Н.А.Львов
Шрифт:
«Волки воют... Ночь осенняя,
Окружая мглою темною
Ветхой хижины моей покров
Посреди пустыни мертвыя,
Множат ужасы - и я один!
Проводя в трудах ненастной день
И в постели одиноческой
Я надеялся покой найти;
Но покой бежит из хижины,
Где унынье прерывается
Только
Отворю, взгляну еще в окно.
Не мерещится ль зоря в дали?
Не слыхать ли птицы бодрственной?
Возбуждающей людей на труд?
Не поет ли вестник утренний?
Воют волки... ночь ненастная
Обложила все лицо земли
Хладом ужасом - и я один!
Холод, ужас и уныние,
Дети люты одиночества
Обвилися, как холодной змей».
Он рассказывает далее в стихах об устрашающем ударе грома, который заставил его выйти из хижины и встретить ночь в лицо. Крыша избушки тем временем рухнула. «Буря мрачная спасла мне жизнь». Но в этот миг «несчастный ветр принес на крыльях трепетных» чей-то возглас...
«Ах, я слышу голос девичий,
Умирающей, растерзанной,
Стае хищной, злобной, воющей
Жертва юная досталася!»
Львов усиливает эмоциональную насыщенность повествования восклицанием:
«Не всходи ты, солнце красное,
Продолжися, ночь ужасная!..»
Но после этого выразительного аккорда сразу наступает резкий спад. Нерешительное, угнетенное раздумье, подавленное трепетание мысли: не пригрезились ли ему все эти устрашающие фантомы?
«Может, ветра свист в ущелинах
Мне в пустынном одиночестве
Показался голос девичий».
Этими стихами с явными элементами раннего романтизма Львов, без сомнения, предвосхитил появление русской романтической баллады.
В том же письме к жене он через несколько дней приписал: «Сего дня 6-е Октября. Здравствуй м. д. скоро отделаюсь и в Питер и далее»95.
Ему надо было приниматься за новые дела. Пока еще не прибыли ученики земляного строения, он занялся организацией угольных разработок: в Академии наук, в декабре, в Ученом собрании он сделал сообщение о приисках и о приметах залежей угля в Европейской части России, разослал на места чиновников горного дела, иногда и сам выезжал для ознакомления с карьерами. Получив ссуду в 20 тысяч рублей, приступил к разработкам валдайского угля, направив туда преданных ему шотландских мастеров.
При поддержке М. Ф. Соймонова Львов добился - не сразу, конечно, - у куратора Московского университета Ф. Н. Голицына отчислить в его распоряжение трех студентов «по его выбору и с их согласия», и 2 сентября 1798 года к нему поступили студенты Н. Лотков, В. Десятинский и сын прославленного зодчего Баженова Павел, который впоследствии сделался преподавателем горного дела.
Точно так
же Академия художеств отчислила учеников «5-го возраста»: перспективного класса Петра Васильева и архитектурного - Ивана Алексеевича Иванова, с которым в дальнейшем Львова крепко свяжет судьба.ГЛАВА 5
1798-1800
В 1798 году вышла наконец из печати переведенная Львовым первая часть труда Андреа Палладио (1508-1580) под наименованием: «Четыре книги Палладиевой Архитектуры, в коих по кратком описании пяти Орденов говорится о том, что знать должно при строении Частных домов, Дорог, Мостов, Площадей, Ристалищ и Храмов. Спб. 1798».
В предисловии «От издателя русского Палладия» Львов рассказывает, как во время пребывания в Венеции посчастливилось ему купить «довольно дорого» подлинное венецианское издание книг Палладио 1616 года, то есть то, которое было исправлено самим Палладио. Львов выполнил не менее двухсот рисунков «мерою и подобием совершенно против оригинала, ничего не переменил, ничего не прибавил», и теперь издает «в той подлинности, каковую заслуживает его совершенство».
Он отрицает трактовку Палладио французами и англичанами, которые стараются «угодить господствующему вкусу отечества своего. В моем отечестве да будет вкус Палладив», однако «пусть Аглииские каменщики научат наших прочно, чисто и прямо строить, а Французские Архитекторы располагать внутренность домов».
Львов предостерегает от слепого подражания Палладио, который не мог «пророческим взором предвидеть нужды и прихоти людей через 200 лет после него родившихся». Также и климат России диктует свои законы.
Львов считал издание Палладио одной из главных задач своей жизни. Приложил даже к некоторым экземплярам свой ранний портрет, написанный его другом Левицким в 1773 году и гравированный во Франции А. Тардье.
С тех пор пройден большой жизненный путь. Ему уже сорок семь лет, в волосах пробиваются белые пряди, но он продолжает трудиться как юноша.
Гатчина. Черное озеро. У самой воды, меж вековых деревьев высится причудливое сооружение. Оно состоит из нескольких тесно сомкнувшихся корпусов, завершенных высокими крышами. Узкая длинная башня и островерхий шпиль на ней придают зданию сходство с готическим замком. Оно так четко отражается в озере, что кажется, будто поверхность воды выложена зеркалами, а башня опрокинулась в самую глубину и шпилем касается дна.
Особенно красив этот замок поздней осенью, но вечерам: багровожелтые пятна увядающих кленов, ясеней, лип, контрастно сочетающиеся с белизной здания, завораживают взор. Какое щедрое изобилие красок! Отсвет склоняющегося к западу солнца придает белым стенам чуть розоватый оттенок. И вдруг большие стрельчатые окна пятигранной крытой террасы начинают сверкать, зажженные солнцем. Опавшие листья, разбросанные по неподвижной поверхности озера, застывают брызгами багрянца и золота.
Из окон замка открывается широкий простор Черного озера. Кажется, что водная равнина доходит до подножия фундамента, что до воды можно дотянуться рукой. Сюда, к пристани, когда-то причаливали шлюпки, баркасы, «галеры», «ялики», «тузики» - лодки, содержавшиеся как образцы в морском музее «Голландия», в «ковше», у берега Белого озера.
В конце XVIII века здание называлось Приорат, или Игуменство. Это была личная резиденция изгнанного Наполеоном с острова Мальта «приора Мальтийского ордена». Император Павел, который был магистром Мальтийского ордена, предназначал Приорат для «братских присутствий» петербургских рыцарей ордена Иоанна Иерусалимского, но неизвестно, состоялось ли хотя бы одно такое собрание в Приорате.
Здание в неприкосновенности сохранилось до наших дней - только внутри обезображено многочисленными перегородками. Оно стойко выдержало испытание временем. Несмотря на сильные бомбардировки фашистов, Приорат уцелел.