На исходе дня. История ночи

Неизбежны были и случаи утопления. Перевернутые лодки и аварии в доках вносили существенный вклад в статистику происшествий как днем, так и ночью. В темноте моряки часто неверно оценивали силу волнений на море и могли не заметить камни, пока в них не врезалось судно. Порой привычный маршрут оказывался попросту невозможным. К примеру, герцог Нортумберленд едва не утонул, когда один из слуг загнал лошадей с экипажа с крутого берега в реку. Дождливым вечером 1733 года близ Хоршэма, в Пенсильвании, из рук молодой женщины, переходившей через бурный поток по бревну, водой был смыт младенец. По другой версии, лошадь, которую женщина вела под уздцы, увлекла мать и дитя в воду⁵³. Передвижение ночью на лошадях часто представляло опасность. И не только потому, что всадники были уже усталыми, а дороги — плохими, но и потому, что сами лошади испытывали страх. Иоганн Вольфганг Гёте так описывал дорогу вдоль итальянского побережья: «Это было место, где произошло много несчастных случаев, особенно ночью, когда лошади шарахались от каждого шороха»⁵⁴.

Городские улицы были не менее опасными, чем в сельской местности. К 1700 году население городов, каждый из которых насчитывал как минимум 5 тысяч жителей, составляло 15 процентов от 5-миллионного населения Англии, и эта пропорция чуть превышала норму в целом по Западной Европе. На фоне столицы, Лондона, который мог похвастаться 575 тысячами жителей, все провинциальные центры с населением от 12 до 30 тысяч казались маленькими. К тому времени крупномасштабная урбанизация уже изменила облик большей части континентальной Европы, от итальянского полуострова до Скандинавии⁵⁵. Города в основном напоминали кроличьи садки — узкие, тесные, темные и кривые улицы и переулки. Фасады верхних этажей, нависающие над проходами внизу, препятствовали проникновению солнечного и лунного света. Уже в начале XVII века дома в Амстердаме возвышались на четыре этажа. Прямые широкие улицы станут обычным явлением в градостроительстве лишь в XVIII веке⁵⁶.

При отсутствии достаточно мощных уличных фонарей темнота словно бы восстанавливала господство дикой природы в городах. До конца XVII века свет из окон домов и переносные светильники оставались единственными источниками искусственного освещения. Многие жизни унесли Темза, Сена, а также каналы вроде Лайдзеграхта в Амстердаме или Гранд-канала в Венеции — люди падали с причалов и мостов и тонули. Прохожие вынуждены были уворачиваться от быстро движущихся экипажей и повозок. А как жаловался некий посетивший Париж путешественник, ведь кучера зачастую не выкрикивали предостережений. С другой стороны, если человек выбирал путь вдоль стен, то его поджидали такие сюрпризы, как открытые погреба и хранилища угля, а сверху угрожали вывески. Только благодаря неожиданной вспышке молнии одной «очень темной» августовской ночью 1693 года купец Сэмюэл Джейк не запнулся о вязанку дров, лежащую посреди дороги неподалеку от его дома в Сассексе. Городские улицы, покрытые грязью и щебнем, были испещрены лабиринтами рвов для направления сточных и дождевых вод в канавы, пролегающие посредине или, на более широких дорогах, по обеим сторонам проезжей части. В 1720 году герцогиня Орлеанская выражала изумление, что в Париже не наблюдалось «целых рек мочи» мужчин, справлявших нужду прямо на улицах, которые и без того были загажены лошадиным и коровьим пометом. Канавы глубиной в фут и более засорялись золой, раковинами устриц и костями животных. «Я беспокоюсь лишь о том, как бы держаться подальше от сточных канав», — писал горожанин о своих полуночных прогулках. Плохая дренажная система превращала некоторые улицы в болота⁵⁷.

Лишь в XVIII веке отцы городов приступили к мощению улиц, но результаты были неоднозначными. Предпочитаемые ими каменные дорожные покрытия обеспечивали защиту от грязи и пыли, но быстро разрушались и становились неровными. Пребывая в состоянии непрекращающегося ремонта, эти мостовые заделывались разными рабочими, разными материалами и в разное время. Подобным образом обстояли дела в большинстве городов. «Не найти ни одного ровного тротуара для прогулки», — жаловался некто в Женеве в 1766 году. Хуже того, на улицы и пешеходные дорожки сваливали кучи гниющего мусора, через который пешеходы были вынуждены с трудом пробираться. Один критик писал о «печальных происшествиях», вызванных «ухабистыми, неровными или побитыми мостовыми, особенно когда те покрыты грязью, так что их практически не видно осмотрительным пешеходам днем, а уж ночью и подавно». Неудобство от заваленных отходами улиц было повсеместным для Европы, и единственным заметным исключением были нидерландские города — голландцы пользовались заслуженной репутацией блюстителей чистоты. В 1693 году в английском городке Прескот каждый четвертый домовладелец был оштрафован за сваленные перед фасадом дома кучи мусора⁵⁸.

