МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе

Башкирский мед

1

Стучат железные стыки: тыдых-тыдых, тыдых-тыдых. Банально? Of course, my fucking dead darling. Но что не банально в этом мире, где нет теперь даже бога?

Серенький рассвет, наступивший по воле откинутой мною вверх купейной шторы, и пейзажики в виде перелесков, которые столбы телеграфа резали на кадры одинаковой длины, настроили меня на волну гоголевского брюзжания. Я ехал в спальном немецком вагоне, в купе, кроме меня, никого не оказалось, внезапно меня настигла немотивированная утренняя эрекция. Облаченный в верхнюю часть китайского спортивного костюма и оттянутые эрекцией трусы, я принялся с отчаянием глядеть в окно, в котором время от времени видел отражение своего лица, страшного, словно негатив фотографии Мэрла Мэнсона. Куда я? Зачем? Что найду я там, в том месте, про уклад жизни в котором я имею лишь самые примитивные представления? Примут ли меня? Неужели во всей России не осталось для меня тихого кусочка заповедной земли, где я смогу, наконец, не только видеть печально смотрящие на меня глаза Иисуса, но и слушать внутри себя его голос? Ни в чьем наставлении я более не нуждаюсь, так как нет ни одного из ныне живущих, кто принял бы участие в разрешении моей проблемы. Почему? И вновь банальность! Да потому, что моя проблема – это я сам, и раз уж мне не под силу эту проблему превозмочь, справиться с нею, то это сможет сделать только Иисус своим словом. И для того чтобы его услышать, надо найти то самое заповедное место. Каким оно будет? Лишь бы тихим.

А за окном все бежал кинолентой русский милый пейзаж, и вот оно, гоголевское, пришло…

Эх, Русь-тройка, куда ты мчишься, словно угорелая? Да полно бежать-то, остановись, посмотри вокруг… Где ты? Что с тобой, Родина моя? Раскинулась ты на одиннадцать часовых поясов, и уму непостижимо, как ты можешь, такая большая, такая разная, все еще быть. Не понять тебя умом, шагом тебя не обойти и за целую жизнь мою, от которой и осталась-то в лучшем случае половина. А где в тебе я был? Что видел? Был мало где, а то, что видел, давно позабыл. Остались в памяти только вид на Петропавловскую крепость с золотой иголкой да камчатский пейзаж: горы, солнце и Авача, местами стальная, временами фиолетовая. А ведь ты, госпожа Русь, интересная! Ты как женщина, одетая неброско, но с большим вкусом по модам девятнадцатого века в длинное, до пят, платье, под которым лишь угадываются чуть намеченные тканью прелести твои.

А сейчас мчишься ты рядом, и одно становится понятно, что едет в тебе, Русь-тройка, черт знает кто. Чичиков едет. Аферюга. Вор. Крыса. И кони твои покорно тащат на себе этого лощеного, в розовых прожилках господинчика, у которого на уме лишь желание поживиться за твой, Русь моя, счет. Давеча я слышал, как кто-то, кажется, Швыдкой, назвал Чичикова хозяйственником. Может, и так. Только отчего-то выходит, что раз хозяйственник, то уж непременно и вор.

Несется он по твоим просторам, вертит головой, а в голове мыслишки разные, и все насчет денег-с. Вот и я когда-то пробовал стать таким Чичиковым. Не вышло. Не мое призвание пухнуть на ценных бумагах, заплывая нездоровым белым жиром. Всякого рода жульничество ограничивает свободу, и это только кажется, что деньги, которые оно приносит, эту свободу дают. Тот же Чичиков, сдается мне, очко имел никак не железное и побаивался в случае чего очутиться на четырех метрах казенной площади. Он боялся, да и я боюсь. Зачем нужны деньги, если ставить целью жизни своей их зарабатывание любой ценой? Моей позицией всегда было «хапнул и отвалил», а иначе и впрямь определят тебя на казенные щи, а они, я слышал, не больно густы.

