Н 8

— Итак, мужики, новость: киевляне не готовы топтать главный газон.

— И почему я не удивлен? — скривился Круминьш, скрестив руки на груди.

— Не пошли бы они нахер! — поддержал его новый защитник, Егор Борода.

Такие разные, они быстро нашли общий язык.

— Чем мотивируют? — спросил Колесо.

— Еще, говорят, рано ему. Лежит под пленкой, подрастает. Поэтому предложили играть в манеже, под крышей.

— Так если в Манеже, — тут же поинтересовался Микроб, — выходит, тренировочная игра, а не товарищеская, да? Кроссовки, кеды и даже можно без щитков — так ведь?

Тренер посмотрел тяжело, вздохнул не легче:

— Товарищеская. И даже больше, чем товарищеская. Киевляне нас ждут и зубами скрежещут.

— Да читали, — сказал Клыков недобро. — За что они нас не любят?

Пришлось признаваться:

— Из-за меня. Меня взяли в национальную сборную третьим вратарем. Второй вратарь, Владимир Пинчук, захотел показать, что он круче…

— Ой, дура-ак, — покачал головой Микроб.

— Переусердствовал, — продолжил я, — и вместо Уругвая он поехал в Киев.

— Ха! — воскликнул Колесо. — Теперь понятно. Болелы нас шапками закидают и, по-хорошему, нужна охрана.

— Она была, — сказал Димидко. — Милицейская машина у автобуса, просто вы ее в пурге не заметили. И в гостинице сейчас дежурят. Но все равно будьте готовы к сюрпризам.

— Вернемся к нашим баранам. Вот этот сегодняшний матч нам многие припомнят, если выйдем против киевлян на расслабоне — чисто потренироваться и связки понаигрывать. Рассматривайте как официальную игру. Но в манеже.

Вспомнилось, что у нас «Спартак» раньше так играл, пока стадиона своего не было.

— И премии, значит, будут? — возбудился Жека.

— Куда в тебя лезет, а? — пробормотал Саныч. — Да ты выиграй сначала!

— Поставь меня в основной состав — увидишь, — вызвался Жека.

Они с Левашовым были равны по полезности, но, когда нужно нападение, Саныч выпускал Жеку, если больше важна защита — менял Воропая на Левашова. Получалось, что на поле они выходили через раз.

— Напоминаю, — проговорил Димидко, что манеж — это жесткий пластиковый газон, трико телесное и кеды. А без трико сожжете себе кожу в первом же подкате. Сдерете, как тёркой. И гостевая форма. Потому что «Динамо», оно и в Киеве «Динамо». То есть бело-голубые. Ну или синие, что ли. В общем, как в те разы — опять мы попали на свои цвета.

Наша гостевая форма была необычная, яркая: верх — цвета огня, низ — цвета золы. Если с трибун смотреть, словно языки пламени по полю носятся.

— Давайте, парни, — по номерам и спать. Погода сложная, — он зевнул. — На улице свищет и воет…

— Киев воет, матом кроет, — сымпровизировал Микроб, — дули снежные крутя, сколько б он ни мыслил злое — обыграем, как дитя.

— Беруши нужны? — спросил Сан Саныч. — Вам выспаться надо.

— Как по мне, так ветер скорее убаюкивает, — мечтательно проговорил Клыков и тоже зевнул.

Мы разбрелись по номерам, и под свист ветра уснуть удалось мгновенно. А когда я проснулся, царила хрустальная тишина. Еще не рассвело, но из-за выпавшего снега в номере было светло. В воскресенье народ спал, и тишину не нарушал ни шелест шин, ни голоса или детский смех. Если выйти на улицу и замереть, можно услышать, как падают снежинки. Или не падают?

Я подошел к окну. Снег прекратился, а внизу все, что ниже человеческого роста, укрыло снегом. Урны напоминали грибы с белыми шляпками, а с крыши соседнего здания свешивались огромные сосульки. Красота! Я даже заскучал по снегу. Пока мы были на сборах в Крыму, он так и не выпал, лишь вдалеке белела спина Чатыр-Дага. Зато нас неоднократно радовало по-весеннему теплое солнце.

И именно потому, что сегодня выходной, играли мы не вечером, а в три часа дня. Как раз съедим чего-нибудь легкого — и в бой.

Пока не подъехали к манежу, все было спокойно. Видимо, местные болелы просто не знали, в какой гостинице нас поселили, иначе устроили бы осаду крепости. С каким же остервенением они накинулись на автобус! Полетели снежки, донеслись крики, болелы развернули плакаты «Титаник» — на дно'. Неужели ничего оригинальнее не придумали?

Как же это Лиловск напомнило! Вот только менты тут оказались поживее, ринулись на болел, пару человек скрутили и потащили к автозакам, втоптали транспарант в снег, перемешанный с песком. Остальные болелы отбежали и принялись расстреливать автобус издали.

На это менты не отреагировали — опасности для здоровья-то нет. Зато, когда автобус остановился, из манежа вышли ОМОНовцы со щитами и организовали нам коридор.

О, как же шумно было на улице! Ревели мужики, верещали женщины, и слов было не разобрать. Изредка только долетали отдельные проклятья. Ну как же, я их вратаря обидел! А что он сам нарвался, никому в расчет брать не хотелось.

Манеж имитировал стадион, были и трибуны, но вмещали они немного, пару тысяч максимум. Представляю, какой бой был за билеты. Это дает надежду, что соберутся в основном блатные и особо бесчинствовать не будут. Все-таки неприятно играть, когда тебя ненавидит столько народу.

Впрочем, переживать нам не о чем, мы вроде как сыгрались.

Расстановка была привычной: только Жека вместо Левашова. Молодые защитники, Колесо на скамейке. В нападении Рябов и Сэм, а дальше, как пойдет.

Сборы дали ощущение друг друга. Появились собственные наработки. Теперь Самат мог, к примеру, отдать пас пяткой, а Рябов ударить по воротам. А могли и наоборот. И полузащита стала покрепче. Ну а защитники мои — стена! Главное лоси-то какие! Колесо хоть и хорош, но был мелковат.

В общем, вышли мы на поле спокойно и уверенно.

И чуть не пригнулись под свист и скандирование: «Титаник — дно», «Колхоз», «Блатняк», «Кривоногие». Вроде трибун-то мало, но в зале голоса звучали ну очень уж громко.

На объявлении составов мне свистели так, что думал, барабанные перепонки лопнут. Я прижал руку к сердцу, а потом, чуть поклонившись, театральным жестом обвел зал рукой, типа да, я вас тоже люблю. О-о-о, какое беснование началось! Зря я рассчитывал на вялую публику, киевское «Динамо» — герои республики, у них по всему СССР болельщиков хватает. Пожалуй, только у «Спартака» больше.

Прозвучал свисток.

Начали на равных. Пободались в центре поля. Пошла под радостный ор волна на мои ворота, потом — в обратную сторону, но — под оглушительный свист. Удар издали мне, удар издали Вовану. Пинчук — он на самом деле нормальный вратарь. Просто человек хреновый.

А потом, минут через пятнадцать, начались странности в судействе. То не заметят удара по ногам, когда наш валяется, а их спокойно уходит с мячом. То опять не заметят опасного подката сзади — и даже без устного предупреждения! То чистая рука не вызвала свистка. Правда, рука эта была в центре поля — так что пусть себе, но все же неприятно. Потому что нашим свистели четко. Не придумывал ничего судья, а радостно отмечал каждое наше нарушение.