Н 7

Рябов разбежался… И понесся дальше, чуть катнув в сторону мяч. В шаге от него мчал Левашов, и мяч пришелся под рабочую ногу. Удар!

Мяч перелетел штрафную площадь и чуть не ушел за линию… Но — чуть. Там каким-то странным образом — телепорт у него в заднице, не иначе — оказался Микроб, подставил голову… И опять не в ворота! Мяч пролетел сквозь всю штрафную площадь и буквально ударился в плечо Погосяна.

Удар!

А вот теперь — в ворота!

— Оле-оле-оле-оле! — кричали вскочившие болелы. — «Титан» — чемпион!

Наши уставились на арбитра и помощников. Торпедовцы тоже на них уставились. А один четко показывал в ворота — мол, мяч в воротах. Флажок не поднят — значит, не было вне игры. Главный арбитр так же четко со свистком указал на центр.

Есть!

1:3 — мы ведем!

«Торпедо» взорвалось. Торпеда взорвалась — по уму-то. Но тут — «Торпедо». Как они понеслись, как они нас втоптали, как прижали! А отступать некуда — позади ворота и я, весь в поту. Отбиваю, выношу, ловлю, кричу на защиту, выстраиваю стенку, вычисляю возможную траекторию, предупреждаю, указываю на отдельных защитников — держать, держать — и мы стоим! Стоим!

В первом тайме я скакал, как вошь на сковородке, а теперь кручусь, как уж.

Водопитие очередное не спасло и не успокоило. Мы отбивались, они — атаковали.

Очередной крепкий и увесистый удар в дальний угол. А я как раз уже там. Я поймал мяч и с ходу швырнул его далеко вперед и налево, рассчитывая на возможный рывок Микроба. А у него сегодня — бенефис. Он уже там, подхватил и бежит-летит на смещающихся в его сторону торпедовцев. И, почти уперевшись в них, четко послал мяч направо к центру и чуть назад — а там чертиком из коробочки выпрыгнул Погосян, внезапный, как песец.

Мика принял на грудь, скинул мяч себе же на ход — и уже он один перед вратарем. Тот выбежал вперед, расставляя руки и сокращая площадь, по которой можно вдарить. А Погосян резко сместился влево, чуть не убегая с мячом с поля, и уже с острого угла катнул мяч в дальний угол пустых ворот.

Красиво! Это было красиво — смотрел бы и смотрел. Не каждая команда вышки может показать такой красивый футбол! А Микроб — ух! Две голевые у него и собственный гол. Даже не знаю, с кем сравнить. Месси, как есть Месси! Только тот — Лео, а наш — Тео, Теодор стало быть, Федор.

Только разыграли мяч — и свисток окончания игры.

Всей командой мы двинулись к сектору с нашими ликующими болельщиками. За нами, как чайки над свежей пашней, устремились фотографы и дроны. Перед подтрибунным я обернулся, чтобы еще раз посмотреть на Тишкова и порадоваться, что он жив. Еще как жив! Димидко руку, вон, жмет.

Погосян принялся раздавать болелам воздушные поцелуи, Левашов — выцеливать пальцем красивых девушек и пускать невидимые стрелы из лука, остальные просто махали руками и кланялись. Болелы ликовали, у них снова праздник. А у нас — эпохальная победа. «Титан» в Москве дернул «Торпедо», да как! Разгромил! 4:1! Это — история! И я не просто пылинка в ней, а один из камней несущей конструкции.

Спасибо тебе, богиня! И даже если завтра моя жизнь оборвется, я познал, какое же счастье заниматься любимым делом и добиваться результата!

Кто знает, может, еще и услышит Михайловск гимн Лиги чемпионов?

Глава 9 Глаза бы не глядели!

Увидев меня, Семерка просияла, сложила руки на груди и взмолилась:

— Санечек! Полдуши продам за сигарету. Вот реально дохну без них! Скажи, что ты позаботился о старушке и принес пачку!

У заведующего закончился рабочий день, и меня по просьбе Тирликаса пустили к Юле. Судя по тому, как она приободриась, все у нее хорошо.

— Нельзя тебе.

Она закатила глаза и ударилась затылком о подушку.

— Полпачки! Ну хотя бы одну! Одну, блин, штуку!

— Еще раз попросишь — уйду, — пригрозил я.

— Шантажист чер-ртов…

Я развернулся и зашагал к выходу, и Семерка бросила в спину:

— Еще одна смерть. В Ленинграде.

Слова будто загарпунили меня, я развернулся, и она продолжила:

— Самородок. Восемьдесят седьмая, Алина. Суггестор. Удар по голове, удушение, изнасилование. — Семерка передернула плечами. — Причем соитие для маскировки делали уже с трупом, потому что суггестор может заставить насильника засунуть собственный член себе в задницу. Я ее хорошо знала, она одна из лучших.

Я смотрел в окно. На улице сгущались сумерки.

— Вот так заходить к подруге, спрашивать, все ли хорошо.

Кому выгодны смерти одаренных? Тем, кому они мешают проворачивать свои темные дела. Таким, как Шуйский. Сколько их? Знают ли они обо мне? Кому можно доверять, кому — нельзя?

— Самые впечатлительные наши уже сбиваются в группы. Одаренные нанимают охрану, потому что, если приставить милиционеров ко всем, ловить преступников будет некому. Но я как никто знаю: если тебя заказали профессионалу, твоя смерть — дело времени. Если не достанут на ближней дистанции, то снайперская винтовка бьет на многие сотни метров.

— Хотя бы одного исполнителя взять, — вздохнул я и подумал о Кардинале, возможно, он смог бы размотать этот клубок.

— Вообще ничего! — развела руками она.

— Скорее всего исполнителей уже нет в живых. Но засада в том, что нет и трупов простых людей, чьи смерти выглядели бы естественными.

— А если действовали не киллеры? Если — маньяк из наших? Ну, или группа лиц.

Я вспомнил паутину, что рисовал Кардинал, обозначая связи нескольких человек, если ему дать в разработку эту ситуацию, людей будут десятки. Это на месяцы работы, и бесплатно ее Кардинал не сделает. Интересно, сколько он запросит, и будет ли результат? В конце концов, чем больше людей в разработке, тем выше вероятность, что засветятся одни и те же лица.

И тут меня осенило.

— Парень, который покончил жизнь самоубийством. Мне нужны все его контакты за последнее время. Встречи, телефонные звонки, проблемные родственники, ведь близкие — те, через кого можно надавить.

— Ничего, — вздохнула она.

— Ментов потрясти, которые могли что-то на него нарыть и шантажировать.

— Потрясли. Глухо.

— Есть ли одаренные, способные ставить блоки на мысли простых смертных?

— Есть суггесторы, способные просто заставить забыть. Даже если возьмем мента, который был под воздействием, он вряд ли что-то вспомнит.