МЖ. Роман-жизнь от первого лица
Шрифт:
Я нажал на курок. Раздался громкий хлопок, но все же сильно смягченный пластиковой бутылкой. Был он похож на звук взорвавшейся большой электрической лампочки. Голова Струкова как будто раскололась, как кокосовый орех в рекламе шоколадного батончика, на две половинки. В коридоре послышались быстрые шаги, и в переговорную ворвался шофер с рукой, заложенной за правый лацкан пиджака. Ждать, пока он достанет то, что висело у него под мышкой и уравняет наши шансы, было бы невыразимой глупостью. По счастью, этот бравый вояка слишком сильно затянул ремни кобуры, и достать оружие быстро у него не вышло. Думать о том, что выстрел, скорее всего, услышат с улицы, было некогда, и шофер, с простреленным сердцем, отправился вслед за своим хозяином. Клаудия была очень бледна, ее шатало. Она вот-вот должна была упасть в обморок и сделать и без того маловероятный побег совершенно невероятным. Я схватил ее за волосы и сильно дернул. Она заорала от боли, ударила меня по руке, но это возымело действие. Она пришла в себя, выйдя из своего полубессознательного состояния.
– Бежим отсюда, скорее. Но сначала мне нужно найти комнату, где стоит видеомагнитофон,
– В подвале, Марк, а нельзя обойтись без этого? Сюда вот-вот приедут его шлюхи, они сейчас где-то в городе. Хотя они уехали… Ну, все равно, еще может прийти кто-нибудь, мало ли… Тебе тогда придется убить еще и их.
– Ну, это не проблема. Патронов для шлюх у меня хватит. Побежали в подвал!
В подвале, в отдельном помещении был расположен центр управления всеми системами этого дома: автоматический бойлер, климатическая установка, система очистки воды. В углу, в стеклянном шкафу, стояла записывающая цифровая видеосистема с жестким диском внутри. Уничтожить его оказалось непростым делом, пришлось покопаться, разыскивая отвертку, чтобы развинтить корпус и вытащить диск, затем свинтить все заново и поставить бесполезный теперь корпус на место. Диск я кинул в рюкзак. Пусть полиция попотеет, хотя мне кажется, что потеть здесь будет не полиция, а те, о ком предупреждал и кем пугал меня Струков перед своей смертью.
– А знаешь, Клаудия, я сегодня во второй раз застрелил человека.
– Но ведь ты профессиональный киллер, кажется. Что-то маловато для профи? Иисус, что я такое говорю!
– Кто тебе сказал такую ерунду? Я и это слово не имеем между собой ничего общего. Я злой клерк, не более того. Пойдем отсюда. Вот тебе тряпка, плесни на нее виски или что-нибудь в этом роде и вытри все места в доме, к которым прикасались твои руки. Если бы на выстрелы обратил внимание полицейский, охраняющий посольство напротив, то их сейчас было бы здесь целое море. Вроде пронесло. Я займусь тем же самым, не хочется оставлять здесь свои отпечатки.
Гипербореи и мы
Шлюхам повезло. На то они и шлюхи. Им и так много достается всякого дерьма. Пускай живут. А два злодея удрали из дома с портретом Бормана на хозяйском «BMW». Эта идея родилась у Клаудии. Мы выходили из дома и направились было к воротам, но она молча ткнула пальцем в машину. Водительское стекло было опущено, ключ торчал в замке зажигания. Я был совсем не против поездки в таком автомобиле, тем более что задумал еще один маленький перформанс, связанный с полным уничтожением всех улик. На тонированном лимузине мы выехали на пустынную, спокойную улочку. Везде было тихо, и жизнь словно бы замерла вокруг. Даже полицейских не было видно. Наверное, подумал я, они пошли куда-нибудь пить матэ. Все здесь пьют матэ – настойку из чудесной зеленой травы, выравнивающую давление и способствующую пищеварению. Матэ носят с собой в обыкновенных термосах и понемногу наливают в калебас – выдолбленный из тыковки круглый сосуд, высасывая горячий напиток через металлическую трубку-бомбилью, с запаянным, дырчатым нижним концом, специально, чтобы в рот не попадали частички матэ. Матэ зеленого цвета и заваривается, как зеленый чай, горячей, но не кипяченой водой минут пятнадцать. Вкус передать сложно, надо пробовать. Я с тех пор, как вернулся из Аргентины, частенько пью матэ, который иногда можно встретить в продаже в Москве.
