На ходовом мостике

Когда мы входили в Новороссийск, стоявший на руле старшина 1-й статьи Василий Потехин неожиданно доложил:

–  Корабль не слушается руля!

Это было как гром среди ясного неба. Что случилось? Какова причина? Командир приказал перейти на ручное управление, а на пост энергетики и живучести последовала команда устранить неисправность. Но это ничего не дало. Пришлось заходить в базу при помощи машин. Процедура была весьма сложная, но Мельников справился с трудностями. Затем при помощи буксиров корабль был ошвартован к причалу.

Пока происходила эвакуация раненых с корабля, командир БЧ-5 Вуцкий облачился в водолазный костюм и спустился под воду, чтобы осмотреть состояние руля и винтов. Вскоре он доложил, что на большей части пера руля сорвана обшивка, а на правом винте отсутствует обтекатель. Значит, бомбежка не прошла бесследно!

Вскоре после швартовки Мельников был вызван на КП к начальнику штаба флота контр-адмиралу И. Д. Елисееву. Мельников предусмотрительно захватил с собой чертежи руля с тем, чтобы доложить о необходимости ремонта «Харькова». Елисеев вначале не очень-то поверил осмотру «водолаза» Вуцкого, но, вникнув во все обстоятельства дела, распорядился поставить «Харьков» в плавдок. Там «диагноз» Вуцкого полностью подтвердился. [178] Техотдел Новороссийской базы, которым руководил Шахназаров, проявил чудеса оперативности. Ремонт произвели в течение двух суток. Мы снова были готовы к выходу в море.

Однако не все наши походы кончались благополучным прорывом в Севастополь. Жертвы, вообще неизбежные в столь жестокой войне, увеличились с началом нового штурма города. Гибли транспорты, гибли корабли. Но гибли героически, в неравном бою. Так что простой арифметикой здесь не обойдешься. Жертвы были не напрасны! Их ценой флот продолжал поддерживать оборону города даже тогда, когда приходилось пробиваться сквозь многокилометровую завесу артиллерийского огня, отражая атаки торпедных катеров и авиации, преодолевая комбинированную морскую блокаду. Теперь и в самом Севастополе корабли не находили защиты от авиации противника и подвергались обстрелу осадной артиллерии, которую враг подтащил к городу. Стоя у причала, корабли оказывались лишенными маневра для уклонения от атак. Зенитные пушки нашей противовоздушной обороны были изношены до предела, не хватало боезапаса.

В первую очередь противник стремился захватить Северную бухту, чтобы предотвратить прорывы наших кораблей в Севастополь. 20 июня ему удалось это сделать, и с того самого дня корабли вынуждены были разгружаться в Камышовой бухте, у временных причалов. Еще хуже было то, что теперь враг мог бить прямой наводкой по центру города, Корабельной стороне и по Приморскому бульвару. Было ясно, что в таких условиях городу долго не продержаться, но война давно отбросила все прежние представления о возможностях защитников Севастополя. Черноморская столица стояла! Двухсоттысячная армия Манштейна, в бешенстве штурмовавшая город, снова оказалась не в силах взять Севастополь с ходу. А корабли продолжали доставлять защитникам осажденного города подкрепление.

10 июня в Севастополе возле Павловского мыса героически погиб эсминец «Свободный», с которым мы не раз находились в совместном плавании и конвоях. Эсминец конвоировал транспорт «Абхазия», доставивший в Севастополь продовольствие и боеприпасы. Приход транспорта и конвоя не остался незамеченным врагом. На стоявшую под разгрузкой «Абхазию» совершили налет пятнадцать [179] самолетов противника, сбросив несколько десятков бомб. Разгрузившийся к тому времени эсминец поставил дымовую завесу и открыл артиллерийский огонь. Закончив стрельбу, «Свободный» стал менять место стоянки. «Абхазия» от прямых попаданий бомб затонула. Самолеты перенесли удар на эсминец. На «Свободном» возник пожар, многие члены экипажа из числа верхних боевых постов погибли. Спасти «Свободный» не удалось. Он затонул, до последней минуты не прекращая вести зенитный огонь по самолетам противника.

Через три дня в Севастополе погиб транспорт «Грузия». Это был последний транспорт, сумевший прорваться непосредственно в Севастополь. Теперь и разгрузка в темное время суток не всегда гарантировала успешный выход кораблей из базы. Видя, что осажденный город все же продолжает получать подкрепление морем, гитлеровцы значительно расширили зону действия ударной авиации. Граница наиболее опасной зоны лежала далеко за пределами Севастополя, и даже боевым кораблям стало чрезвычайно трудно пробиваться к городу.

