На грани войны

Они находились в центре осиного гнезда. Один толчок, один удар, и десятки вооруженных мужчин и женщин обрушатся на них в приступе ярости и ненависти.

Одна маленькая ошибка, и все они погибнут.

Глава 49

Ханна

День пятьдесят четвертый

Ханна крепче сжала руку Майло, прислушиваясь к крикам наверху.

Она узнала взволнованный голос Ноа. Догадалась, что произошло — Ноа вернулся в «Винтер Хейвен», увидел пожар и прибежал к двери Виггинса. Виггинс ответил, притворившись, что он не заложник.

Лиам прятался за дверью, вне поля зрения, нацелив «Глок» на череп Виггинса. Одно неверное слово, одна ошибка, и мозговое вещество Дэррила Виггинса украсило бы крыльцо.

Виггинсу велели сказать Ноа правду — что он оставил Майло спать в его комнате, чтобы заняться делами в собственном доме. Остальное Ноа мог додумать сам: пожар, удушливый дым, верная смерть его сына.

Вытоптанные следы вокруг дома могли бы рассказать совсем другую историю, если бы их не стер свежий снег. Сам дом представлял собой полуразрушенную развалину. Тут и там полыхали небольшие огни, все выгорело, опалилось и потеряло устойчивость.

Ноа не мог попасть внутрь дома, чтобы искать тело своего сына.

Ханна не могла разобрать его слов — крик, ругань, а затем рыдания, надрывные и полные скорби причитания, невообразимая боль, которая отражала ее собственную.

Она закрыла глаза, слезы заструились между ресницами. Жутко рассказывать человеку о том, что его сын умер. Майло висел на грани, но он еще не ушел. Но это все равно ложь.

Выбирать не приходилось. Ноа не мог обнаружить здесь Лиама и Бишопа. И Квинн тоже.

Он бы предал их, а Саттер и его люди убили бы их всех.

Через некоторое время наверху стало тихо. Ноа наконец ушел. Куда он пойдет или что будет делать, она не знала. Ханна жалела его, но ее жалость имела свои пределы.

Ноа доверился людям, которым, как он знал, нельзя доверять. Майло лежал в коме из-за решений Ноа, его бездействия и трусости.

Она не забыла этого. Ни на секунду.

Через несколько минут Бишоп спустился вниз, чтобы проверить жизненные показатели Майло, отрегулировать поток и сменить пакет для капельницы. Он прислонил свой АК-47 к ножке дивана и поставил несколько банок кокосовой воды.

— Молли прислала их с нами. Как только Майло очнется, мы сможем добавить немного соли для пероральной регидратации и регулирования уровня электролитов.

— Как он?

— Я ведь не настоящий доктор, но, насколько могу судить, у него гипотония. Его кровяное давление слишком низкое. В больнице ему бы ввели большую дозу гидрокортизона, чем мы можем, а также внутривенно декстрозу для понижения сахара в крови. Нам же остается только молиться. Молитва — это не пустяк.

— Спасибо, Бишоп. За все.

Бишоп опустился на край дивана, стараясь не придавить ноги Майло.

— Мне жаль, — мягко сказал он. — Я знаю, что слышать Ноа наверху было невероятно трудно для тебя.

Ханна молча покачала головой.

— Мне это, конечно, ненавистно, но так нужно. Мы расскажем Ноа правду, как только это будет безопасно. После того, как Майло очнется.

— Я надеюсь на это.

Бишоп посмотрел на Ханну, его глаза глядели доброжелательно и были полны сострадания.

— Как ты держишься?

Она почувствовала, как внутри открывается старая тьма, пустота, которая поглощала ее разум, когда все становилось слишком ужасным. Такой костыль, механизм выживания, который она изо всех сил пыталась преодолеть.

Ханна смотрела на Майло, пока ее зрение не затуманилось.

— Я только что обрела его снова. У нас появился второй шанс. Это было чудо. Как будто Бог присматривал за мной, в конце концов. — Она судорожно вдохнула. — Как я могу потерять его? Как я смогу это вынести?

Бишоп сильно тряхнул головой. В его глазах блестели слезы.

— Я задавал себе те же вопросы. Снова и снова. В темноте ночи, когда просыпался от их криков. В тишине, когда их смех отдается эхом.

Ханна закрыла глаза, ее сердце разрывалось от боли. Бишоп остался один, ему некого обнимать. Он потерял даже больше, чем она, — его семью хладнокровно убили.

И все же он здесь, крепкий, как дуб, защищал ее, дарил утешение, как и подобает пастору, которым он был.

— У меня есть вера, Ханна. Моя вера поддерживает меня. Моя надежда.

— А когда ты ее не чувствуешь? Когда ты не видишь надежды?

— В этом и проявляется вера. Верить в то, чего не видишь. Доверять, когда путь труден и неясен. Верить, что даже в самую темную ночь взойдет солнце.

Она кивнула.

— Мои молитвы непрестанны, Ханна. Я молюсь за Майло, за тебя, за этот город.

— Мы благодарны за эти молитвы. — Ей удалось слабо улыбнуться. — Спасибо, Бишоп.

Призрак вскочил на ноги и повернулся к лестнице. Ханна и Бишоп посмотрели вверх.

Лиам спускался по ступенькам, его М4 висел в перевязи на груди.

— Есть изменения?

Ханна покачала головой.

Бишоп поднялся на ноги и взял свою винтовку, прислоненную к дивану.

— В любом случае, мне нужно заступить на вахту. Пора размять ноги.

Когда Бишоп вернулся наверх, Лиам заметался по комнате, как пантера в клетке, и от него исходила ощутимая темная энергия. Он вымыл лицо, но грязь и засохшая кровь все еще покрывали его шею, а одежда и вовсе была грязной и рваной.

— Лиам.

Он повернулся к ней лицом.

— Я здесь. Что бы тебе ни понадобилось, я рядом.

Ханна не могла смотреть на него. Она бы разрыдалась. Она похлопала по пуфику рядом с собой.

— Посидишь со мной?

Лиам неохотно сел, отстегнул М4 и положил его у ног. «Глок» он положил в пределах досягаемости.

Призрак приветственно вильнул хвостом, но не покинул своего места рядом с Майло. Лиам наклонился и почесал пса за ушами.

Сердце Ханны слишком сильно болело, чтобы она думала, стоит или не стоит. Ханна действовала инстинктивно, когда прижалась к нему и положила голову на плечо Лиама.