Мышеловка

– Валим отсюда! – прохрипел Януш, пытаясь разогнуться. – Бандерлоги!

Игарт обнял его за талию, повел к казарме, откуда пришли. Получил удар в спину, рухнул на колени. Над головой просвистел осколок кирпича, пронеслась ржавая арматура. Януш пополз к зданию на четвереньках.

– Стой! – заорал Игарт, разглядев в оконном проеме перекошенную, почти человеческую рожу. – Там тоже бандерлоги!

Второй кирпич врезался в плечо – левая рука отнялась. Бандерлоги швыряли предметы, не прикасаясь к ним! Силой мысли их двигали. На удивление не осталось времени, он поднял кусок фанеры и принялся вертеться, спрятавшись за ним, как за щитом.

– Сюда, скорее! – позвал он напарника, но Януш не ответил.

Он лежал на животе, раскинув руки. Из рассеченной головы вытекала густая черная кровь, впитывалась в трещину между плитами. Игарт метнулся к нему, пощупал пульс: сердце не билось. Как же так? Черт! Проклятые уродцы! Выхватил пистолет и принялся поливать свинцом бандерлогов, которые пытались покинуть убежище. Одного вроде бы даже подстрелил, но их были десятки, если не сотни.

– Прости, друг, – проговорил Игарт и бросился к ржавым воротам, которые поначалу не заметил в зарослях сирени. Фанеру он держал над собой, по ней барабанили комья земли, запущенные бандерлогами. И вдруг шею обожгло. Перед глазами заплясали разноцветные мушки. Игарт замедлился, прикоснулся к шее – мокрой и горячей. И нащупал что-то острое, железное, похожее на прут арматуры. Оно вошло сзади справа, не задев позвоночник, а вышло спереди, чуть выше кадыка.

Остановившись, Игарт с удивлением посмотрел на окровавленные руки, перевел взгляд на бандерлогов – стрекоча, они выходили из барака и направлялись к жертве, уверенные, что она не даст отпор. Маленькие согбенные человечки на коротких ножках. Сальные патлы закрывают морды со скошенными лбами, руки волочатся по земле. Почти все одеты в рванье.

Игарт разрядил в них магазин – они залегли. Надолго ли?

Боли пока нет. Но несколько минут, и… его скрутило. Он закашлялся, и кровь хлынула горлом. Казалось, что мозг внутри черепной коробки взбивают миксером. Игарта прошиб холодный пот, он застонал, обернулся – бандерлоги, подобравшиеся близко, прыснули врассыпную.

«Надо идти к воротам. Потому что это слишком глупая, слишком мучительная смерть, – думал он, ковыляя к цели. – Со мной этого не может быть. Самое время проснуться. Ну же…»

Вторая волна боли повалила его на бок. Поджав ноги, он корчился и наблюдал за расплывающимися от слез фигурами бандерлогов, которые уже ничего не боялись.

«Это конец. Они ведь будут меня жрать, как свиньи – того сталкера», – подумал он и попытался встать, но не смог даже подняться на колени. Тогда он снял пистолет с предохранителя, положил палец на спусковой крючок и поднес ПМ к виску.

Бандерлоги загукали, попятились.

В глазах потемнело. Палец выжал спусковой крючок, и мир взорвался миллионом цветных осколков, тающих в темноте.

Маузер

– Зачем ты приперся в офис?! – напустился Фрайб на Маузера. Он так нервничал, что брызги слюны долетали до лобового стекла. – Не мог написать мне в аську? Или, в крайнем случае, позвонить? В офисе полно их людей! Братишка, ты же всех нас выдал, мать твою, с потрохами!

Маузера этот натиск слегка обескуражил. В ином случае он бы уже двинул скандалиста локтем по зубам (это было с руки) и наслаждался хлюпающими звуками, которые бы издавал гений, пытаясь унять кровотечение. Но гений был инвалидом! Маузер столкнулся с тем, что подкованная в психологии умница Ольга называла «когнитивным диссонансом». Вроде врезать сопляку бы не мешало, чтоб знал, на кого тявкает, но это побуждение наталкивалось на внутренний запрет обижать слабых и беспомощных.

– Ничего криминального. Я много где побывал, со многими побеседовал. Работа такая.

– Ты в линзах? – неожиданно спросил Фрайб.

– Нет, – бросил Маузер.

