На хуторе

Поодаль, на Денисовом плесу, склонился над удочками Шаляпин, чернобородый бобыль, первый на хуторе рыбак. Тимофей Иванович подвернул к нему, проверил улов. Три карасика плавали в ведре.

– Н-негусто, – сказал он.

Шаляпин лишь вздохнул.

– А выпить у тебя нет? – поинтересовался Тимофей Иванович.

– Нету, – прогудел Шаляпин. – Алексей Яковлевич заказал рыбы. Обещал постановить.

– Да это… – разочарованно протянул Тимофей Иванович. – Ты это когда поймаешь…

– К обеду должен, – решительно ответил Шаляпин, подсек и выудил еще одного карасика. – Бери удочки, садись. Наловим, щербы наварим.

– Н-нашел дурака, – ответил Тимофей Иванович. – А где гарантия? Она, может, сидит, эта рыбка, поглядывает на тебя, щерится да шиш кажет. Н-нет, нервы не железные. Ты тут гостей никого не видел, отпускников?

Приезжие люди всегда к речке устремлялись, для баловства: искупаться да выпить над водой. Но нынче над речкою никого не было.

Шаляпин выловил еще карасика, но до ведра было далеко и Тимофей Иванович пошел прочь, предупредив:

– Тебе если поставят, меня не забудь. Я где-то здесь, на близу.

Он перебрался через речку, прошел садами и огородами и выбрался на улицу возле дяди Архипа и Рабуновых, у водопроводной колонки. Клавдия Рабунова вышла со двора за водою, первое ведро набрала, склонилась к нему глотнуть водички.

– Запалилась… – засмеялся Тимофей Иванович.

Клавдия ответить не успела, болезненно сморщилась, хватаясь за щеку.

– Зуб, что ли? – спросил Тимофей Иванович.

Клавдия покивала головой, а когда боль сошла, объяснила:

– Цельный месяц мучаюсь. Коронки спали. Надо бы в район, а когда… Там в день не управишься, сроду очередюка. Хозяйство не кинешь… – пожаловалась она.

Тимофей Иванович раздумывал недолго.

– Какие коронки? – спросил он. – А ну, открой рот, закрой глаза.

Клавдия послушно открыла рот и показала те зубы, с которых коронки снялись.

– А где они, коронки? Не потеряла? Пойдем поглядим?

Он подхватил ведра и направился во двор. Клавдия вынесла коронки, показала. Тимофей Иванович повертел их, прикинул и сказал:

– Это можно все сделать. К-капитально. На месте.

Клавдия глядела недоверчиво.

– Чего глядишь? Я по этому делу в армии три года, при санчасти. Только что операции не делал.

– Правда? А не испортишь? – нерешительно спросила Клавдия.

Ненадежный был человек Тимофей Иванович, все это знали, но, с другой стороны, уж очень хотелось легкой помощи.

– Дура! – обрезал ее сомнения Тимофей Иванович. – Всю жизнь спасибо будешь говорить. Сейчас поставим, к-ка-питально, и выдадим замуж.

Так тверд был Тимофей Иванович, что нельзя было ему не поверить. «Видно, и впрямь может», – подумалось Клавдии.

И Тимофей Иванович уже искал инструмент и занимался делом. Конечно, ни в каких даже санитарах он не ходил, но самому ему однажды коронки ставили. Этого было вполне достаточно.

Он прочистил коронки шилом, убрал остатки раствора, тройным одеколоном их промыл, подбадривая себя: «Поставим… Цемент надо развести, и пойдет. А может, клею взять у деда Архипа». Имелся у деда Архипа хороший клей, из города привезенный, в желтом иностранном тюбике.

– Все надо делать к-капитально, а не скрозь пальцы, – приговаривал он, гоняя Клавдию за ватой да бинтом. – Воды принеси. К-конечно, кипяченой. В медицине соображать надо.

Размыслив, Тимофей Иванович решил ставить коронки на клей: «Кость клеит, железо клеит – пойдет».

И через полчаса коронки празднично посверкивали у Клавдии во рту.

– До вечера ничего не ешь, – предупредил Тимофей Иванович, получая оплату самогоном.

Стакашек он на месте выпил, опробуя, а две бутылки забрал с собой. За клей деду Архипу налил, по-честному. Одну бутылку спрятал в тернах, на берегу, для завтрашнего опохмелья. Шаляпина угостил. Осталось и еще, в кармане, поплескивало.

Солнце вставало к полдню. Тимофей Иванович с початой бутылкой в кармане пошел было к кузне, чтобы поговорить с людьми, но вдруг раздумал.

На усадьбе деда Архипа, в задах, лежали сухие дубки на дрова. Тимофей Иванович шел-шел да и присел на них. Сразу расхотелось куда-то идти. Здесь было хорошо сидеть: под хмельком, на теплом солнышке. И хутор был вокруг как на ладони: амбары, кузня, колхозная контора, конюшня, а рядом – дома, а за домами – речка со старыми вербами. За усадьбой Солонича – покатый курган, с которого пацаном на салазках катался, на лыжах; потом в женихах хороводился. Теперь вот сивый, седой, а курганик все такой же стоит, зеленый. Уже дочери с него откатались и отхороводились, слава тебе Господи, и скоро – пусть не завтра, но скоро – пронесут его мимо курганика за амбары, к кладбищу. Оно лежало видное: полсотни крестов среди желтого жнива. «Унесут, – с усмешкой подумал Тимофей Иванович. А потом – еще спокойнее: – Не нынче же и не завтра».

От кладбища по дороге тащилась старая Митревна с мешком за плечами. И чем ближе подходила она к домам, тем медленнее делался шаг ее.

Тимофей Иванович резво поднялся навстречу, подхватил мешок и саму старуху и усадил ее на колоду.

– Ноги подыграли… – охала Митревна.

– За яблоками ходила?

– За ими, за ими, Тимоша.

– Кто тебя посылает? Иль молодых нет? Ты уж годы свои выжила, мешки тягать, – укорял Тимофей Иванович.

– Взаправду, взаправду, Тимоша, – отдышалась Митревна, – Нет могуты, отживаю. Да меня и не гонит никто. А нетерпение. Ныне яблоки в садах удалися, веришь, мостом лежат, земли не видать. Вот и тягаю помаленьку, для скотины.

Просторный колхозный сад, давно заброшенный, еще родил, а порой даже щедро, как в нынешнем году.

– Сижу, сижу… и взойдет на ум: яблоки в саду пропадают. Хоть чудок да в дело произвесть. Свиньям. Телку. И коровке режу. Она так привыкла, вперед стада бежит. Сладкие яблоки, покушай.

Тимофей Иванович выбрал румяное, погрыз его, пососал. Язык, напрочь обожженный табачным и винным зельем, все же учуял сладимую плоть.

– Пацанами к Чакалкину лазили, – вспомнил он с улыбкой.

– У Чакалкина были сады, – подтвердила Митревна. – В станице продавали.

Старуха оживела, поднялась. Тимофей Иванович поднес ей мешок ко двору, наказал:

– Ты уж боле не ходи. А то завалишься вместе с яблоками.

– Да ныне уж куда… а завтра как Бог живости даст, – посмеялась Митревна. – Може, и снова встревай меня.

Проводив старуху, Тимофей Иванович, не торопясь, пошел через выгон, к амбарам и кузне. «А неплохо бы яблоками торганугь, – подумалось ему. – Набрать машину – и айда. А что? Управляющему сказать, он не будет против. А можно и без него».