На 127-й странице

Чжан Сю действовал быстро. Бегом к дереву. Вытащить нож. Разрезать веревки у других пленных, а после бежать прочь. Просто подальше от города. Но тот высокий китаец, который был рядом с ним в связке, схватил его за руку.

– Цинцы на лошадях, поймают. Идем со мной! – его голос звучал уверенно, и Чжан Сю поверил ему.

Они обогнули город с северной стороны и спрятались в лачугах бедняков у реки, среди которых у высокого китайца были знакомые. А через несколько дней они уже плыли на большой джонке на юг, где в многолюдных провинциях можно было легко скрыться. Высокого китайца звали Лю Ливэй. Он был, как он сам рассказал Чжан Сю, главой одного из тайных обществ.

– Мы ошиблись, – говорил он Чжан Сю. – Нашим девизом было «Преданность, Идти до конца». Теперь мы изменим свой девиз. Он будет звучать как «Скрытность, Преданность, Идти до конца».

– Мы проиграли в открытой борьбе, – продолжал говорить Лю Ливэй. – Скрытность сделает нас непобедимыми.

Присутствие рядом с ним такого человека, как Лю Ливэй дарило Чжан Сю спокойствие, также как когда-то и присутствие отца. Будущее стало простым и ясным. Но все же один вопрос продолжал мучить Чжан Сю.

– Могу ли я задать вам вопрос, господин, – решился он наконец.

– Спрашивай.

– Почему этот британец решил нас отпустить?

– Если судьбе будет угодно, – сказал Лю Ливэй. – Ты еще встретишь его и сможешь задать ему этот вопрос.

Сцена 40

Генрих стоял посреди каюты и ревел.

«Вот еще один попаданец!» – думал я, крутя ручку электрического звонка, чтобы вызвать Гила.

Генрих посмотрел на меня и сквозь слезы выговорил:

– Не надо!

– Не бойся, – успокоил я его. – Я закажу тебе поесть. Еще омлет будешь?

Генрих утвердительно закивал головой.

Пришел Гил. Я заказал один омлет, кофейник кофе и две чашки.

Гил немного покосился на Генриха, но ничего не сказал.

Я усадил Генриха на диванчик напротив кровати и попросил рассказать о том, как он оказался на «Пасифике». Его рассказ был коротким.

Без отца Генрих остался давно. Китобойная шхуна, на которой тот работал, не вернулась из плаванья несколько лет назад. А несколько дней назад умерла его мать. Старый друг его отца, Питер, он же владелец дома, в подвале которого жила семья Генриха, организовал похороны, взяв все расходы на себя. После похорон он посоветовал Генриху идти в порт и попробовать наняться на какой-нибудь корабль матросом. Возможно, Питер действительно видел в этом жизненный выход для Генриха, а, возможно, просто хотел убрать мальчишку с глаз долой, чтобы успокоить свою совесть. В порту Генрих случайно увидел Деклера, поднимающегося по трапу «Пасифика», и решил последовать за ним, совершенно не отдавая отчета в своих действиях. Пробраться на корабль он смог, встроившись в цепочку грузчиков-китайцев, таскавших уголь на борт. Китайцам было все равно, а матрос на входе не проявил бдительности. Остаток дня и ночь он провел, спрятавшись под брезент одной из шлюпок. На утро голод и жажда заставили его покинуть убежище. Какое-то время он провел на палубе для пассажиров третьего класса, а потом заметил Деклера и последовал за ним. Генрих уже собирался постучаться в дверь каюты Деклера, когда услышал шаги и снова сбежал на нижнюю палубу к китайцам. Потом он увидел Деклера, дремавшего в шезлонге на палубе. Генрих не решился будить Деклера, и вновь вернулся к его каюте. Та, на его счастье, была не заперта. Минута колебаний, а послышавшиеся рядом шаги толкнули Генриха внутрь.

– Дальше вы все знаете, мистер Деклер, – закончил рассказ Генрих. – Ваша еда так хорошо пахла, что я не удержался и съел ее. Но я отработаю.

– Возьмите меня в прислугу, мистер Деклер, – с надеждой произнес мальчик. – Я знаю, что у таких как вы должны быть слуги. Я буду делать все, что вы скажите…

Рассказ Генриха прервал Гил, который принес еду. Я пододвинул омлет Генриху, а себе налили кофе.

