктов. Они их так расположили, что среди невинных и "законных" вопросов втыкали как бы вовсе незаметно какой-нибудь особо злободневный, основной, - из тех, которые и подняли восстание. А остальные тут вопросы, вроде вот двух предыдущих, декорация, одна попытка глаза отвести.

Пятый вопрос уже соленый.

Разобрать все дела красноармейцев, находящихся под следствием и судом, а также и в заключении, согласно представляемого списка.

Этот вопрос, как видите, совсем иного порядка. Кто у них в списке? А все сами же главари на первом плане и есть. За трибуналом и особотделом кто ж тут не числится или уже не пострадал? Петров, Караваев, Вуйчич, Букин, Вилецкий... Все они - кто за что: за бандитизм, за зверство, за хулиганство...

Так что вопрос этот в известном смысле был и "личным", - разбирать его надо было с особой деликатностью.

– Нам, - заявил Вилецкий, - никаких ваших делов и разбиранья не надо, мы всех арестованных заведем на собранье в крепость, и пусть сами красноармейцы разберут, виноват он али нет... А потом сейчас же всех выпустить... И сейчас же в крепость всех...

– Товарищи, так нельзя, - вступились мы, - так нельзя, это же не суд получается, а черт-те что. Ну, где это видано, чтобы пятитысячная толпа разбирала вся сразу какое-нибудь дело? Это же гвалт сплошной - и больше ничего...

– Не ваше дело, - перебивает кто-то из крепостников, - мы сами знаем, как надо судить, учиться не будем...

– Но это же немыслимо: гарнизон будет судить преступников... А кто его уполномочил, кто ему право дал на это? Разве сами вы не понимаете, товарищи, что судебный орган непременно должен быть где-то и кем-то назначен, выбран. Сегодня судит гарнизон, завтра случайное собрание горожан, потом наедут, может быть, из деревень - и они судить захотят... Да разве это суд? Курам на смех. И кто из вас хотел бы очутиться перед таким случайным судом?