На французский манер
Шрифт:
Беддоуз внимательно посмотрел на Кристину. Ранней осенью они провели в этом городе целую неделю вместе; интересно, что именно она рассказала своему доктору?
– Мы отправимся туда в следующий приезд, - сказал Хейслип.
– Угу, - сказал Беддоуз, отметив про себя это "мы" и любопытствуя, кого под этим "мы" подразумевает Хейслип.
– И скоро вы собираетесь сюда приехать?
– Через три года.
– Хейслип аккуратно извлек кубики льда из лимонада и положил их на блюдце.
– Я думаю, что раз в три года я могу выкроить полтора месяца, Летом люди не так часто болеют.
– Он встал.
– Прошу прощения, -
– Вниз по лестнице и направо, - сказала Кристина.
– Там есть женщина, которая говорит по-английски, она тебя соединит.
– Кристина не доверяет моему французскому, - засмеялся Хейслип.
– Она утверждает, что это уникальный случай, когда знакомство с романсами Пюже оказало влияние на французский язык.
– Он двинулся было к выходу, но остановился.
– Я искренне надеюсь, мистер Беддоуз, что вы пообедаете с нами.
– Как вам сказать, я в принципе договорился кое с кем встретиться. Но посмотрим, может, мне и удастся отвязаться.
– И прекрасно.
– Хейслип на ходу мгновенно прислонился к плечу Кристины, словно хотел незаметно получить дополнительный заряд уверенности, и, лавируя между столиками, двинулся к выходу.
Беддоуз неприязненно смотрел ему вслед и думал: "Ну что ж, по крайней мере я хоть внешне дам ему десять очков вперед". Потом он обернулся к Кристине. Кристина с отсутствующим видом гоняла ложкой чаинки по дну чашки.
– Поэтому и волосы длиннее и цвет у них свой, - сказал Беддоуз.
– Да, поэтому, - Кристина продолжала размешивать чаинки в чашке.
– И лак для ногтей.
– И лак для ногтей.
– И чай.
– И чай.
– А что ты ему рассказывала о Сен-Поль-де-Ванс?
– Все.
– Оторвись ты от этой чашки, черт бы ее побрал.
Кристина медленно отложила ложку и подняла голову. Глаза у нее блестели, но бог их знает, отчего они блестели, а рот был плотно сжат, и это, видимо, стоило ей немалых усилий.
– Что значит все, что ты хочешь этим сказать?
– настаивал Беддоуз.
– Все - значит все.
– Зачем?
– Затем, что мне не нужно ничего от него скрывать.
– Сколько времени вы знакомы?
– Ты же слышал - три недели. Один мой приятель в Нью-Йорке попросил его зайти меня проведать.
Кристина посмотрела ему прямо в глаза.
– На будущей неделе я выйду за него замуж, а потом вернусь вместе с ним в Сиэтл.
– А через три года летом приедешь сюда на шесть недель, потому что летом люди не так часто болеют.
– Вот именно.
– И тебе это нравится?
– Да.
– По-моему, ты сказала это слишком вызывающе.
– Не надо выпендриваться, - сказала Кристина хрипло.
– С этим кончено раз и навсегда.
– Официант! Виски мне принесите!
– крикнул Беддоуз по-английски. Он на мгновение забыл, где находится.
– Ты тоже, - обратился он к Кристине, выпей что-нибудь, ради бога.
– Чаю, - сказала Кристина.
– Слушаюсь, мадам, - сказал официант и удалился.
– Я хочу задать тебе несколько вопросов, - сказал Беддоуз.
– Задавай.
– Я могу рассчитывать на откровенность?
– Да.
Беддоуз набрал в себя побольше воздуху и посмотрел в окно. Какой-то человек в дождевике неторопливо шел мимо, он читал газету и качал при этом головой.
–
Ладно, - сказал Беддоуз, - так что ты в нем нашла такого замечательного?– И как я, по-твоему, должна ответить на этот вопрос?
– спросила Кристина.
– Он мягкий, хороший человек, он приносит людям пользу. Ты можешь что-нибудь по этому поводу возразить?
– И это все?
– И он любит меня.
– Она произнесла это глухо. За все время, что они были вместе, Беддоуз ни разу не слышал от нее этого слова.
– Он любит меня, - повторила Кристина бесцветным голосом.
– Это я видел, - сказал Беддоуз.
– Безумно.
– Безумно, - сказала Кристина.
– А теперь позволь задать тебе еще один вопрос, - сказал Беддоуз.
– Ты хотела бы сейчас встать из-за стола и уйти отсюда со мной?
Кристина отодвинула от себя чашку и задумчиво поворачивала ее из стороны в сторону.
– Да, - сказала она.
– Но ты не уйдешь, - сказал Беддоуз.
– Не уйду.
– Почему?
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, - сказала Кристина.
– Куда ты собираешься поехать в следующий раз? В Кению? В Бонн? В Токио?
– Так почему нет?
– Потому что я устала от таких, как ты, - сказала Кристина отчетливо. От корреспондентов, от пилотов, от многообещающих молодых государственных деятелей. Я устала от блестящих молодых людей, которые постоянно куда-то уезжают описывать революцию, подписывать договор или умирать на войне. Я устала от аэропортов и от провожаний. Я устала от того, что мне не положено плакать, пока самолет не взлетит, устала мчаться со всех ног по первому звонку, устала днем и ночью подходить к телефону. Я устала от всех этих избалованных и хмельных международных душек. Я устала сидеть за обеденным столом с мужчинами, с которыми я была близка, и ворковать с их гречанками. Устала от того, что меня передают из рук в руки, устала любить больше, чем любят меня. Я ответила на твой вопрос?
– Более или менее, - сказал Беддоуз. Его удивляло, что люди за соседними столиками еще не начали обращать на них внимание.
– Когда ты улетел в Египет, - продолжала Кристина, не понижая голоса, я приняла решение. Я стояла возле проволочной ограды, смотрела, как заправляют огромные самолеты, смотрела на огни, а потом я перестала плакать и решила: в следующий раз улетать буду я, и пусть кто-то другой мучается возле этой ограды.
– И ты нашла этого другого?
– Да, нашла, - просто сказала Кристина.
– Но я не хочу, чтобы он мучился.
Беддоуз наклонился и взял ее руки в свои. Они безвольно лежали в его ладонях.
– Крис...
– сказал он.
Она смотрела в окно. За толстым оконным стеклом сгущались сумерки и загорались огни, она сидела силуэтом на фоне этих огней, чистая, юная, неумолимая. Он смотрел на нее, и беспорядочные воспоминания лезли в голову: первая их встреча и другие первые встречи с Другими девушками, и еще как она лежала рядом с ним ранним утром под лучами осеннего солнца всего каких-нибудь три месяца назад, когда это солнце вплывало в их комнату в маленьком отеле на юге, а из окна были видны коричневые Нижние Альпы и далекое море. Держа ее руки в своих, узнавая прикосновение маленьких, как будто детских пальцев, он почувствовал, что если сейчас, сию минуту он сумеет заставить ее обернуться, все будет по-другому.