Н 7
Шрифт:
Девушка напряглась, приложила ладони к пылающим щекам, моргнула, уронив слезинки, часто и тяжело задышала, мотнула головой и вцепилась в меня.
— Саша, разве такое возможно? И как вы поможете мне, если это правда?
— А ты подумай сама, сопоставь события, — продолжал Тирликас, и мне казалось, что он ее добивает: — Ты ведь немного в курсе, правда? Тебе рассказывали, что творится в нашей стране, но слегка в извращенном виде. Да, тебя пустили в расход свои. Те, кому ты доверяла. Ты для них лишь пешка, и тобой пожертвовали, и не ради победы демократии, а чтобы ослабить сильного противника. Как ты убедилась, ничего ужасного у нас в стране не происходит.
—
— Если хочешь, я остановлюсь, — сказал Тирликас. — Ты пойдешь к своим палачам и примешь смерть. А можешь поехать с нами, у нас есть специалисты, которые попытаются сохранить тебе жизнь.
— А если не вскрывать этот пакет? — спросил я.
— Головная боль станет нарастать, сделается невыносимой, и тут три пути: самоубийство, наркотики, инсульт.
Энн всхлипнула, закрыв лицо руками. Тирликас спросил:
— Так что, тормозить?
Мне подумалось, что Витаутыч блефует. Смысл ее отпускать? Или он просто уже понял, кто с ней поработал, сообщил в соответствующие службы, и теперь без разницы?
Машина припарковалась у обочины. Тирликас разблокировал дверцы и подтвердил мою догадку:
— Ты можешь идти. Я знаю, кто это с тобой сделал. Кто надо, уже оповещен. Этого человека сейчас берут прямо в его спальне. Одного здесь, второго там. Люди, с которыми ты прилетела, скорее всего, не в курсе твоих шпионских дел, так что иди себе. Обещаю, что тебя выпустят из страны. Ну?
Раздувая ноздри, Энн уставилась на сцепленные пальцы, качнула головой и прошипела.
— У вас есть оружие? Дайте. Мне. Пистолет!
— Тебя с ним не пустят в самолет. Или тебе нужно оружие, не чтобы перестрелять предателей, а хочешь застрелиться?
Энн всхлипнула и разревелась. Сообразив, что Тирликас включил злого полицейского, я принялся изображать доброго, обнял ее и прошептал в ухо:
— Хочешь, я провожу тебя в отель?
Она мотнула головой и завыла. Я погладил ее по волосам.
— Или поедем, попытаемся тебе помочь? Вдруг получится?
— Это может сделать единственный человек, — проговорил Тирликас. — Попытаюсь до него достучаться.
Он ударил по тормозам, включил аварийку, а потм долго ходил вокруг машины, разговаривал по телефону. Когда он вернулся, я спросил:
— Это может сделать Горский?
— Нет. Это женщина. У нас счет пошел на часы.
— Для других история такая, чтобы они слишком рано не всполошились. — Он чуть повернул голову и обратился к девушке: — Энн, у тебя случился инсульт. Удивиться никто не должен: тот, кто это с тобой сделал, знает, что такие осложнения возможны. Потому тебя спецбортом отправили в Москву. На самом деле специалист спецбортом прилетит сюда. А ты побудешь в безопасном месте, потому что заинтересованные люди могут тебя устранить физически, чтобы пакет информации не попал к нам.
Похоже ей было все равно, она обхватила себя руками, покачивалась из стороны в сторону.
— Это значит, что я никогда не вернусь домой. Меня там убьют как предателя. — Подумав немного, она бросила злобно: — Хотя это они предатели! Я ради них жизнь готова была отдать. Вот если бы честно сказали — да без проблем! А они втемную меня использовали. Человека, который им доверял! У меня там родители, сестра, работа… Что мне теперь делать?
— Я б на твоем месте волновался о том, выживешь ты или нет, ведь никто не может гарантировать, что операции по твоему спасению пройдет успешно.