Мы доехали до Avenida Sarmiento, затем уже по ней до Autopista Leopoldo Lugones, и погнали прочь из города. Клаудия, сидевшая на переднем сиденье, блаженно вытянула ноги, отодвинула назад спинку кресла и закинула руки за голову. Я, разгоряченный кровью и недавней бойней, был готов перестрелять всех, кто преградит нам путь, но все вокруг было до нелепого спокойно, и ровным счетом никто не обращал на нас никакого внимания.
– Марк, что ты собираешься делать?
– Не знаю, но меня ведет из города кто-то, кто всегда помогает мне после моей работы. Если он так хочет, надо соглашаться, так что доверься мне, милая.
– Хорошо, как скажешь, мне уже все равно.
– А теперь скажи мне, что с деньгами? Ведь я так и не успел задать тебе этот вопрос, не было подходящей ситуации.
– Все в порядке. С ними все в полном порядке. Шестнадцать миллионов двести тысяч ушли твоему работодателю на кипрский офшор и дальше на Каймановы острова, затем еще через три места, так, чтобы было сложно отследить путь. Эти деньги будут гулять по свету три-четыре дня, сумма будет меняться, делиться, а затем, чуть похудевшая, вернется к своему законному владельцу. Полтора процента потеряется по дороге – это комиссионные, но в целом о судьбе этих денег можно не беспокоиться. Они будут на месте в те сроки, что я обозначила.
– Клаудия, я рад, что мой наниматель будет доволен и получит то, зачем он меня посылал, но меня, как ты понимаешь, более всего волнуют мои деньги. Что с ними? Где они? Мои деньги, а?
– Марк, дорогой, сделай одолжение, не разговаривай со мной в таком тоне. У меня мороз по коже, и это вовсе не от включенного кондиционера. Я, наверное, на всю жизнь запомню, какое страшное у тебя было лицо, когда ты орал на Струкова перед тем, как в него выстрелить. Мои девятьсот тысяч ушли примерно таким же путем, что и основная сумма, а что касается твоих денег, то они через два дня будут в надежном мадридском Banco del Prado, управляющий которого мой двоюродный брат. На счете до востребования, открытом на твое имя. Все очень просто, вот тут у меня даже распечатка с извещением о том, что отправка завершена успешно. Деньги я перевела через BONY, это обычное дело. Bank of New York – очень надежный банк. Я и сама его клиентка. Теперь он также снимет комиссионные и переведет деньги в Мадрид. Тебе останется лишь прийти в банк, предъявить паспорт, закрыть счет и получить деньги. Снимай в купюрах по 500 евро, так
сподручнее везти через границу.– Но ведь я просил тебя сделать все совершенно по-другому! Я четко объяснил тебе, что деньги должны были быть переведены напрямую в «Банк Москвы»! Кто тебя просил заниматься самодеятельностью?! Клаудия, я не доверяю тому, в чем ни черта не смыслю. Из всех денежных форм я более всего на свете предпочитаю наличные. Тут я жесткий материалист. Вижу то, что могу осязать, положить в карман и потратить так, как мне заблагорассудится. В нашей ситуации, когда о наличных не может быть никакой речи, столь короткий, как мне казалось, путь для меня наиболее понятен. Ну и опять же вопрос времени и то, что цепочка короткая. Случись что, легко можно найти концы. А теперь я ничего не смогу узнать о судьбе своих денег целых два дня! Два дня, в течение которых может случиться что угодно! Вконец осатаневший Бен Ладен захватит пяток самолетов и направит их прямой наводкой на уцелевшие в Нью-Йорке небоскребы, одним из которых будет как раз штаб-квартира BONY! Или Штаты объявят войну всем террористам повсеместно, повысят уровень опасности до максимального и блокируют все счета, все транзакции и все такое. Лететь за наличными в Мадрид! У меня даже нет транзитной визы! У меня просто двухчасовая стыковка между самолетами, я даже не смогу выйти в город! Придется вновь ехать в Москву, там получать визу… А это время, девочка моя, время, в течение которого я ничего, ровным счетом ничего не буду знать о деньгах! Ради которых я только что застрелил двоих человек и застрелил бы еще, если бы кто-то оказался в доме, кроме этих двоих мудаков! Мать твою, Клаудия! Такая самодеятельность бесит меня и делает неуправляемым. Один раз одна лихая девица утянула у меня из-под носа чемодан с миллионом долларов, и я смотрю, что сейчас повторяется та же самая история! Дерьмо, блин!
