На дне. Избранное (сборник)
Шрифт:
Пепел.А скушно… чего это скушно мне бывает? Живешь-живешь — всё хорошо! И вдруг — точно озябнешь: сделается скушно…
Бубнов.Скушно? М-м…
Пепел.Ей-ей!
Лука (поет). Эх, и не вида-ать пути-и…
Пепел.Старик! Эй!
Лука (выглядывая из двери). Это я?
Пепел.Ты. Не пой.
Лука (выходит).
Пепел.Когда хорошо поют — люблю…
Лука.А я, значит, не хорошо?
Пепел.Стало быть…
Лука.Ишь ты! А я думал — хорошо пою. Вот всегда так выходит: человек-то думает про себя — хорошо я делаю! Хвать — а люди недовольны…
Пепел (смеясь). Вот! Верно…
Бубнов.Говоришь — скушно, а сам хохочешь.
Пепел.А тебе что? Ворон…
Лука.Это кому — скушно?
Пепел.Мне вот…
(Барон входит.)
Лука.Ишь ты! А там, в кухне, девица сидит, книгу читает и — плачет! Право! Слезы текут… Я ей говорю: милая, ты чего это, а? А она — жалко! Кого, говорю, жалко? А вот, говорит, в книжке… Вот чем человек занимается, а? Тоже, видно, со скуки…
Барон.Это — дура…
Пепел.Барон! Чай пил?
Барон.Пил… дальше!
Пепел.Хочешь — полбутылки поставлю?
Барон.Разумеется… дальше!
Пепел.Становись на четвереньки, лай собакой!
Барон.Дурак! Ты что — купец? Или — пьян?
Пепел.Ну, полай! Мне забавно будет… Ты барин… было у тебя время, когда ты нашего брата за человека не считал… и всё такое…
Барон.Ну, дальше!
Пепел.Чего же? А теперь вот я тебя заставлю лаять собакой — ты и будешь… ведь будешь?
Барон.Ну, буду! Болван! Какое тебе от этого может быть удовольствие, если я сам знаю, что стал чуть ли не хуже тебя? Ты бы меня тогда заставлял на четвереньках ходить, когда я был неровня тебе…
Бубнов.Верно!
Лука.И я скажу — хорошо!..
Бубнов.Что было — было, а остались — одни пустяки… Здесь господ нету… всё слиняло, один голый человек остался…
Лука.Все, значит, равны… А ты, милый, бароном был?
Барон.Это что еще? Ты кто, кикимора?
Лука (смеется). Графа видал я и князя видал… а барона — первый раз встречаю, да и то испорченного…
Пепел (хохочет). Барон! А ты меня сконфузил…
Барон.Пора быть умнее, Василий…
Лука.Эхе-хе! Погляжу я на вас, братцы, — житье ваше — о-ой!..
Бубнов.Такое житье, что как поутру встал, так и за вытье…
Барон.Жили
и лучше… да! Я… бывало… проснусь утром и, лежа в постели, кофе пью… кофе! — со сливками… да!Лука.А всё — люди! Как ни притворяйся, как ни вихляйся, а человеком родился, человеком и помрешь… И всё, гляжу я, умнее люди становятся, всё занятнее… и хоть живут — всё хуже, а хотят — всё лучше… упрямые!
Барон.Ты, старик, кто такой?.. Откуда ты явился?
Лука.Я-то?
Барон.Странник?
Лука.Все мы на земле странники… Говорят, — слыхал я, — что и земля-то наша в небе странница.
Барон (строго). Это так, ну, а — паспорт имеешь?
Лука (не сразу). А ты кто, — сыщик?
Пепел (радостно). Ловко, старик! Что, Бароша, и тебе попало?
Бубнов.Н-да, получил барин…
Барон (сконфуженный). Ну, чего там? Я ведь… шучу, старик! У меня, брат, у самого бумаг нет…
Бубнов.Врешь!
Барон.То есть… я имею бумаги… но — они никуда не годятся…
Лука.Они, бумажки-то, все такие… все никуда не годятся.
Пепел.Барон! Идем в трактир…
Барон.Готов! Ну, прощай, старик… Шельма ты!
Лука.Всяко бывает, милый…
Пепел (у двери в сени). Ну, идем, что ли! (Уходит. Барон быстро идет за ним.)
Лука.В самом деле, человек-то бароном был?
Бубнов.Кто его знает? Барин, это верно… Он и теперь — нет-нет, да вдруг и покажет барина из себя. Не отвык, видно, еще.
Лука.Оно, пожалуй, барство-то — как оспа… и выздоровеет человек, а знаки-то остаются.
Бубнов.Он ничего все-таки… Только так иногда брыкнется… вроде как насчет твоего паспорта…
Алешка (входит выпивши, с гармонией в руках. Свистит). Эй, жители!
Бубнов.Чего орешь?
Алешка.Извините… простите! Я человек вежливый…
Бубнов.Опять загулял?
Алешка.Сколько угодно! Сейчас из участка помощник пристава Медякин выгнал и говорит: чтобы, говорит, на улице тобой и не пахло… ни-ни! Я — человек с характером… А хозяин на меня фыркает… А что такое — хозяин? Ф-фе! Недоразумение одно… Пьяница он, хозяин-то… А я такой человек, что… ничего не желаю! Ничего не хочу и — шабаш! На, возьми меня за рубль за двадцать! А я — ничего не хочу. (Настя выходит из кухни.)Давай мне миллион — н-не хочу! И чтобы мной, хорошим человеком, командовал товарищ мой… пьяница, — не желаю! Не хочу!