На дне. Избранное (сборник)

Петр.Наверное, тебя скоро прогонят со службы…

Нил.Другую найду…

Татьяна.Знаешь, Петр, Шишкин поругался с Прохоровым и, не решаясь сказать это тебе лично…

Петр (сердито, раздражаясь). Чёрт бы его побрал! Это… возмутительно! В какое идиотское положение он ставит меня перед Прохоровым? И наконец лишает возможности быть полезным другому товарищу…

Нил.Ты погоди сердиться! Узнал бы прежде — кто виноват?

Петр.Я это знаю!

Татьяна.Шишкину не понравилось, что Прохоров антисемит…

Нил (смеясь). Ах, милый петушок!

Петр.Ну, да! Тебе это нравится. Ты тоже совершенно лишен чувства уважения к чужим взглядам… дикие люди!

Нил.Постой! Ты сам-то разве склонен юдофоба уважать?

Петр.Я ни в каком случае не сочту себя вправе хватать человека за глотку!

Нил.А я — схвачу…

Тетерев (разглядывая спорящих поочередно). Хватай!

Петр.Кто дал… кто дал вам это право?

Нил.Прав — не дают, права — берут… Человек должен сам себе завоевать права, если не хочет быть раздавленным грудой обязанностей…

Петр.Позволь!..

Татьяна (тоскливо). Ну, закипает спор… бесконечный спор! Как вам не надоедает?..

Петр (сдерживаясь). Извини, я не стану больше! Но, право же, — ведь этот Шишкин ставит меня…

Татьяна.Я понимаю… он глупый!

Нил.Он славный парень! Не только не позволит наступить себе на ногу, — сам первый всякому наступит! Хорошо иметь в себе столько чувства человеческого достоинства…

Татьяна.Столько ребячества, хотел ты сказать?

Нил.Нет, я не ошибся. Но пусть — это ребячество — и все-таки хорошо!

Петр.Смешно…

Нил.Н-ну, когда единственный кусок хлеба отшвыривается прочь только потому, что его дает несимпатичный человек…

Петр.Значит, тот, кто швыряется хлебом, недостаточно голоден… Я знаю, — ты будешь возражать. Ты сам таков… ты тоже… школьник… Вот ты на каждом шагу стараешься показать отцу, что у тебя нет к нему ни капли уважения… Зачем это?

Нил.А зачем это скрывать?

Тетерев.Дитя мое! Приличие требует, чтоб люди лгали…

Петр.Но какой смысл в этом? Какой?

Нил.Мы, брат, не поймем друг друга… нечего и говорить. Всё, что делает и говорит твой отец, — мне противно…

Петр.Мне тоже противно… может быть! Однако я сдерживаюсь. А ты постоянно раздражаешь его… и это раздражение оплачиваем мы — я, сестра…

Татьяна.Да будет вам! Ведь скучно же это!

(Нил, взглянув на нее, отходит к столу.)

Петр.Тебя беспокоит разговор?

Татьяна.Мне надоело! Одно и то же… всегда одно и то же!

(Входит Поля с кринкой молока в руке. Видя, что Нил мечтательно улыбается, она оглядывает публику и говорит.)

Поля.Смотрите, какой блаженный!

Тетерев.Ты что смеешься?

Нил.Я? Я вспоминаю, как отчитывал начальника депо… Интересная штука — жизнь!

Тетерев (густо). Аминь!

Петр (пожимая плечами). Удивляюсь! Слепыми, что ли, родятся оптимисты?

Нил.Оптимист я или что другое, — это неважно, — но жить — мне нравится! (Встает и ходит.)Большое это удовольствие — жить на земле!

Тетерев.Да, любопытно!

Петр.Вы оба — комики, если вы искренние люди!

Нил.А ты… уж я не знаю — как тебя назвать? Я знаю, — и это вообще ни для кого не тайна, — ты влюблен, тебя — любят. Ну, вот хотя бы по этому поводу — неужели тебе не хочется петь, плясать? Неужели и это не дает тебе радости? (Поля гордо смотрит на всех из-за самовара. Татьяна беспокойно ворочается, стараясь видеть лицо Нила. Тетерев, улыбаясь, выколачивает пепел из трубки.)

Петр.Ты забываешь кое-что. Во-первых — студентам жениться не позволено; во-вторых — мне придется выдержать баталию с родителями; в-третьих…

Нил.Батюшки! Да ведь это что же? Ну, тебе остается одно — беги! Беги в пустыню!..

(Поля улыбается.)

Татьяна.Ты балаганишь, Нил…

Нил.Нет, Петруха, нет! Жить, — даже и не будучи влюбленным, — славное занятие! Ездить на скверных паровозах осенними ночами, под дождем и ветром… или зимою… в метель, когда вокруг тебя — нет пространства, всё на земле закрыто тьмой, завалено снегом, — утомительно ездить в такую пору, трудно… опасно, если хочешь! — и всё же в этом есть своя прелесть! Все-таки есть! В одном не вижу ничего приятного, — в том, что мною и другими честными людями командуют свиньи, дураки, воры… Но жизнь — не вся за ними! Они пройдут, исчезнут, как исчезают нарывы на здоровом теле. Нет такого расписания движения, которое бы не изменялось!..

Петр.Не раз я слышал эти речи. Посмотрим, как тебе ответит жизнь на них!

Нил.Я заставлю ее ответить так, как захочу. Ты — не стращай меня! Я ближе и лучше тебя знаю, что жизнь — тяжела, что порою она омерзительно жестка, что разнузданная грубая сила жмет и давит человека, я знаю это, — и это мне не нравится, возмущает меня! Я этого порядка — не хочу! Я знаю, что жизнь — дело серьёзное, но неустроенное… что она потребует для своего устройства все силы и способности мои. Я знаю и то, что я — не богатырь, а просто — честный, здоровый человек, и все-таки говорю: ничего! Наша возьмет! И я на все средства души моей удовлетворю мое желание вмешаться в самую гущу жизни… месить ее и так и эдак… тому — помешать, этому — помочь… вот в чем радость жизни!

Тетерев (усмехаясь). Вот смысл глубочайший науки! Вот смысл философии всей! А всякой другой философии — ан-нафема!

Елена (в двери). По какому поводу здесь кричат и махают руками?

Нил (бросаясь к ней). Барыня! Вы меня поймете! Я пел сейчас славу жизни! Ну, говорите: жизнь — удовольствие!

Поля (негромко). Жить — очень хорошо!