На исходе дня. История ночи

Вскоре после того, как я приехал в Блэксберг почти тридцать лет назад, один мудрый старший коллега заметил, что большая часть ученых по мере старения думают не столько о своих книгах, сколько о своих детях. Эту книгу я с любовью посвящаю Александре, Шелдон и Кристиану, которые всегда в моих мыслях — в прошлом, настоящем и в каждом грядущем дне.

На исходе дня История ночи

Вечер. Из серии «Четыре времени суток» (1738).

Гравюра Ф. Уокера с живописного оригинала У. Хогарта

Предисловие

Пусть ночь покажет, кто мы есть, а день — кем мы должны быть.

Томас Трайон (1691)¹

Эта книга посвящена истории ночи в Западной Европе в эпоху, предшествовавшую промышленной революции. Главным образом меня интересовало поведение людей, сталкивавшихся после наступления темноты с реальными или вымышленными опасностями. Если не считать крупных исследований по истории преступности и колдовства, ночь как объект изучения не пользовалась особым вниманием — и все из-за бытовавшего с давних пор мнения, будто бы в темное время суток не происходит ничего, что могло бы представлять интерес. «Нечем заняться — только спим, едим и пускаем газы» — слова поэта начала XVII века Томаса Миддлтона лучше всего отражают подобный образ мыслей. За исключением некоторых европейских ученых, историки до начала Нового времени не проявляли интереса к ночи, таившей в себе первобытную сущность человеческого бытия. Долгие часы семьи проводили в полнейшей темноте, а ночь продолжала оставаться terra incognita, явлением второстепенного значения, забытой частью человеческого существования. «Полжизни мы проводим в темноте», — заметил Жан-Жак Руссо в романе «Эмиль, или О воспитании» (1762)².

Ночь была не просто фоном дневной жизни человека (или же естественным перерывом в его повседневном распорядке) — с ночным временем связана самобытная культура со свойственными только ей обычаями и ритуалами. В Британии и Америке ее часто называли «ночным сезоном» (night season), тем самым подчеркивая уникальную природу ночного времени. Ночь и день, разумеется, имели немало общего, а многие различия между ними были условны (какие-то явления казались более заметными и значимыми ночью, чем днем, какие-то действия совершались преимущественно под покровом тьмы). Ночь вносила поправки не только в рацион, гигиену, стиль одежды, не только видоизменяла системы сообщения и способы передвижения — существенные сдвиги происходили также в социальной сфере, она влияла на рабочие ритмы, нравы, законы, иерархию, определяла отношения между полами. Книга призвана, с одной стороны, оспорить утверждение, что ночь бедна событиями, а с другой — показать существенно отличавшуюся от дневной богатую и яркую ночную культуру, alternate reign, как называл ее один английский поэт. Большинству людей темнота представлялась убежищем от обыденности: по мере того как тени становились длиннее, мужчины и женщины отдавались своим внутренним порывам, пытаясь реализовать во сне или наяву подавленные желания, как невинные, так и греховные. Ночь, пора освобождения и обновления, давала свободу действий добрым и злым людям, спасительным и губительным силам. «Ночь стыда не ведает» — гласила пословица. Несмотря на бесчисленные опасности, многие с закатом солнца испытывали прилив свежих сил³.

Книга «История ночи» разделена на четыре части и состоит из двенадцати глав. В первой части, «В тени смерти», речь идет об опасностях, предостерегающих людей ночью. С наступлением сумерек угроз для тела и души становилось значительно больше, и они были гораздо серьезнее. Может статься, никогда раньше в истории Запада вечер не казался столь пугающим.

Вторая часть, «Законы природы», повествует о том, как относились к этому времени суток официальная власть и простой люд, с каким «оружием» они встречали приход ночи. Я начинаю с рассказа о различных репрессивных мерах, которые принимали Церковь и государство для сдерживания ночной активности, — от введения комендантского часа до организации дозорной службы. Лишь к XVIII веку, и только в городах, стали открываться для широкой публики ночные заведения. Как в Англии, так и за ее пределами, как в городе, так и на селе простой люд, стремясь противостоять тьме, полагался на магию, христианскую веру и народные обычаи. Сложная система традиционных верований предполагала, что после заката солнца в сельской местности происходило много такого, что не было заметно непосвященным, но представляло собой значительный пласт ночной культуры.

Третья часть, «Темные царства», рассказывает о человеческих страстях. Под прикрытием темноты социальные запреты ослабевали, и в семье, между друзьями или между любовниками возникали новые формы интимных отношений. Вечер как время личной свободы таил в себе особую притягательность для людей, находящихся на противоположных концах социальной иерархии. Читатель узнает, как много значила ночь для патрициев и для плебеев; ночью власть переходила от сильного к слабому.

Сон, самое надежное укрытие от дневных страданий, — основная тема четвертой части, «Частная жизнь». В центре внимания — ритуал отхождения ко сну, а также доминировавшая с незапамятных времен модель ночного отдыха, в соответствии с которой доиндустриальное хозяйство начинало день… в глубокой ночи. Члены семьи поднимались, чтобы сходить в туалет, покурить или даже нанести визит ближайшим соседям. Кто-то занимался любовью, молился и, что наиболее важно с исторической точки зрения, размышлял о своих снах как источнике утешения и самоанализа.

Наконец, в эпилоге, «Рассвет», описывается процесс «демистификации» темноты, начавшийся в крупных и средних городах в середине XVIII века. Тогда-то и были заложены основы современного нам общества, живущего двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, что имело глубочайшие последствия для личной безопасности и свободы человека.

