Мятежные ангелы

По залу проносится холодное дуновение, сырой холод, пронизывающий до костей. Неужели кто-то распахнул окно? Нет, все окна плотно закрыты по случаю дождя… Да и занавески висят спокойно, их не колышет сквозняком…

Мисс Мак-Клити обходит зал по периметру, сложив руки перед грудью, как священник во время молитвы. Неторопливая улыбка расцветает на ее лице, когда она окидывает взглядом всех нас. А на сцене тем временем происходит что-то забавное. Девушки смеются. Но их смех звучит для меня будто издали, искаженно, словно я погрузилась под воду. Мисс Мак-Клити кладет ладонь на плечо какой-то девочки, сидящей в заднем ряду, наклоняется, с улыбкой выслушивает вопрос малышки. Но при этом ее глаза из-под темных густых бровей находят меня. И хотя в зале холодно, я начинаю потеть, словно меня вдруг обожгло лихорадкой. Меня охватывает безумное желание сбежать из зала. И я начинаю чувствовать себя по-настоящему больной.

Фелисити что-то шепчет, но я не в силах разобрать ни слова. Шепот кажется мне ужасающе громким и царапающим, как будто меня скребут тысячи сухих крылышек и лапок каких-то насекомых. Веки у меня дрожат. Рев и грохот врываются в уши, и я тяжело и стремительно лечу в туннель, состоящий из света и звуков. Время разматывается, как бесконечная лента. Я остро ощущаю собственное дыхание, ток крови в венах. На меня наваливается видение. Но оно совсем не похоже на прежние. Оно куда более мощное, яркое…

Я на берегу моря. Утесы. Запах соли. Небо светится, клубы белых облаков несутся надо мной, на холме — старый замок. Все происходит очень быстро. Слишком быстро. Я не могу рассмотреть… Три девушки в белом с абсурдной скоростью выскакивают из-за холма. Соленый, пряный вкус на языке. Зеленый плащ. Вскинутая рука, змея, кипящее небо, облака наливаются серым и черным… И что-то еще. Что-то… ох, боже… что-то поднимается… Страх во мне — огромный, как море. Их глаза. Их глаза! Такие испуганные! Смотри же. Смотри, как нечто вздымается из моря. Их глаза похожи на долгий молчаливый крик…

Я чувствую, как ток крови толкает меня назад, подальше от моря и от страха. Я слышу голоса: «Что это? Что случилось? Отойдите, дайте ей воздуха! Она что, умерла?..» Я открываю глаза. Надо мной нависают встревоженные лица. Где я? Кто они такие? Почему я лежу на полу?

— Мисс Дойл…

Это мое имя. Надо ответить. Вот только язык распух и стал как вата.

— Мисс Дойл?

Это миссис Найтуинг. Ее лицо обретает наконец четкие очертания. Она помахивает перед моим носом чем-то вонючим. Какой ужасный сернистый запах! И еще в нем оттенок соли… он заставляет меня застонать. Я с трудом поворачиваю голову, чтобы отстраниться от вони.

— Мисс Дойл, вы можете встать?

Я, как ребенок, делаю, что велят. Я вижу на другом конце зала мисс Мак-Клити. Она стоит все на том же месте, не двигаясь. Испуганные вскрики и шепот плывут вокруг меня.

— Вы только гляньте… вон там… ужас какой!

Голос Фелисити заглушает все прочие голоса:

— Джемма, держись за мою руку!

Я вижу Сесили, она шепчется со своими подружками. Слышу их шепот:

— Как это неприятно…

Вижу встревоженное лицо Энн.

— Что… что случилось? — спрашиваю я.

Энн застенчиво опускает глаза, не в силах ответить.

— Мисс Дойл, давайте мы проводим вас в спальню.

И только когда миссис Найтуинг помогает мне встать, я наконец вижу причину нервных перешептываний — большое красное пятно, расползающееся по моей белой юбке.

У меня начались менструации.

ГЛАВА 8

Бригид засовывает под одеяло бутылку с горячей водой, кладет ее мне на живот.

— Бедняжка вы моя, — приговаривает она. — Это всегда так утомительно! У меня у самой вечно были проблемы в дни этого проклятия. Уж так это изматывает, должна вам сказать!

Я не в том настроении, чтобы воспринимать рассказы экономки о ее бесконечных страданиях и терзающих ее болях. Но раз уж она начала говорить, ее ничем не остановишь. И мне приходится выслушивать подробности и о ее ревматизме, и о ее плохом зрении, и о том, как ей некогда довелось работать в доме родственника самого принца Уэльского, хотя и в двенадцатом колене…

— Спасибо, Бригид. Думаю, мне теперь надо отдохнуть, — говорю я, закрывая глаза.

— Конечно, ягненочек мой. Отдыхайте, сколько понадобится. Отдых — это очень важно. Я вот припоминаю, когда я работала у одной очень милой леди… она когда-то служила горничной у двоюродной сестры герцогини Дорсетской, и уж такая была респектабельная леди, каких только поискать, скажу я вам…

— Бригид! — Это в спальню вошла Фелисити, а следом за ней тащилась Энн. — Мне кажется, я заметила, как горничные спустились вниз, в подвал, — похоже, решили перекинуться в картишки. Я подумала, тебе следует об этом знать.

Бригид тут же уперла кулаки в пышные бедра.

— Ну, от меня им не уйти. Эти новые девчонки… да они просто места своего не понимают! В наше время перед экономкой все горничные на цыпочках ходили!

Бригид ринулась к двери, бормоча себе под нос:

— В картишки, значит? Ну, это мы еще посмотрим…

— Они что, действительно решили поиграть в карты? — спросила я у Фелисити, как только Бригид скрылась за дверью.

— Конечно, нет. Но надо же было как-то выгнать ее отсюда!

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Энн, смущенно краснея.

— Погано, — отвечаю я.

Фелисити садится на край кровати.

— Ты что же, хочешь сказать, у тебя в первый раз случилось… ну, это неудобство ежемесячной болезни?

— Да, — резко бросаю я, чувствуя себя немножко похожей на какое-то редкое и непонятное животное.

Вдобавок к бутылке с горячей водой Бригид принесла и поставила у моей кровати чашку крепкого чая и крошечную рюмочку бренди, присланную самой миссис Найтуинг; директриса сочла, что в данном случае бренди является лекарством, а не безнравственным напитком. Чай уже остыл и стал горьким. Но бренди доставляет мне удовольствие; горячая капля проливается в живот и согревает изнутри. Я никогда в жизни не чувствовала себя более глупо. Если это и означает быть женщиной, то мне это неинтересно.

— Бедная Джемма, — говорит Энн, поглаживая мою руку. — Надо же… при всех, вот ведь как! Такая неловкость!

Да, большего унижения и быть не может.

— Если мне будет позволена подобная дерзость, могу ли я спросить, когда у вас началось…

Я умолкаю. Фелисити отходит к моему столу и внимательно рассматривает лежащие там вещи. Потом берет мою щетку и проводит ею по своим светлым волосам.

— Да уже несколько лет назад…

Конечно, так и должно быть. Глупо спрашивать. Я смотрю на Энн, и та становится красной, как редис.

— Ох… ну… нам н-не следует говорить о таких вещах…

— Совершенно верно, — соглашаюсь я, тщательно расправляя край простыни, которой я накрыта.