Мыльная сказка

Он бросил папирус под ноги:

– Эх, боги свидетели, детишки еретика доведут меня до зала суда.

– Успокойтесь, ваше величество, одно письмо - не повод для того, чтобы бить тревогу.

– Одно?
– Эйе поправил высокую золотую корону.
– Это я одно перехватил сегодня, а сколько было до этого? И думаешь то, что наша красавица денно и нощно пропадает на городской стене, всматриваясь вдаль - это тоже в порядке вещей? Хорошо, хоть после родов эта Юми, жена Сехемра, перестала с ней бывать… - и он решил сменить тему, - Хор, как клинок?

В ответ хозяин военного дома хлопнул себя по левому бедру и заговорщически улыбнулся. Ну, отлично.

Анхесенпаамон, склонив голову, вошла в покои престарелого мужа:

– Звали?
– холодно спросила она, остановившись в нескольких шагах от Эйе.

– Что это значит, - швырнул ей папирус фараон.

Одна из служанок наклонилась и отдала брошенный свиток своей госпоже. 'Уважаемый Суппилилуйма, я искренне надеюсь, что Бекетатон и сестры пришлись ко двору почтенного правителя Хатти…' - зачитала царица.

– Ты дальше давай, - хмыкнул муж.
– Эти невинные вопросики хеттскому хрычу нас не интересуют.

Анхесенпаамон подняла на него непонимающий взгляд.

– Ниже, ниже давай… Громко читай, выразительно, да услышат твои слова боги!
– ухмыльнулся Хоремхеб. 'Увы, смею вас заверить, что царевич Заназза так и не добрался до Уасета за два года. Видимо, на то была воля богов, коей я не смею перечить. Однако, мне неуютно в собственном доме, душно: мой второй муж и его приближенные унижают меня. Я хотела бы просить уважаемого правителя Хатти о…' - тут Эйе по-хамски выхватил папирус из рук молодой жены.

– Или скажешь, будто это написали твои завистники, что перехватили гонца на окраине города?
– на его лице играла саркастическая улыбка.
– А ведь печать твоя, Анхесенпаамон.

Он щелкнул ногтем по затвердевшей картинке с изображением Амона.

Царевна, закрыв лицо руками, было бросилась бежать, но два телохранителя Эйе преградили ей путь.

– Убегаешь, отважная царевна?
– хихикнул Хоремхеб, вынимая кинжал из кольца на поясе.

Она в ужасе обернулась и увидела, как в лучах солнца сверкнула медь лезвия.

– Улыбочку, господин фараон, - вдруг раздалось из-за колонны, и Эйе с Хоремхебом уставились туда, широко открыв рты.

– Сейчас вылетит птичка!
– тот же детский голосок, но из-за другой колонны, заставил их обернуться.

Никто не понимал, что происходит: слуги смотрели за передвижениями своего господина и военачальника, Анхесенпаамон решила воспользоваться моментом и пятилась к двери, а в это время в комнате сверкали вспышки ярко-голубого цвета.

– Фух, фотосессия окончена, - вытирая пот со лба, сказала Милли, выйдя из-за колонны рядом с окном.
– Зато теперь у меня есть фотка живого фараона, вот девчонки обзавидуются!

– Схватить… ее!
– ткнул пальцем в сторону девочки Эйе.

Но стражники как-то побаивались подойти к подозрительному белобрысому ребенку в длинном платье и мохнатыми глазастыми ступнями.

– Уважаемый фараон, - вежливо обратилась к нему Милли, - почему вы хотите меня схватить? Я же не хочу вас убить…

И она еще раз щелкнула фотоаппаратом и молча прошла мимо обескураженного правителя.

– Так, - вступился за товарища Хоремхеб, перекрыв путь ребенку, - откуда ты взялось и что ты такое?

– О!
– радостно вскрикнула девочка.

Она принялась искать что-то в сумочке от фотоаппарата, а когда достала розовый блокнотик с Белоснежкой на обложке и потупившийся карандаш, протянула все это военачальнику:

– Гоша Куценко! Можно ваш автограф?

Но мечте глупой фанатки не суждено было сбыться. Два стражника ухватили девочку за плечи и потащили прочь из комнаты, небрежно оттолкнув их госпожу от двери. 'Что-то тут неладно!' - пронеслось в голове у ребенка.

И Милли начала брыкаться, вырываться, пинать двух мужиков, которые ростом-то на голову ее выше были, и еще и кусать их за медные браслеты со всей дури.

– Прекрати!
– рявкали то один, то другой Но стражники не сдавались, и волокли девочку прочь из комнаты.

Хоремхеб вернулся к тому, на чем его остановила странная пришелица. Он подошел к Анхесенпаамон и провел клинком по ее шее. Сделал он это аккуратно, чтобы не зарезать царевну раньше времени, но дать ей понять, что оружие наточено, и в любой момент способно прервать ее жизнь. Она, стиснув зубы, в ужасе смотрела на некогда верного своего приближенного. И куда ушли те райские деньки, в которые она была соправительницей своего первого мужа?

Минуты жизни кеметской царицы были сочтены. Две, одна, ноль… Хоремхеб, скорчив зверскую рожу, занес оружие над грудью молодой беззащитной женщины. Еще два телохранителя ее мужа крепко взяли ее за руки, чтобы она не смогла противиться своей участи. Эйе, довольно улыбаясь, поджег сверток и бросил его догорать под ноги неверной супруге.

– Нет!
– вскрикнула Милли, вырываясь из последних сил.
– Не убивайте ее!

Анхесенпаамон поняла, что настал ее конец, она склонила голову и, глядя на свои красивые сандалии, прошептала:

– Каюсь! Я хотела сбежать! Да простят меня боги!

Она гордо подняла голову и взглядом не чувствующей своей вины женщины, уставилась на озлобленного хозяина Дома Войны.

Он размахнулся… и в тот момент, когда лезвие его клинка должно было перерезать ее ниточку жизни, раздалось два оглушительных хлопка, и парни, державшие Милли, упали на колени, схватившись за груди, а потом и вовсе грохнулись лбом оземь.

Сама девочка стояла, ничего не понимая, и смотрела то на одного, то на другого истекавшего кровью телохранителя.

– Кому сказано было не отлучаться из погреба?
– красивый мужской голос нарушил тишину.

Услышав его, Анхесенпаамон зажмурилась, будто пытаясь выбросить его из головы.

В комнату вошел человек ростом чуть выше Хоремхеба. Он был закутан в длинный серый плащ, и только в правой руке держал то, что Милли прекрасно знала под названием 'пистолет'. Лица незнакомца не было видно, потому что на нос он натянул маску из белой ткани. Движением профессионала он засунул пистолет в кожух, что висел на поясе, и оглянулся. Следом за ним вошла… Юля Шаулина с большим автоматом.