– Точно?

– Точно…

– А ну, посмотри на меня!

Детектив повернулся, и Фрайб направил ему в глаза луч диодного фонаря, бог весть каким образом материализовавшегося в руках гения. Маузер отшатнулся, машина вильнула, едва не вылетев на забитую транспортом встречную полосу. Завизжали шины, заголосили сигналы.

– Долбанулся, что ли! – Маузер покрепче стиснул руль и перестроился в правый ряд.

– Это, блин, важно, чтобы ты был не в линзах! – продолжал Фрайб. – Я все объясню! Только езжай!

– Куда? – мрачно спросил Маузер.

– Гони на Строгинский мост, и дальше – к станции Щукино, – азартно ткнул пальцем вперед Фрайб. – Только веди аккуратней, мой мозг – самое ценное вещество на этой вонючей планете, и если из-за тебя он окажется размазанным по асфальту…

– Рассказывай! – потребовал Маузер.

Гений фыркнул, потер лоб.

– Ты слышал о наших квантовых компьютерах, так? – торопливо спросил он.

– Слышал, – отозвался Маузер, поглядывая в зеркало заднего вида, где отражался собеседник. Глаза Фрайба лихорадочно блестели, кадык ходил ходуном.

– Ты знаешь о лабораториях в медицинском центре Артюхова?

– Знаю, – снова буркнул Маузер.

– Знаешь, что эта больница – фактически хоспис?

– Мне приходило такое в голову.

– Зашибись… – Фрайб потер руки. – Знаешь, что квантовые компьютеры очень близки по производительности и принципу работы к человеческому мозгу? Для них даже пришлось разрабатывать специальный язык программирования, он основан на нелинейных логических алгоритмах… это я его создал!

– Я наслышан.

– Наслышан он… Да в любой нормальной стране я был бы уже миллионером! – Фрайб саданул кулаком по сиденью. – А здесь мне приходится шифроваться! Жить подобно хорьку облезлому…

– Короче, Склифосовский! – прервал гения Маузер.

– Что – короче? – вскричал Фрайб. – Знаешь, что такое квантовая запутанность?

– Нет, – ответил детектив устало, он уже жалел, что связался с психом, но все-таки решил дослушать его до конца – вдруг всплывет что дельное.

– Кто бы сомневался! – сверкнул глазами Фрайб. – Квантовая запутанность – это такое явление, когда два или более объекта оказываются взаимозависимыми. Изменяется свойство одного объекта – одновременно свойства других меняются на точно такое же. Это, блин, очень просто понять! Связь остается, даже если объекты удалены друг от друга на десятки, сотни километров. На парсеки, в конце концов!

– Продолжай, – бросил Маузер.

– В «Мысе доброй надежды» – умирающие люди, которым нечего терять! А им фактически обещают бессмертие! Нужно только заполучить разрешение на рисковый эксперимент… впрочем, он не такой уж и рисковый, – поправился Фрайб. – Технология уже обкатана, все идет, как будто вазелином смазали.

– Обманывают? – предположил Маузер.

– Черта с два – обманывают! Мозг больного вводят в состояние квантовой запутанности с новым суперкомпьютером. Таким образом мы получаем цифровую копию личности, которая продолжает жить в машине, после того как тело умрет от болезни. Перед смертью тела, само собой, запутанность разрывается. Но разум и душа, если последнее слово тебе о чем-то говорит, остаются в кластерах памяти, как в сейфе.

Детектив мотнул головой. Все это походило на бред из дешевых фантастических романов, которыми увлекалась Ольга. Фрайб как будто уловил мысль Маузера, подался вперед и горячо заговорил:

– Это – не фантастика. Произошла новая научно-техническая революция, но об этом мало кто знает. Тупые обыватели живут, уткнувшись носом в экран смартфона, не выбираясь из социальных сетей. Появился новый рычаг воздействия на цивилизацию. На рычаг уже давят, а людишки – ни в зуб ногой! – Фрайб перевел дух и продолжил: – Я не занимался квантовой запутанностью и «оцифровкой» клиентов «Мыса доброй надежды». Это делал профессор Можайский, член Академии наук, местный доктор Франкенштейн. Я поначалу работал над языком программирования, позднее меня перевели на ведущую должность в «Парадиз». А знаешь, братишка, что делает «Парадиз»?