Быть может, и надо было остаться в Москве, дождаться звонка от Кленовского, всего такого официального и слащавого холуя, получить от него приглашение к Сеченову, а от того благодарность. Быть может, так именно и стоило поступить, будь я полный мудак. А я, при всей своей самокритичности, полным мудаком себя назвать никак не могу. Я понимал, что после того, что я натворил, мне нужно залечь на дно и ни с кем не контактировать. Конечно же, это Сеченов обеспечил мне беспрепятственный выход из больнички – это ясно как капля росы. Но это значит, что он следил за мной, следил за каждым моим шагом. Он хотел использовать меня, и он меня использовал. Наверное, он на тот момент не решил, что со мной делать. Очень похоже, иначе он не отпустил бы меня. Или всему виной элемент случайности, который также нельзя исключить? Огласки с моей стороны ему нечего было опасаться. Сейчас повсюду можно найти уйму фактов из жизни таких, как генерал Петя, и факты эти в состоянии ужаснуть любого индивида, не знающего, кто же правит Русью-тройкой. А знают об этом все, кроме уж самых дремучих мудозвонов, поэтому на факты из жизни всех этих Чичиковых, Сеченовых, Масионжиков и прочих уже и внимания не обращают. Привыкли. Они говорят, что они элита и у них своя жизнь, свой угар от быстрой езды на тройке с бубенцами, но в случае чего Русь-тройка и задавить может насмерть. Поэтому «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Я решил не испытывать судьбу и, придя к выводу, что мне должно относиться к своему беспрепятственному отъезду из Москвы как к милости генерала Пети, подался куда подальше на поезде Москва—Архангельск. Меня бессознательно влекло на Север.

О! Это «особенная особенность» всей моей жизни. Я подметил ее, когда мне стукнула четверть. Можно пытаться двигать каменные стены, за которыми жизнь, для тебя не предназначенная, а можно ловить восходящие потоки теплого воздуха и передвигаться за счет их силы. Все по-настоящему значимые поступки в своей жизни я совершил под влиянием бессознательного влечения. Что за сила ведет меня? Быть может, все предопределено заранее и мне суждено было, на роду было написано сесть в этот поезд и встретить в нем… Не стану забегать вперед. До этой встречи остались мгновения.

Совершив утренний туалет и приведя себя в более-менее приличый вид, я развесил по купе предметы милицейской формы, с тем, что, по разумению моему, воры, коли случится им возжелать обчистить мое купе, осеклись бы на пороге и, увидя мышиный мундир, в страхе бы от своего намерения отступились. Никакой провизии у меня с собой не было, и я решил попытать счастья в вагоне-ресторане, куда и направился, поручив проводнику присматривать все же за моим купе. Он с удовольствием обещал мне это за пятьсот рублей, а я, пройдя насквозь несколько вагонов, оказался в нужном мне, занял свободное место и попросил себе кофе с молоком, бутерброд с сыром и овсянку. Официантка, не вдохновленная моим китайским фраком спортивного покроя, фыркнула и ушла куда-то, но вскоре вернулась. Кофе был порошковым говном «Маккофе» из пакетика, сыр зачерствел еще во времена строительства Останкинской телебашни, а овсянка приклеивалась к ложке словно тесто. Отхлебнув порошковой гадости, я приуныл и спросил, есть ли пиво и сосиски. Официантка, взглянув на меня с одобрением, сообщила, что в наличии шесть сортов «Балтики», два «Клинского» и три еще какого-то, и тогда я попросил ее принести мне «Миллер». Это пиво в российском исполнении напоминает чуть облагороженную ослиную мочу, тогда как все прочие сорта, перечисленные ею, – это просто скам.

Опустошив пару батлов, я повеселел и стал рассматривать официантку в попытке познать глубину ее духовного мира. Мир ее был непознаваем и ничем себя не проявил. Сдается мне, что у нее и мира-то никакого не было, кроме набора примитивных потребностей и страха перед проблемами с гинекологией.

