Уже огромный подан самолет,Уже округло вырезанной дверцейВоздушный поглощается народ,И неизбежная, как рифма «сердце»,Встает тревога и глядит, глядитСтеклом иллюминатора глухогоВ мои глаза — и тот, кто там закрыт,Уже как будто не вернется снова.Но выдали — еще мгновенье есть! —Оттуда, как из мира из иного,Рука — последний, непонятный жест,А губы — обеззвученное слово.Тебя на хищно выгнутом крылеСейчас поднимет этой легкой силой.Так что ж понять я должен на земле,Глядящий одиноко и бескрыло?Что нам лететь? Что душам сужденаПространства неизмеренная бездна?Что превращает в точку нас она,Которая мелькнула и исчезла?Пусть
так. Но там, где будешь ты сейчас,Я жду тебя. В надмирном постоянствеЛечу, — и что соединяет нас,Уже не затеряется в пространстве.1966
«И все как будто кончено — прощай…»
И все как будто кончено — прощай,А ты — клубись, непролитая туча,Но мой ни в чем не виноватый крайОсенней думою не угнетай,Непамятливых памятью не мучай,А помнящим хоть час забвенья дай.И только сердцу вечно быть виновнымВо всем, что так мучительно давно в немИ все же чисто, словно в первый час:Вошла — и руки белые сложила,И тонко веки темные смежила,И безысходно в сердце улеглась.Теперь иди, куда захочешь, в мире…А для меня он ни тесней, ни шире, —Земля кругом и мерзлая жива,И вижу я под неподвижной тучей,Как зеленеет смело и колючеНежданная предзимняя трава.1966
«Одним окном светился мир ночной…»
Одним окном светился мир ночной,Там мальчик с ясным отсветом на лбу,Водя по книге медленно рукой,Читал про чью-то горькую судьбу.А мать его глядела на меняСквозь пустоту дотла сгоревших лет,Глядела, не тревожа, не храняТой памяти, в которой счастья нет.И были мне глаза ее страшныСпокойствием, направленным в упорИ так печально уходящим вдаль,И я у черной каменной стеныСтоял и чувствовал себя как вор,Укравший эту тайную печаль.Да, ты была моей и не моей…Читай, мой мальчик! Ухожу я вдальИ знаю: материнская печаль,Украденная, вдвое тяжелей.1966
«Скорей туда…»
Скорей туда,На проводы зимы!Там пляшут кони,Пролетают сани,Там новый деньУ прошлого взаймыПерехватилВеселье с бубенцами.А что же ты?ХмельнаИль не хмельна?Конец твоейДурашливости бабьей:С лихих санейСвалилась на ухабеИ на снегу —Забытая, одна.И, на летуОброненная в поле,Ты отчужденноСлышишь дальний смех,И передернутСудорогой болиВетрами косоНанесенный снег.Глядишь кругом —Где праздник?Пролетел он.Где молодость?Землей взята давно.А чтобы легче было,Белым, белымБылоеБережно заметено.1967
«Зачем так долго ты во мне?…»
Зачем так долго ты во мне?Зачем на горьком поворотеЯ с тем, что будет, наравне,Но с тем, что было, не в расчете?Огонь высокий канул в темь,В полете превратившись в камень,И этот миг мне страшен тем,Что он безлик и безымянен,Что многозвучный трепет звездЗемли бестрепетной не будит,И ночь — как разведенный мостМеж днем былым и тем, что будет.1967
«Нет, лучше б ни теперь, ни впредь…»
Нет, лучше б ни теперь, ни впредьВ безрадостную поруТак близко, близко не смотретьВ твой зрак, ночная прорубь.Холодный, черный, неживой…Я знал глаза такие:Они глядят, но ни однойЗвезды в них ночь не кинет.Но
вот губами я приникИз проруби напиться —И чую, чую, как родникКо мне со дна стремится.И задышало в глубине,И влажно губ коснулось,И ты, уснувшая во мне,От холода проснулась.1968
«Давай погасим свет…»
Давай погасим свет —Пускай однаЛежит на подоконникеЛуна.Пускай в родноеТихое жильеОна вернетСпокойствие мое.И, лица приподняв,Услышим мы,Как звуки к намИдут из полутьмы.В них нет восторгаИ печали нет,Они — как этотТонкий полусвет.А за окномТакая глубина,Что, может, толькоМузыке дана.И перед этойСтранной глубинойДруг друга мыНе узнаем с тобой.1968
«Не бросал свое сердце, как жребий…»
Не бросал свое сердце, как жребий,На дороге, во мгле.Три огня проносила ты в небе,А теперь твой огонь — на земле.Эти рельсы, сведенные далью,Разбежались и брызнули врозь.Но огонь — над обманчивой стальюСредь раздвинутых настежь берез.И гнетущая свеяна дремаС твоих плеч, со сквозного стекла, —Недоступно, светло, невесомоПоднялась и в окне замерла.И глядишь сквозь мелькающий хаос,Как на самом краюЯ с землею лечу, задыхаясь,На притихшую душу твою.1969
«Теперь не для того тебя зову…»
Теперь не для того тебя зову,Чтоб возвратить души моей невинность,Чтоб вновь увидеть, как подснежник вынесВнезапную — над тленьем — синеву.Да, искушенный, все я сохранил —И чистоту, и сердце непустое,И в зрелой нерастраченности силМне жить сегодня тяжелее вдвое.Не принимал я чувство никогда,Как дань весны всесильной и летучей,В ней сквозь безгрешность — жжение стыда,Которое нас запоздало мучит…1969
«Ничего, что этот лед — без звона…»
Ничего, что этот лед — без звона,Что камыш — не свищет,В немоте прозрачной и бездоннойНас никто не сыщет.Мы опять с тобою отлетели,И не дивно даже,Что внизу остались только тени,Да и те не наши.Сквозь кристаллы воздуха увидимТо, что нас томило…Но не будем счет вести обидам,Пролетая мимо.А пока — неузнанные дали,Как душа хотела,Будто нам другое сердце далиИ другое тело.1969
«Померк закат, угасла нежность…»
Померк закат, угасла нежность,И в холодеющем покое,Чужим участием утешась,Ты отошла — нас стало двое.Ах, как ты верила участью!Тебе вины любая малостьНеразделимой на две частиИ не всегда твоей казалась.Я оглянулся и увидел,Как бы внесенные с мороза,Твоей неправедной обидыТакие праведные слезы.И вызрел приступ жажды грубой —На все обрушить радость злую,Таили дрожь презренья губы,Как смертный трепет поцелуя.Но отрезвляющая воляВзметнула душу круче, выше —Там нет сочувствия для боли,Там только правда тяжко дышит.Уже — заря. В заботе раннейВнизу уверенно стучатся.Я не открою. Спи, страданье.Не разбуди его, участье.1969