На берегах Ганга. Торжество любви

— Тайна эта хорошо скрыта, и лучше, если вы пройдете мимо отца, даже когда его встретите. Разве я не заменил отца Маргарите и разве муж и жена — не одно?

— Вы правы, мой отец, и с этим именем, на которое вы мне даете право, пусть все, что оставалось мрачного у меня на душе из моего прошлого, будет погребено!

Гастингс оставил молодых и проводил Марианну до ее комнаты.

— Они хотели тебя презирать, моя Марианна, — сказал он, когда они пришли в ее комнату, — потому что ты по велению своего сердца последовала за мной. Там, в Европе, твою дочь ждали бы преследования общества. Небо все сделало к лучшему, теперь Маргарита и сэр Эдуард Синдгэм, наш сын, завоюют в свете почетное место.

Гастингс послал за секретарем и приказал ему передать пять тысяч фунтов стерлингов верховному жрецу в Хугли, а также распорядился сделать подарок бедным храмам в честь бракосочетания своей дочери. Таков был его ответный жест на посланный документ о происхождении без вести пропавшего Аханкараса.

После праздничных событий настало затишье. Всюду царили мир и безопасность. Французское влияние в Индии вовсе прекратилось. Францис занялся в Европе своими собственными делами, ему некогда было думать об Индии. Набоб из Аудэ стал английским наместником. Могол мелькал исчезающей тенью на границах английских владений. Типпо Саиб жил себе припеваючи под охраной окружавших его князей и низама из Гайдерабада; только раджи магаратов постоянно искали себе защиты и поддержки у власти губернатора.

У Гастингса теперь оставалось достаточно времени, чтобы заняться управлением, состоявшим в улучшении благосостояния страны и взимании налогов, в том числе и упрочении процветания английской торговли. И ему удалось, не имея больше военных издержек, позаботиться о все возраставшем благосостоянии страны, посылая в компанию прибыль, превосходящую претензии и ожидание ненасытных акционеров.

Развивающееся земледелие давало отличные урожаи; основывались цветущие колонии; во все гавани страны приходили корабли и увозили в Англию богатые изделия индийских мастеров, которыми по высоким ценам снабжались европейские рынки.

Хотя Гастингс и предавался отдыху всей душой, но все же мирная деятельность его не удовлетворяла. Его натура требовала борьбы, а мир, теперь окружавший его, не давал поводов расходовать свои силы так, как он желал бы. Часто ходил он задумавшись, и мысли его улетали далеко за океан, на родину, которая стала ему почти чужой. Хотя он достиг величия и громадного влияния, хотя его власть и была в Индии неограниченной, он все же сознавал, что над ним, которого хотя и называли королем Индии, стала сила, чуть не сломившая его, — сила английского короля и парламента.

Он так возвысился, что его гордому и властолюбивому уму казалось унижением сознавать, что над ним есть еще кто-то. Рука, покорившая Индию, чувствовала в себе силу управлять печатью короны Великобритании и возвысить свое отечество, когда оно увеличилось и разбогатело благодаря присоединению Индии.

Марианна читала в его глазах все его заветные мысли. Во времена борьбы и стремлений, которые она переживала вместе с ним, она отлично понимала, что его неустанное самолюбие, изгнавшее его из маленького дома священника в Дайльсфорде и приведшее его к трону наместника Индии, найдет себе новую работу. К тому же и она начала страдать от тропического климата и чувствовать тяжесть своего возраста. Она начала время от времени наводить Гастингса на мысль о возвращении в Европу.

Она внушала мужу, что английская корона в благодарность за его великие дела должна дать ему титул пэра и что наследственные владельцы Дайльсфорда достаточно важны, чтобы украсить свой герб герцогской шляпой. Народ Англии будет гордиться, если в совет войдет человек, объединивший столько разных племен под английский скипетр, Для каждого министерства Гастингс сможет найти нужное решение и дать ценный совет, и только на таком месте он покажет достойные плоды работы всей своей жизни; только такая конечная цель может его удовлетворить.