Речь в книге пойдет о ночной жизни Западной Европы — от Скандинавии до Средиземноморья. В центре моего исследования находятся Британские острова, однако я использовал и обширный континентальный материал, а также документы, касавшиеся Америки и Восточной Европы. Хронологические рамки достаточно широки — от позднего Средневековья до начала XIX века, но основное внимание уделяется эпохе раннего Нового времени — 1500–1750 годам. Иногда для сравнения и противопоставления с нравами, обычаями и верованиями, характерными для предшествующих эпох, я обращаюсь к античной и средневековой культуре. Хотя многие явления уникальны и характерны только для раннего Нового времени, некоторые из них, напротив, имеют продолжительную историю. Все это позволяет мне представить данную книгу как самое крупное исследование по истории ночной жизни доиндустриального общества.

В своей работе я часто опираюсь на свидетельства непосредственных наблюдателей сельской жизни XIX века — Хамфри О'Салливана, Эмиля Гийомэна и др. Я полностью разделяю историческую теорию, согласно которой ценности и традиции во многих аграрных регионах Европы и Америки не претерпевали значительных изменений до конца XIX столетия, периода бурного развития транспорта и торговли. Как писал Томас Гарди в романе «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» (1891), между Тэсс и ее матерью «пропасть была, как принято считать, в двести лет»; «когда они бывали вместе, эпохи Якова I и королевы Виктории соприкасались»⁴.

В различных местах и на разных этапах раннего Нового времени ночная жизнь характеризовалась единообразием. Ночная культура, конечно, не была монолитной, однако в своих поступках и отношении к жизни люди скорее обнаруживали сходство, чем различие: они испытывали похожие страхи, связанные с наступлением темноты, одинаковым образом реагировали на те или иные ситуации. Эта мысль не только подсказала мне тематическую структуру книги, но и укрепила во мнении, что ночь была феноменом фундаментального значения. Ночная культура была столь устойчива и постоянна, что с легкостью преодолевала временные и пространственные барьеры. В тексте я обращаю внимание на новшества, если таковые имели место, например в формах ухаживания или в способах освещения помещений. Но до XVIII века ночная жизнь заметно не менялась, да и тогда она трансформировалась преимущественно в городах. В предшествующие же годы различия обусловливались не столько временем и пространством, сколько социальной идентичностью, гендерной принадлежностью, а также местом проживания человека (город или сельская местность).

Нетрудно догадаться, что столь обширный предмет исследования предполагает большой круг источников. Наиболее ценные из них — это документы личного характера: письма, мемуары, путевые заметки, дневники. При этом повествование в большей степени строится вокруг жизни отдельных персонажей. О представителях высших и средних слоев общества я писал, опираясь прежде всего на дневники. Что же касается низших классов, то, помимо немногочисленных дневниковых записей и автобиографий, я перерыл горы судебных материалов. Не имеющим себе равного источником информации о жизни городских улиц стали «Документы сессий суда Олд-Бейли» (Old Bailey Session Papers), серия памфлетов XVIII века, в которых отражены судебные процессы, проходившие в высшем уголовном суде Лондона. О традиционных верованиях можно узнать из глоссариев, словарей и, самое главное, сборников пословиц и поговорок. «В них заключено мировоззрение крестьянина, — сказал один французский священник о пословицах. — Это знания, которые он взрастил и сделал частью самых глубоких тайников своей души»⁵. Другие пласты ночной культуры я осваивал с помощью литературы, как «высокой», так и «низкой»: речь идет не только о поэзии, пьесах и романах, но и о балладах, сказках, преданиях. Литературные источники я старался использовать с осторожностью, отмечая места, где воображение автора рисовало картины, отличные от социальной реальности. Пригодились также нравоучительные произведения, главным образом проповеди, религиозные сочинения, сборники советов. Полезными были газеты и журналы XIX века, медицинские, юридические, философские и сельскохозяйственные трактаты. Для иллюстративных и пояснительных целей я прибегал к научным работам по медицине, психологии и антропологии. Немалую помощь оказали и другие работы по самой различной тематике — начиная от исследований в области народной культуры и заканчивая изысканиями по истории слепоты, равно как и монографии, посвященные отдельным аспектам ночной жизни (в целях тематического единства я не использовал источники о военных действиях в ночное время).

Осталось последнее замечание, и оно заслуживает особого внимания. Даже если я и поднимал вопрос о том, как влияла ночь на повседневную жизнь, в том числе была ли темнота в целом источником социальной стабильности или, наоборот, беспорядка, то эта тема не была для меня главной. Надеюсь, собранный в книге материал послужит достаточным оправданием тому, что ночь заслуживает изучения как таковая.

А. Роджер Экерч

Шугарлоуф Маунтин

Роанок (Виргиния) ноябрь 2004

Все даты даны по новому стилю, началом года считается 1 января. Цитаты по большей части приводятся в оригинальном написании, хотя использование заглавных букв приведено в соответствие с современными правилами, знаки препинания добавлены там, где требуется.

Наступление ночи

Эй, торопитесь, пастухи, домой гоните стадо. Пора скотине в стойлах быть — ведь день идет к закату. Уж солнце свой привычный путь проделало, вот-вот Сгустятся сумерки и тьма закроет небосвод [1] . Джон Флетчер (ок. 1610)¹

1

Перев. А. Сагаловой.