– Гил, спросите у капитана, когда он сможет меня принять, – обратился я к стюарду. – Мне надо урегулировать с ним один финансовый вопрос.

– Финансовый вопрос?

– Да, именно, так и скажите.

Гил вновь ушел, а я смотрел на то, как ест Генрих и думал, что моей беззаботной жизни, которой я пожил всего одно утро, скорее всего, пришел конец. Не смогу я оттолкнуть от себя этого мальчика. А, собственно говоря, почему? Можно прийти к капитану, рассказать про то, что обнаружил «зайца», и пусть капитан сам разбирается. Это – его корабль, и безбилетники – это его проблема. А сам буду крепко спать, по утрам буду делать зарядку, вкусно завтракать, помирюсь с миссис Донахью…

Нет, не смогу. Я и раньше не смог бы так поступить. А сейчас тем более. Я на себе понял, что просто знать, что ты смертен и действительно пройти через эту «процедуру» – это две разные вещи. Поневоле начинаешь ценить каждый прожитый миг. Поневоле начинаешь хотеть прожить этот миг хорошо, чтобы не было стыдно. Вот сейчас мне надо было выбрать, кем я хочу быть? Холодным аристократом, который с барского плеча накормил мальчишку-безбилетника и сбросил его на руки капитану? Или добрым, отзывчивым человеком, который откликнулся на бессознательный призыв о помощи и протянул руку навстречу? Каким я себе больше нравлюсь?

После того, как я задал себе последний вопрос, сомнений у меня уже не осталось.

В дверь постучали.

– Мистер Деклер, капитан готов сейчас поговорить с вами. – Это был Гил.

– Отлично, Гил. Я иду.

Генрих оторвался от омлета и посмотрел на меня.

– Не беспокойся, Генрих. Все будет хорошо, – успокоил его я.

Сцена 41

Капитанский мостик представлял из себя помещение с большими окнами, которое находилось на той же палубе, где я разгуливал сегодня утром. От возможных пассажиров доступ к мостику отделяли перила. Эти перила были чисто символической преградой, так как перемахнуть через них было достаточно легко. Очевидно, вся надежда была на сознательность пассажиров и их умение читать, так как на перилах висела табличка «Внимание! Только для членов экипажа!». Мы со стюардом прошли мимо этой таблички, спустились на нижнюю палубу, а уже с нее по лестнице поднялись ко входу на капитанский мостик.

На мостике капитан Хемпсон, слегка наклонившись, стоял за столом и что-то обсуждал с другим морским офицером. За штурвалом, в синей, выгоревшей на солнце, форме стоял матрос, который время от времени, еле заметно шевелил рулевым колесом. Чуть влево, замер. Чуть вправо, замер.

– Какой у вас вопрос, мистер Деклер? – перешел сразу к делу капитан. Сегодня выражение лица капитана было на редкость угрюмым.

Я ничего не стал скрывать. Рассказал, все как было. Про удар по голове, про то, как Генрих довел меня до дома, про его регулярную помощь, про горе, которое его постигло и про свое решение помочь ему.

Капитан молча выслушал мой рассказ. При этом он продолжал задумчиво смотреть на карту на столе. Потом обернулся к стюарду, который, как оказалось, еще не ушел, и приказал ему, привести безбилетника.

Когда Генриха привели, то капитан первым делом спросил:

– Малец, ты взял мои часы?

Выражение лица и без того испуганного Генриха стало еще более испуганным. Он не в силах что-либо сказать так сильно замотал головой, что я испугался, что она может оторваться. Такая реакция по всей видимости убедила капитана в невиновности Генриха.

– Понятно, – продолжил он. – Так ты, значит, хочешь быть с мистером Деклером?

– Да, сэр, – наконец смог заговорить Генрих. – Мистер Деклер был добр ко мне, и я готов выполнять для него любую работу.

– Хорошо, – сказал капитан. – Иди, подожди мистера Деклера на палубе, а мы перекинемся с ним парой слов.

Когда Генрих ушел, капитан Хемпсон продолжил:

– Так случилось, что в свое время, я оказался в похожей ситуации, что и этот мальчишка. Был я тогда чуть постарше этого вашего Генриха. Только у меня не было под рукой доброго английского лорда, которому я мог бы служить дворецким, – он засмеялся и его хмурое выражение лица немного отступило. – Тогда мне пришлось тянуть лямку наравне с другими матросами.