Н-10

— Помню.

— Что же изменилось? Не Йорка же тебя тряпкой сделала. Ну будем все на баб валить, да?

— Я потерял ясность, командир. На время.

— А сейчас?

— А сейчас все снова кристально чисто.

— Надолго?

— Навсегда!

— Ну-ну… — хмыкнул я и тяжело зашагал вниз по склону — Про Хвана что-нибудь говорят?

— Еще одна трансформация. Это он мне уже сказал…. И ему уже вкололи что-то — с его согласия.

— Ну-ну — повторил я — Отправляйся спать, боец. Передатчик держи включенным.

— Есть, командир! Оди… совсем забыл…

— Да?

— Там под тентом еще пара Терпимых притулилась. Те старики…

— Тоже мажут жопы барсучьим жиром?

— Продолжают наливаться самогоном. И все спрашивают, что же будет теперь… еще говорят, что готовы и дальше пахать, сеять, растить скот и щедро всем этим делиться…

— Ну-ну — в третий раз произнес я — Быстро же они начали искать новую крышу…

— Все хотят жить, командир. Просто хотят жить… Без защиты от монстров им быстро придет конец.

— Жалеешь их?

— Терпимых, что живут сейчас? Не особо — дернул щекой Баск — Они знали о том, что творили Непримиримые и молчаливо принимали это, радуясь подарком. Но…

— Но?

— Но на смену этим подловатым терпилам придут новые — ничего не понимающие, со стертой памятью, посланные сюда работать на полях и в городах, а не убивать.

— Баск… вот тебе мой совет — не задумывайся о судьбах слишком глубоко. По очень простой причине — чем глубже ты нырнешь в поисках смысла и правды… тем быстрее убедишься в том, что каждый по отдельности в этом мире может и заслуживает жалости, а вот когда они вместе образуют какую-нибудь кодлу вроде Аммнушитов или Терпимых… то быстро превращаются в такую мерзоту, что их хочется истребить всех под корень. Люди пачкают друг друга. Пачкают дерьмом. Когда ты один — ты может еще и человек. Настоящий человек. Но как только объединишься с кем-нибудь… или войдешь в какую-нибудь группировку — тут же превратишься в хитрого подлого гоблина. И тебя твои новые друзья не только дерьмом щедро обмажут, но еще и вольют в твои уши свои шепотки, радостно пояснив ту придуманную ими вескую причину, по которой вы имеете полное моральное право убивать, воровать, насиловать, грабить, поджигать…

— М-да…

— А ты как думал? — усмехнулся — Вспомни сам, Баск! Тут всё и вся в дерьме! Даже добросы — потому что нихрена не делают, оправдывая себя тем, что раз они рождены рядовыми прибрежными гражданами, жить надо тихо и незаметно. Плесень! Аммнушиты — насиловали и убивали собственных детей, считая при этом, что творят правое дело! Терпимые — молча принимали еще окровавленную одежду, орудия труда, мешки с ворованной мукой и семенами! Да еще и благодарили гребаных Непримиримых за такую доброту. Я могу перечислять долго! В этом мире каждая община замазана в дерьме по самую маковку!

— Даже мы? Мы ведь гоблины… помнишь?

— Наш сквад? Гоблины! — кивнул я — Есть лишь одна причина, почему мы еще относительно чистенькие — нам тупо некогда пачкаться в дерьме! Я не даю отряду такой возможности. Но позволь я скваду застояться, дай я им отдых в пару недель — и начнется! Пара бойцов отправится выпить в ближайшую деревушку и там по пьяни изнасилуют какую-нибудь селянку. А потом будут ждать, что придет командир и отмажет их перед крестьянами. Ведь мы отряд! Мы едины! И обычные командиры так и делают — приходят, извиняются, откупаются, обещают максимально строго наказать провинившихся бойцов. И мажут, мажут свои хари дерьмом! Еще через неделю перебравший наркоты боец словит галлюцинаций и пристрелит ни в чем неповинного гоблина — и снова будет ждать, что кто-то из его отряда, из его ПЛЕМЕНИ, придет и защитит его, не даст отправиться на эшафот. Мы гоблины, Баск. Мы гоблины! Я полностью уверен, что стоит мне сейчас вернуться на базу — и я разом найду десяток причин, по которым многих бойцов надо либо жестко наказать, либо пристрелить нахрен. А вместе с ними поставить к стенке и Джоранн — раз допустила такое дерьмо. Я уверен, что если я сейчас исчезну на неделю, а потом появлюсь, то сходу наткнусь на воющих Терпимых, жалующихся на моих бойцов. Я прямо сейчас могу предсказать кто из наших одним из первых пойдет в разнос и чем это дерьмо закончится!

— Рэк? Этот быстро устроит попойку… тут можно и не гадать.

— Да даже ты — слабое звено! — рыкнул я — Ты слишком задумчивый! Ты предпочтешь сесть где-нибудь в темном уголку и затихнуть, обдумывая судьбы мира и общин! Затем начнешь плакаться сам себе на свою неудавшуюся личную жизнь. И пока ты думаешь, жалуешься и медитируешь — в казарме начнет происходить брожение, что быстро приведет к проблемам. Вот почему ты не десятник, Баск — ты слишком уж отстраненный от остальных. А любой командир должен уметь две вещи — держать четко выдержанную дистанцию от рядового состава и при этом не вылезать из этого густого и вонючего солдатского бульона!