Внезапно какой-то мужик, до этого сидевший ко мне спиной и уплетающий примерно такой же завтрак из пива и сосисок, с той только разницей, что вместо «Миллера» он предпочитал трофейный «Грольш», встал и решительно направился в мою сторону не сводя с меня глаз. Присмотревшись, я узнал его. Это был некто Денис Шершуашвили, мой быший сокурсник и яркий пример седока той самой тройки, о которой я грезил утром наяву…

Денис, маленький, чернявый и подвижный, был сыном князя (все грузины князья), вора в законе (почти все грузины воры в законе) и «лесного царя» (э-э-э), в прежние лихие годы отправившего за кордон такое количество леса, что его хватило бы, наверное, для учебников всем российским школьникам лет на двадцать, а то и больше. Младший брат Дениса владел в Архангельске строительной компанией и однажды чуть не спалил дом одного местного священника потому, что тот стоял на приглянувшемся младшему брату участке земли. Ситуацию тогда разруливал сам патриарх, и семейство Шершуашвили вынуждено было повиниться и от участка отступиться.

По слухам, Денис ныне стал депутатом от N-ской партии или, как я ее называю, Лживо-Денежное-Предательство-России. Он унаследовал бизнес папы, который в дополнение к своим титулам вот уже который год избирается не только заместителем местного губернатора, но также и сенатором Совета Федерации. Ах, хорош наборчик! Где еще это возможно, чтобы и князь, и сенатор, и царь, и заместитель, и вор в законе? Воистину Россия – страна великих возможностей!

В общем, интересные у меня были сокурсники, и после окончания университета судьбы у всех сложились по-разному. Я уже рассказывал о некоторых из них в первой части своих мемуаров, но никогда не думал, что придется упоминать этого Шершуашвили. Он попадался мне в коридорах МГУ, но я, правда, не помню, чтобы Денис часто посещал занятия и сидел в библиотеке. Он вечно мутил некий подозрительный бизнес, намекал на какие-то «стрелки», «терки», ампулы и порошки, интересовался покупкой какого-то «нагана» и вступал в связи с известнейшими мессалинами курса: Я., М. и С…

…Отвлекшись немного, скажу, что нынче все они втроем превратились в каких-то бабок. Я. – в пятый раз замужем, М. – была замужем за одним туркменским олигархом, и тот бил ее смертным боем так, что она сбежала от него к какому-то парню в Мозамбик, где следы ее затерялись, а С. – вообще не замужем и похожа на Наталью Медведеву в последние годы ее жизни. Вот такая непростая женская доля.

Кстати! А что, собственно, такого в том, что женщина любит заниматься сексом? Да если бы не было таких женщин, то нам, мужчинам, было бы кисло с нашими отчаявшимися домохозяйками. А кроме того, мне кажется, что женщины, которые часто меняют партнеров, просто таким образом ищут свой путь в жизни. Это такой женский способ поиска себя. И вот не надо! Не надо… Не надо считать, что я злорадствую по поводу Я., М. и С. потому, что ни одна из них мне не дала. Тот, кто так подумает, исходит из соображений женской логики. Что?! Вы мужчина?! И так подумали… А вы случайно не из коллег Ромео Ола? А если серьезно, то мне просто жаль, что у девчонок судьба так немилосердно порой натягивала вожжи. Когда-нибудь я напишу роман о женщинах, и всем сразу станет понятно, как я люблю женщин, а я их невероятно люблю. Они как цветы, а сломанных цветов всегда бывает жаль…

Потом Денис влип в какую-то историю, связанную с попыткой обмена старых денег (при Ельцине любили менять деньги, некоторых это очень обогащало), папа отмазал его и от греха подальше отправил «доучиваться» в Лондон. В Лондоне Денис, говорят, сперва зажигал не по-детски, а потом взялся за ум и затусовался с двумя студентами индусами, ставшими впоследствии гениями Уолл-стрита и миллионерами. Эти индусы вправили Денису мозги и, видать, показали ему Шиву, потому что, вернувшись из Лондона, Денис основал крупное агентство недвижимости и вступил в партию. Известно ведь, что тот, кто узрел Шиву, обязательно откроет агентство недвижимости и вступит в партию.