На берегах реки Ждановки

Ломают корпуса Института прикладной химии. Весна 2012 года

Увы, не повезло и этому проекту. В русле «спортивной концепции» построили только «Юбилейный». Но забор Института прикладной химии не позволил даже открыть для прохода набережную от Биржевого до Тучкова моста. Какой уж тут «единый зеленый стержень».

И вот новые планы – «Набережная Европы»! Конечно, лучше чем есть сейчас, но гораздо хуже, чем могло бы быть. Если в проектах 1910-х годов все пространство вокруг Тучкова буяна предполагалось отдать под общественные нужды, то сейчас основная доля построек – элитное жилье. Везде это жилье преследует горожан, как некая дань, которую они почему-то должны платить нынешнему капитализму, отдавая лучшие места своего города не под парки, не под музеи, а под жилье для ограниченного круга лиц!

* * *

Когда прибрежная часть Петроградской стороны избавилась от своего не слишком звучного псевдонима Мокруши? Случилось это в начале ХХ века. Засыпали русло Ждановки, проходившее вдоль Александровского проспекта, а также протоки между островами, после чего Тучков буян, а с ним еще три острова стали материком. В это же время несколько подняли уровень окружающих территорий. После проделанных работ риск подтопления стал даже ниже, чем на Каменном или Аптекарском островах.

Перестройка района начала ХХ века – лишь апофеоз борьбы со стихией; болото на Петроградской стороне уничтожалось планомерно с момента возникновения города. Считается, что с каждым поколением культурный слой увеличивается на двадцать пять сантиметров. В Петербурге за триста лет его истории сменилось уже пять поколений, а стало быть, уровень города поднялся на метр с лишним. Но это естественный прирост, а ведь город поднимался и искусственно, да еще как: засыпались низкие прибрежные места, поднимался уровень набережных. В итоге незначительные наводнения, коих в истории города было большинство, теперь Петербургу не страшны. В петровские времена каждое наводнение несло ущерб, а сейчас – нет! Ныне это чаще всего факт, о котором сообщили СМИ, – не больше.

10 января 2007 года, когда случилось очередное крупное, 302-е по счету наводнение в Петербурге, автор этих строк специально проехал на машине почти по всем потенциально опасным местам и убедился, что Карповка вышла из берегов, залив проезжую часть близ Ботанического сада; Каменный остров подтопило, Васильевский – тоже, а Мокруши стояли сухие. Никто теперь и не вспомнит того крестьянина, что в XVIII веке провалился на деревянных мостках Большого проспекта.

Так что не случайно слово «Мокруши» вышло из употребления, в память о нем остались лишь не засыхающие лужи в наиболее низких местах, таких как сквер напротив Князь-Владимирского собора. Да и те исчезли после реконструкции и подсыпки сквера в 2005 году.

Спас страны Колтовской

О жизни «страны Колтовской» можно было безошибочно судить по ее главной святыне – церкви Преображения Господня, располагавшейся в окончании Большой Спасской улицы и именовавшейся в народе Спасом Колтовским. По церквям вообще тогда определяли, как живет та или иная сторона, богаты ли ее жители, много ли прихожан и пожертвований.

Если церковь каменная, хорошо справлен дом причта церковного – район, как правило, развит, а прихожане высокородны и богаты; если церковь деревянная, а дом причта не дом, а обветшавшая изба в три окна – район бедный, малонаселенный. В этом смысле не был исключением и Колтовской Спас, неоднократно менявший свой облик.

В конце XVIII и первой половине XIX века промышленности в районе Ждановки практически не существовало, отставные чиновники, составлявшие, по словам писателя В. Крестовского, основную массу населения Колтовской слободы, крупных пожертвований не делали, поэтому стояла в некотором отдалении от Малой Невки деревянная обветшавшая церковь, заливаемая осенними наводнениями и заметаемая зимними снегами. За церковью на пустыре, где позже разместится завод «Вулкан», находился вечно требовавший ремонта домик причта церковного.

Во второй половине XIX века Колтовская слобода менялась, в устье Ждановки и на Петровском острове появлялись крупные предприятия, а при них фабриканты и обеспеченный рабочий люд, и, как следствие, – менялась и перестраивалась церковь. Это уже была не деревянная, обветшавшая церквушка, а пятикупольный величественный храм; вместо избы причта – несколько вновь выстроенных красивых домов. Окончание Большой Спасской улицы, где стоял храм, в это время являлось украшением всей Колтовской слободы.

В 1930-х годах Спас Колтовской взорвут, и с ним исчезнет «страна Колтовская», превратившись в безымянную окраину сначала Приморского, а потом Ждановского района.

Начиналась же история храма Преображения Господня в самом начале XVIII века. В 1711 году дислоцировался в этом месте гарнизонный Колтовской полк. При нем по традиции того времени организовали походную церковь. Определили и причт для полковой церкви: два священника, дьякон, дьячки и просвирня. Штат для провинциальной церкви не такой уж маленький, что, видимо, объяснялось большим количеством треб.

Первым священником, о котором упоминает история, был «пришлый из Галича поп Симеон Иванов». Тому, что священник оказался «пришлым», удивляться не стоит: в молодой российской столице «своих» и не могло быть. Богослужения в походном храме начались в Великий пост 1722 года, но поскольку Колтовская слобода разрасталась, и регулярные службы требовались уже не только военным, но и гражданским лицам, проживавшим поблизости, в 1726 году освятили место для новой деревянной церкви. Вновь построенная и освященная во имя Преображения Господня церковь приняла верующих в 1727 году. Гарнизонный полк в это время уже переименовали в Невский пехотный полк, однако церковь, как и всю слободу в обиходе, продолжали называть Колтовскими – по имени первого командира Колтовского полка.

Преображенская церковь в Колтовской. Фото К. Шульца. 1890-е годы

Почти стихийно возле церкви возникло и кладбище. Сначала хоронили местных, затем «умерших под следствием» в располагавшейся поблизости Тайной канцелярии. Историк А.Б. Богданов в небольшой, но очень содержательной работе «Колтовская слобода» приводит список умученных в застенках Канцелярии и похороненных при Колтовской церкви. Называются имена основателя и первого настоятеля Саровской пустыни 84-летнего иеросхимонаха Иоанна (1736 год), монахини Серафимы Андреевой (1745 год), колодников Семена Милова, Ефрема Журавлева, Ивана Назарова, Петра Калачева, Ивана Андреева и др. Особенно много жертв Тайной канцелярии схоронили в 1752 году. Это при том, что специальным Указом запрещалось погребать тела умерших в городской черте. Но в осеннее и зимнее время, когда дороги покрывались непроходимой грязью или заметались непролазными сугробами, отвозить тела умерших куда-либо просто не представлялось возможным. Так и хоронили на Колтовском кладбище в нарушение Указа вплоть до 1770-х годов.

Вообще же о быте Колтовской слободы можно судить не только по роману «Петербургские трущобы», на который мы уже ссылались, но и косвенно по документам о перемещении и назначении священников. Все было на виду в этой небольшой замкнутой слободе, в том числе и неблаговидные поступки. Причем пьянство не являлось столь уж редкой страстью. К примеру, служивший настоятелем Колтовского Спаса в 1760 году отец Алексей (Федоров) возбудил недовольство прихожан вымогательством, а недовольство окрестных священников совершением служб и треб в соседних приходах. За это его вместе с предавшимся пьянству дьяконом Петром Гавриловым отстранили от церкви. В 1765 году другой настоятель о. Козьма был отдан под суд за те же грехи: вымогательство, пьянство, совершение треб в чужих приходах.