— И каковы
мои шансы? — спросила Энн холодно.— Двадцать процентов. Не в твою пользу, — честно ответил Витаутыч. — Еще есть небольшая вероятность, что выживешь, но останешься инвалидом.
Девушка зажмурилась. Она хотела заснуть, и чтобы кошмар закончился.
Машина поднялась по склону, и внизу раскинулись городские огни. Судя по всему, Витаутыч уезжал из Ялты.
— Куда мы едем? — спросил я, вспоминая про завтрашний откат.
— В Севастополь. Там современный военный госпиталь и есть аэропорт, куда прибудет спецборт.
— Так он прибудет? — безучастно уточнила Энн.
— Да. Наталья Романовна прилетит через два часа, ну и нам туда ехать час с небольшим.
— Ни родителей я не увижу, ни друзей, — сама себе шептала Энн. — Родные волны моря ласкают ноги. И это не главное. Камешки под ногами. Трава зеленая, как ворота. Касаюсь ручки… Я касаюсь — и тут ядерная война. Вертолеты туда-сюда, туда-сюда.
— Опять началось? — скорее констатировал, чем спросил Тирликас: — Энн, все будет хорошо, тебе помогут.
Но она не реагировала, бормотала бессмыслицу.
— Ее личность разрушается? — уточнил я.
— Может, да. Но и может, она просто не пережила предательства, и у нее острый психоз.
— Кто за этим всем стоит? — поинтересовался я. — Вы сказали, что поняли.
Витаутыч плотоядно улыбнулся.
— В Англии у нас один суггестор: начальник отдела департамента диппредства. Ссучился Вадик. Неприятно. Но главное — его вовремя раскрыли.
Южные серпантины, если смотреть на них сверху, часто напоминали изгибы тонкого кишечника. На поворотах Энн укачивало, и приходилось останавливаться. В итоге наша поездка длилась полтора часа.
Когда проезжали Форос, я написал Дарине:
«Родная, мне пришлось уехать вместе с Тирликасом. Придумай что-нибудь для наших. Улетаем мы послезавтра, завтра у меня откат, не знаю, как раскатает. Но на посадке точно буду».
И снова она ответила сразу же: «Меня пригласил Димидко, я внутри, в „Гранде“ этом. Жаль, что так получилось. Потом расскажешь, что случилось с девушкой? А то я умру от любопытства».
«Расскажу конечно. Целую тебя, моя хорошая. До скорой встречи». Отправив сообщение, я ощутил недосказанность и вдогонку написал: «Спасибо тебе за адекватность. Ты сама умная, понимающая и адекватная девушка в мире». Сердце наполнилось теплом, захотелось от души написать «люблю тебя», но что-то меня остановило, и я просто отослал сердечко.
В этой реальности Севастополь был открытым городом. Да и смысл содержать все эти КПП, когда есть спутники, и можно отследить даже перемещение машин? Потому мы без проблем преодолели окрестные села, поднялись на Сапун-Гору, и сразу за кольцом начались белые современные пятиэтажки в стиле сталинских высоток. Я вспомнил, что Крым — сейсмоопасный регион, потому ни здесь, ни в Ялте не обнаружил домов-свечек.
Госпиталь находился в каком-то старом районе, состоящем из утопающих в зелени сталинок. Лев Витаутыч предъявил удостоверение на КПП, и его машину пропустили без вопросов. Мы покатили по ярко освещенной территории госпиталя, который напоминал ялтинскую горбольницу: огромный парк, пятиэтадное современное здание и множество старых двух-трехэтажных, скрытых деревьями. Остановились мы возле нас сразу же встретили санитары, положили Энн на носилки и повезли в отделение. Девушка запрокинула голову, посмотрела с надеждой и протянула руку, я взял ее, чуть сжал пальцы и сопроводил девушку в беленькое двухэтажное здание.