– Все это так, Марк, но цепочка, которую предлагал ты, еще и легальная, не забывай об этом. Меня поражает, что ты, гражданин своей страны, ни черта не знаешь о том, что у вас с 1999 года действует валютный контроль. К тебе пришли бы, как у вас их там называют, какие-нибудь финансовые гвардейцы и попросили бы тебя объяснить, за что это ты получил такие деньги! И что бы ты сказал?
– Да ничего бы я не сказал. Я бы просто дал им денег, и они бы ушли довольные. У нас с этим проще, понимаешь! У нас люди в погонах охотно идут навстречу простым людям, поэтому правосудие у нас – самое гуманное в мире, прими к сведению! Это у вас все скучно и неинтересно, все прописано в инструкциях и законах, и если собачка соседа покакает на улице, то другой сосед сочтет своим гражданским долгом сообщить в полицию, которая оштрафует того соседа, конфискует собачку и наложит арест на собачкину каку. А у нас нет этого, ясно тебе! Я пять раз ездил пьяным за рулем, и все пять раз меня останавливала наша дорожная полиция, я называю ее именно так, чтобы тебе было понятно, на самом деле у нас их называют гаишниками. И что ты думаешь? Кто-то посадил меня в тюрьму? Или хотя бы забрал мои права? Нет! Потому что гаишники всегда входили в мое положение и за сто-двести долларов даже провожали меня на своей машине до дома, ясно тебе! И это нормально! Мне моя страна за это и нравится! У нас нет бюрократии, понимаешь! Я просто иду и плачу тому чиновнику, который должен решить мой вопрос, и он его решает. Вот так вот! Все бросает, даже обед, и решает! У нас люди ценят, когда им платят. А у вас все зажрались и имеют отпуска девяносто дней в году! Никто ни черта не хочет делать! Все хотят быть рантье и портфельными инвесторами! А вместо того чтобы что-то производить самим, вы приглашаете турок, арабов, китайцев и громко возмущаетесь, как эта старая, спесивая дура Фалаччи в своей книжечке про «Ярость и Гордость»! Что, дескать, много развелось на прекрасных улицах Флоренции всякого африканского сброда! Все воруют, продают героин и жмут белых. Да вы сами все просрали! Заигрались в свободу, равенство и братство. Благодаря вашим педикам, заседающим в законодательных собраниях, вы скоро получите такого пинка от настоящих хозяев Европы, нелегальных, полулегальных и легальных эмигрантов, что у вас отлетит ваша респектабельная задница! Вспомни Римскую империю. Именно так все и случилось. Заплывшие сытным жиром патриции трахали друг друга в задницы, народ глазел на гладиаторов, все думали, что они живут в самой сильной стране мира, а их сделали варвары. Вся история человечества двигается по одной и той же орбите и постоянно возвращается в одну и ту же точку. С Европой произойдет то же самое, что произошло с Римом.
– Марк, можно подумать, что у вас в стране эта проблема отсутствует?! А как же ваша Чечня?
– «Наша» Чечня?! В «нашей» Чечне теперь все хорошо. Мы наведем там порядок очень скоро. Чечня именно наша, а не ваша. Не было бы никакой чеченской войны, не будь в мире вашей вседозволяющей демократической морали. Мы стараемся погасить пожар на Кавказе, противостоим ордам мировых террористов, а ваша шизофреничная старушка Европа, которую олицетворяет выжившая из ума старая ведьма Ванесса Редгрейв, предоставляет убежище адепту секты убийц, прикрывающихся Кораном, этому Закаеву! Не заводи меня, милая. Я живу в стране, где мы еще не утратили способность к размышлению и анализу. Нас интересует то, что находится дальше нашего носа… Так вот, возвращаясь к моей проблеме, ты все испортила! Во всяком случае, благодаря тебе покоя мне теперь не будет долго.
– Марк, но даже если бы все было так, как ты говоришь, тебе пришлось бы уплатить с этой суммы приличный налог, об этом ты не подумал? Тринадцать процентов – это довольно много. Я знаю ваши законы лучше, чем ты. Поверь мне, что так будет гораздо лучше и, что самое главное, безопаснее. Ты прилетишь в Мадрид, мы с тобой там встретимся. Разве ты откажешься от того, чтобы еще раз увидеть меня?
При этих словах ее рука скользнула вверх по моему бедру и принялась гладить его внутреннюю поверхность, ненароком касаясь члена. После таких аргументов я мгновенно смягчился и почти потерял над собой контроль, так сильно я захотел ее.