Все больше и больше склонялся Гастингс к подобным мыслям и попросил об отставке. Хотя совет и директора компании проявили недовольство, но не могли ему отказать.

Наконец пришла в Калькутту отставка Гастингса, вызвав большой резонанс по всей Индии. Тринадцать лет управлял Индией Гастингс; из всех сражений выходил победителем, многие из его врагов стали ему друзьями и всюду чувствовали спокойствие, когда знали, что бразды правления лежат в его твердых руках. Все стремились в резиденцию в Калькутте, чтобы выразить уезжавшему губернатору свое уважение и сожаление; все князья прислали свои посольства, европейские колонии — своих представителей, и Гастингс чуть не поколебался в своем решении, когда увидел себя окруженным в последний раз блеском Востока. Но он думал и о своих подрастающих сыновьях: только на родине он мог бы найти им соответствующее поприще в жизни. Он остался твердым в своем решении и приказал готовить корабль, на который уложили все его сокровища, драгоценности и редкости, которые Гастингс увозил в свое отечество. Капитан и Маргарита сопровождали их. На родине Гастингс мог устроить мужа своей падчерицы, в Индии же он зависел бы от будущего губернатора.

День отъезда настал. Блестящий поезд дружески расположенных к Гастингсу князей и их послов провожал его в гавань. Население по дороге стояло большими рядами и громко приветствовало губернатора. Отряд войска оказал отъезжающему военные почести, и салют пушек с форта Вильяма раздавался далеко. Бесчисленные шлюпки провожали отходивший корабль.

Ветер надул паруса, берег исчез вдали. Гастингс еще раз обернулся и обнял Марианну.

— Там, за нами, осталось боевое прошлое, — вздохнул он, — и счастье, данное нам небом, но в нашей жизни есть не одно прошедшее, нам еще улыбается и будущее, я чувствую почти юношескую силу, способную покорить и предстоящее будущее.

Гордо выпрямившись, стоял он у борта корабля и глядел в бесконечно пенившиеся волны. Он не думал о том, что ему придется считаться с новыми людьми, с новыми обстоятельствами и что, как говорил один историк того времени, «пятидесятилетний дуб нельзя пересаживать на новую почву». Врагов он побеждал только на земле Индии, где глубоко пустил корни и мог получать неистощимую силу, но они его ожидали на английской почве, которая принадлежала им и от которой он отвык.

Весь Лондон только и говорил о возвращении губернатора Индии.

Он так часто вызывал общий интерес, и его личность была окружена сказочным волшебным ореолом; основанное Гастингсом могущественное государство, значение которого хотя и не вполне еще, но сознавалось всеми, казалось таким заманчивым…

Гастингс воспринимался необыкновенным человеком, а за дела, которые он совершил в Индии, его стали считать чуть ли не великим. Так что ничего удивительного нет в том, что на родине его ожидала встреча, которой достоин только победоносный полководец.

Во всех слоях общества только и говорили, что о губернаторе Индии, о красивой и благородной его супруге, об окружающем их блеске, о чудных лошадях, индусских слугах, одетых в цветные и блестящие, золотом шитые костюмы. На всех выставках красовались его портреты. Где бы он ни появлялся публично, на прогулках в парке или на улицах, собиралась толпа и громко приветствовала его. Газеты ежедневно писали о нем и о визитах, которые он делал, или приемах, на которых он присутствовал, как о событиях при дворе.

Одним из первых, посетивших его по прибытии, оказался лорд Генри Дундас, и с ним пришел лорд Торнтон. Он привез познакомить Марианну со своей молодой красивой женой, принадлежавшей к знатнейшему лондонскому обществу; вежливо и без стеснения поговорил с Маргаритой и любезными словами приветствовал капитана Синдгэма. Страсть, волновавшая его, исчезла под гордым спокойствием, с которым он обсуждал свои будущие планы.

Гастингсу оказывали высочайшие почести. Директора компании приняли его на торжественном заседании и передали единогласную благодарность за оказанные им услуги, которые никогда не забудутся. Наконец состоялся его прием при дворе, и здесь в первый раз обнаружили свое действие непримиримые враги губернатора Индии.