На себе мы почувствовали это 17 июня. Перед каждым выходом в море командир и комиссар собирали командный состав и рассказывали об ожесточенных боях в Севастополе. Вселять боевой дух в моряков не приходилось - стремление каждого внести свой вклад в дело обороны черноморской столицы было огромно, однако и Мельников, и Алексеенко считали, что люди должны ясно сознавать, на сколь трудное дело они идут, чтобы мобилизовать свои волю, энергию, выучку. В конце объявляли боевую задачу. Сегодня она звучала так: доставить в Севастополь пятьсот красноармейцев и шестьдесят тонн боезапаса. Затем Алексеенко побеседовал с секретарями партийных и комсомольских организаций и агитаторами.

Как только выходим из Новороссийска, боевая задача объявляется всему личному составу. Морякам и красноармейцам розданы листовки с обращением Политуправления флота. В них говорится о положении дел в Севастополе, о массовом подвиге его защитников. Политуправление флота призывало любой ценой отстоять город. И мы видели: экипаж полон решимости сделать все, что в человеческих силах, для успешного прорыва в осажденный город.

И снова ясная погода, обычная для черноморского лета. С целью оперативной маскировки лидер «Харьков» [180] сперва идет в южном направлении, имитируя поход в один из южных кавказских портов. А далеко на юге поворачиваем на запад, переходя на курс вдоль анатолийского побережья. Примерно на меридиане мыса Керемпе нам надо повернуть на север и уже полным ходом следовать к Севастополю. Этот рекомендованный маршрут был рассчитан на то, чтобы успеть проскочить наиболее опасную зону в темное время суток.

Ночь прошла спокойно. Утро следующего дня не принесло изменений в погоде - на небе ни облачка, на море - легкая зыбь. Казалось, переход в таком удалении от берега - с корабля едва были заметны горы анатолийского побережья - вполне может обеспечить нам безопасность. Но наши расчеты не оправдались. На подходе к меридиану мыса Керемпе сигнальщик Андрей Чернышев заметил вражеский самолет-разведчик.

–  Старпом! Боевую тревогу!
– приказывает командир, а сам по телефону предупреждает Вуцкого: - Экстренно готовьтесь к максимальному ходу. Будет жарко! Иначе чего бы разведчик рыскал в такую рань и так далеко от берега.

Да, пожалуй, командир прав. Покружив впереди по курсу за пределами дальности огня, разведчик исчез. Но боевую тревогу мы не отменяли. И не напрасно. Вскоре появилась ударная авиация. Очевидно, самолеты были подняты в воздух заблаговременно, и разведчику оставалось только навести их на корабль.

Сколько их всего, сразу невозможно было определить. И каков тактический замысел? Пока мы видели тройку «Юнкерсов-87», идущих первыми в атаку. За ней - еще несколько троек.

К началу атаки мы с Иевлевым, как обычно, занимаем места на крыльях мостика. Из своей рубки вышел к выносному штурманскому пункту на мостике Телятников. Здесь он займется боевой прокладкой и нанесением тактической обстановки. В рубке вместо него остался надежный помощник рулевой Дмитрий Леонов. Пришли в движение стволы зенитной батареи и пушек главного калибра. И началось…

Воздушные атаки следовали одна за другой. Первая тройка самолетов атаковала нас с ходу. Видимо, чувствуя свое превосходство в силе, они даже не применили свой излюбленный прием - заходить на корабль с разных направлений. Огнем всех орудий мы заставили врага [181] сбросить бомбы примерно в двух кабельтовых от корабля. Атака «в лоб» противнику не удалась.

Новая тройка изменила тактику. Рассредоточившись, «юнкерсы» стали заходить с трех сторон - с кормы и с обоих бортов. Это потребовало от командира лидера исключительной собранности, бдительности и выдержки: самолеты находились на разных дистанциях от корабля и наибольшую опасность представлял ближайший. Именно от него следовало начать уклонение в первую очередь. Вот тут-то организованное нами дополнительное наблюдение старпомом и командиром БЧ-4 полностью себя оправдало. Мельников не сводит глаз с самолета, который, по его предположению, должен первым сбросить бомбы. Но начинает бомбометание «мой» «юнкерс».