— А Рэк умеет?

— Рэк умеет. Он с рядовыми гоблинами часами может о жизни балакать, хлебая кашу из одного котла или начищая снаряжение. Но стоит хотя бы одному проявить запанибратство — и гоблин тут же получает в харю с ноги. Главное — Рэк всегда со своими. Он знает, чем они дышат, что они жрут и пьют, чем они срут. Он знает слабые и сильные места каждого своего бойца. А бойцы, в свою очередь, постоянно донимая Рэка, держат его в тонусе, не позволяя сорваться и резко уйти в запой или начать беспричинную драку — чтобы не лишиться наработанного авторитета. Повторю тебе, зомби — у каждого из нас свои слабые и сильные места. Каппа тоже десятник. Но со своим десятком ведет себя не так, как Рэк. Дистанция Каппы предельно далекая — он офицер и подчеркивает это. Но его бойцы за своего такого ледяного командира любому жопу порвут! Почему?

— Не знаю…

— Раз ты снова обрел ясность… и захотел воевать дальше… хочешь стать и десятником?

— Ну…

— Значит, хочешь — кивнул я — Иначе был бы четкий отрицательный ответ.

— Возможно…

— Я дам тебе пятерых. Как только они придут в себя — начнете притираться друг к другу. Заодно проведете пару бесед, а может и разминочных тренировок.

— Принято, командир. Я не подведу.

— Хорошо…

— Командир… Оди…

— Ну?

— Не слишком ли рано для тренировок? Мы только что из бойни. Надо бы хотя чуток отдохнуть.

— Бойцы — это мясо, Баск. Что надо делать с мясом, чтобы оно не стухло?

— Ответ прост — держать на холоде. Еще лучше — на морозе.

— Ответ, похоже, нихера не прост. Неверно! Правильный ответ — мясо надо жарить и жрать, жарить и жрать! Оставишь на морозе — кусок мяса замерзнет, это считай боец без навыков, без мотивации. Оставишь мясо лежать в тепле — оно стухнет! Итог еще хуже — вялое вонючее дерьмо, что не хочет ничего делать. Нет, Баск. Хочешь умелых и послушных бойцов — херачь их тренировками, стрельбами, авральными побудками. Делай так, чтобы несколько часов отдыха они принимали как великий дар. Чтобы лучшим занятием они считали сон! И вот тогда, эти прожаренные тобой жесткие куски мяса смогут сделать что угодно — главное направь на нужную цель! И они оценят твою жесткость — потому что ты учишь их выживать! Благодаря тебе, благодаря твоей жестокости, твоей четко отмеренной беспощадности к ним, они получат шанс пройти любой бой и выйти из него живыми! А тупой жалостью ты… убиваешь их, Баск. Ты понял меня?

— Я понял, командир.

— И не обязательно заставлять их отжиматься и нырять харями в грязь. Это глупо. Но сейчас самое время найти тех, кто уже проснулся, кто уже морально киснет, переживает. Вот сейчас самое время найти таких, сесть рядом, выпить горячего кофе и детально обсудить минувший бой. Кто среагировал на отлично, кто мог перезарядиться чуть побыстрее, кому не стоило лезть в ту воронку… Грамотный офицер будет больше слушать — давая бойцу выговориться, выплеснуть все скопившееся в душе дерьмо. А уже потом, на основе полученных сведений, провести с личным составом тренировку — а она может быть любой. Сборка-разборка оружия на скорость — не покидая теплой палатки — тоже тренировка, причем она вернет мысли в нужное русло. А если позволишь мясу валяться в палатках и слезно жалеть себя — мясо стухнет! Главное — зажечь под сковородой потухший огонь и снова начать жарку!

— Я понял…

— Ну-ну — проворчал я уже не знаю в какой раз и медленно пошел дальше, неуверенно ставя израненные ноги на скользкую землю — Слезливая бабская жалость прикончит тебя однажды, Баск. Именно такие как ты погибают, когда пытаются помочь раненому врагу и получают пулю в глаз.

— Учту… помочь спуститься, командир?

— Пошел нахер.

— Есть!

Успешно преодолев оставшиеся метры, я откинул одно из полотнищ и оказался под залитым светом и теплом тентом. Рядом с костерком стол из перевернутых ящиков. Из них же сооружено несколько лавок, расположившихся вокруг огня. На вонзенных в землю палках насажены промытые сохнущие кирасы и шлемы, в сторонке выстроены частично разобранные винтовки. С веревок свисают постиранные личные вещи. Опираясь спиной о ящик, Рокс, прикрыв вытянутые ноги одеялом, на чистой ветоши перебирает патроны, придирчиво оглядывая каждый и отправляя в тот или иной ящик. На соседней лавке приткнулся свернувшийся плотным клубком драконид, безмятежно посапывая. У ног Рокса сидел зверолюд Стив, натирая патроны сухой тряпкой и неспешно снаряжая магазины. С другой стороны костра еще две лавки — заняты дрыхнущими стариками Терпимыми. Перебрали алкоголя и провалили дипломатическую миссию? Похоже, что так. Хотя это может быть и такого рода сонливостью, что наваливается, когда…