На безымянной высоте

— Переждем здесь, — сказал снайпер. — Они внима­тельно наблюдают. Наверняка успели заметить дымок от моего выстрела... Сколько раз говорил, чтобы мне при­везли наконец мои патроны с бездымным порохом... Ле­жите, Фридрих. Сейчас нам лучше ничем себя не выда­вать. Они только и ждут нашего бегства. Малейшее по­качивание ветки — и минометные залпы обрушатся

именно сюда... Поэтому пусть думают, что ошиблись... А кстати, почему молчит наша артиллерия?

И тут же, будто в ответ, загрохотали немецкие орудия, обрушив на передний край русской армии десятки сна­рядов.

— Вы поняли? Надо уметь держать паузу, Фридрих! И не надо преждевременно суетиться. Вот теперь мы мо­жем идти к себе, — сказал снайпер, закуривая сигару. — Наша артиллерия уже отвлекла русских. Хотя нам на вся­кий случай не помешало бы выждать еще немного. Мы даже можем себе позволить по стаканчику «Мартеля», который мне недавно привезли из Франции. С натураль­ным кофе, разумеется. А потом будем отсыпаться. Выта­щи бутылочку вон из того моего подсумка, что слева.

Снайпер подмигнул напарнику. Он явно был в хоро­шем расположении духа.

* * *

На нашем переднем крае автоматчики вели непрерыв­ную стрельбу в сторону немецкой позиции, откуда при­летела роковая пуля. Здесь же на дне окопа до сих пор лежала фуражка командира полка и его бинокль с разби­тым правым окуляром, а также окровавленные бинты.

Самого полковника быстро-быстро несли на себе по переходам из траншеи в траншею полковые разведчики Степан Каморин и Прохор Полунин. За ними едва по­спевала молоденькая санитарка Вера, на бегу стараясь остановить кровь тампонами, скрученными из бинтов.

— Валерьян Максимович, потерпите, родненький, сейчас, сейчас... довезем вас до санбата.

Комполка хрипел, стонал, из его пустой глазницы тек­ла кровь. Наконец выбрались из траншеи, где их ждал полковой «ЗИС-5» с работающим мотором, там же ожи­дали офицеры штаба полка.

— Примите носилки, быстрее, быстрее, — закричала Вера санитарам, курившим возле машины.

Те сразу бросили самокрутки и приняли у разведчи­ков носилки с грузным телом тяжело раненного компол­ка. Тот хрипел, явно пытаясь что-то сказать. К носилкам быстро подошел майор Самсонов — толстый, пожилой, с прилизанными волосами — и склонился над раненым.

— Федя... — донеслось сквозь хрип, — принимай полк... за меня. Временно... И найди Серегу Иноземце­ва... может, он еще в штабе корпуса. Пусть он примет... Егоров его поддержит. Найди... Иноземцева...

Он явно терял сознание, начинал бормотать что-то невнятное и, пока носилки с его телом загружали в кузов машины, замолчал, впав в забытье.

— Ну дела... — Майор Самсонов поскреб в затылке. — Где сейчас найдешь Иноземцева? — спросил он офице­ров. — Может, он уже в Москве, в академии этой, как ее, лекции слушает.

— Академии Генштаба, — подсказал кто-то.

— Вот-вот... Соедини меня со штабом корпуса, — ска­зал Самсонов молоденькой телефонистке. — С полков­ником Егоровым. Только быстро.

* * *

Майор Иноземцев — высокий, поджарый, с колючим взглядом, уже вылез из «виллиса» и направился к поджи­давшему его и еще нескольких офицеров американскому «Дугласу», чьи моторы уже работали, а винты подняли пыль над фронтовым аэродромом, когда рядом притор­мозила догнавшая их «эмка», в которой сидел полковник Егоров — коренастый, моложавый, крупноголовый и как лунь седой.

— Здравия желаю, Игорь Андреевич! — козырнул Иноземцев. — Что, вместе в Москву летим?

— Никак нет, Сергей Павлович. Вместе остаемся! — Полковник постарался перекричать гул моторов. — Еле вас догнал. Есть приказ комкора: вы назначаетесь коман­диром Четырнадцатого полка, где прежде служили.

— А что случилось с Морозовым? Его повысили, пе­ревели от нас или...

— Да, Сергей Павлович. Или. Снайпер его подстре­лил. Сегодня утром пришло донесение.

2

Около трех часов ночи разведчики Степан Каморин и Михаил Лопатин в маскхалатах подползли к переднему краю обороны противника и какое-то время лежали не­подвижно, вжав головы в траву и вслушиваясь в доно­сившиеся из немецких окопов разговоры.

Каморин взглянул на Лопатина и показал ему сначала два пальца, потом добавил третий. Кивнул в правую сто­рону, туда, где окоп пересекался с неглубоким овражком и откуда доносилась ночная оратория лягушачьего хора.

Лопатин понимающе кивнул и бесшумно пополз сле­дом за Камориным в сторону овражка, распластавшись в траве. Хор лягушек стал громче, как если бы их что-то встревожило, но это не остановило разведчиков.

Они проползли по дну оврага, выбрались наверх и увидели небольшой блиндаж, из которого доносились храп и сопение спящих немцев.

Они замерли, выжидая. Ждать пришлось довольно долго. Солнце еще не встало, когда из блиндажа показа­лась лысая голова и толстощекое лицо настоящего бюр­гера, большого любителя пива.

Расчет разведчиков был прост: мужчины в пожилом возрасте часто по ночам бегают мочиться. А пожилые люди на войне — это чаще всего старшие офицеры. Вот тут их и бери, в этот самый интимный момент, как ни противно, когда они особенно беспомощны.

Правда, пожилых немцев в результате тотальной мо­билизации, проводимой фюрером, на фронте в последнее время становилось все больше.

Зевая и дрожа от холода, немец с трудом выбрался наверх, стал за ближайший куст, расстегнул кальсоны —

лько собрался облегчить мочевой пузырь, как после­довал тяжелый удар по голове, затем в рот ему засунули кляп...

Немец только всхрапнул, и снова все затихло. А ля­гушки, не останавливаясь, продолжили свою извечную тему.

Едва могучий Степан взвалил на себя немца, как Михаил сделал ему предупредительный знак. Степан услышал шаги приближающегося немецкого патруля, но не растерялся. Быстро опустив оглушенного немца в овраг, лег на него сверху, и разведчики замерли, вжима­ясь в землю.

Патрульные, негромко переговариваясь, прошли мимо всего в нескольких шагах. Они замерзли в предут­ренней сырости и были озабочены только одним: быст­рее бы смениться. Прошли, и опять все стихло.

Разведчики снова поползли обратно к своим, волоча за собой связанного немца и замирая, когда в небо, шипя, взлетала осветительная ракета.