Печально известны были потоки мочи и экскрементов, обрушивавшиеся по ночам на улицы из открытых окон и дверей. Опустошение «ночной вазы» на улицу было обычным делом. Страдая от скученности и несовершенства канализационных систем, многие города (некоторые вплоть до конца XVIII века) мирились с этой практикой или, по крайней мере, закрывали на нее глаза. Французская поговорка гласила: «Воняет, как грязь в Париже», а житель Мадрида XVII века сообщал: «Было подсчитано, что ежедневно на улицах распространяются ароматы более чем 10 тысяч куч дерьма». Скверную репутацию имели Лиссабон, Флоренция и Венеция, но жители Эдинбурга достигли вершин дурной славы за то, что превратили свои улицы в сточные канавы. Даниель Дефо защищал их привычки, отмечая, что в городе высокие здания, что он перенаселен и что жителям было позволено выбрасывать отходы только после десяти часов вечера, по сигналу барабана, выкрикнув прохожим предостережение «Гарди-лу!» («Осторожно, вода!»). Жители Марселя также обязаны были трижды предупреждать прохожих, хотя в расположенном неподалеку Авиньоне бремя ответственности было возложено на самих пешеходов, «так что, — возмущался приезжий, — это вы обязаны кричать „Гаре! Гаре!" („Осторожно! Осторожно!"), когда идете по улицам ночью»⁵⁹.

Даже собственный дом не мог гарантировать защиты от несчастных случаев по вечерам. В отсутствие достаточного освещения открытые двери, пролеты лестниц и очаги становились ловушками для неосторожных, а особенно выпивших людей. В 1675 году «полный выпивки» ланкаширский доктор получил ужасные ожоги, упав спиной в горящий камин, — одно из обычных происшествий, если верить отчетам современников. После подобного случая в Бостоне (Массачусетс) преподобный Сэмюэл Сьюолл так описывал жертву: «Лицо было обожжено настолько, что остатки напоминали обгоревшую головешку». Одна женщина из Ковентри, упав с кровати на свечу, воспламенилась легко, «как лампа», поскольку «ее вены» были наполнены «чистым спиртом». Многие спотыкались на лестницах и, даже если им удавалось не сломать спину, наносили себе тяжелые увечья. Новая служанка Пеписа, Люси, еще плохо знакомая с домом, однажды ночью упала с лестницы и едва не проломила себе череп. Во дворах следовало обходить стороной заборы, ворота, а также пруды и открытые ямы. Люди часто падали в колодцы, которые на ночь оставались открытыми без всякого ограждения. Если колодец был глубокий, то не помогало и отсутствие в нем воды. Зимней ночью 1725 года в Лондоне пьяный мужчина упал в колодец, где и умер от полученных травм, — его сосед проигнорировал крики о помощи, опасаясь, что это демон. Из отчетов коронеров видно, что особенно страдали от ночных падений женщины и слуги, пришедшие за водой. Более необычным был несчастный случай, происшедший с пятилетней девочкой в 1649 году в Новой Англии. Пока родители гостили у соседей, она поднялась с кровати и упала через люк в погреб. Там девочка скатилась во внутренний колодец и утонула. Ее отец, за день до того нарушивший предписанный Церковью порядок, объяснил смерть дочери Божьей карой⁶⁰.

* * *

Известная поговорка утверждала, что «ночь человеку недруг». Но по крайней мере в Англии простых людей по вечерам уже не беспокоили традиционные напасти, столь досаждавшие их предкам. Притом что сохранялись все другие ночные опасности, дикие животные, за исключением редко наведывающихся лис, больше не терроризировали сельские поселения и не трогали скот. Если медведи и волки и обитали когда-то в сельской местности, то к позднему Средневековью они были отловлены и уничтожены. Напротив, в континентальной Европе, несмотря на постоянно увеличивающиеся сельскохозяйственные угодья, все еще сохранялось немало неосвоенных территорий, например Арденнский лес, где обитали свирепые хищники. Это также относится и к восточному побережью Северной Америки, где волки были серьезной проблемой для английских поселенцев. Коттон Мазер предупреждал о «вечерних волках, бешеных и воющих диких волках». В 1691 году жители Кембриджа в Массачусетсе проснулись однажды утром и обнаружили трупы более пятидесяти овец; хищники разорвали всем горло и выпили кровь⁶¹.

Однако и обжитые сельские территории в Англии привечали ночных вредителей. Хотя совы, летучие мыши и жабы вызывали опасения в разной степени, все они неизбежно связывались с Сатаной. В то же время люди по большей части отдавали себе отчет в том, что прямая угроза от этих тварей меркла по сравнению с опасностью, которую несли другие ночные хищники, и не только свирепые животные, но прежде всего сам человек. Он-то в основном и был в ночи главной угрозой жизни и здоровью собратьев. Доиндустриальная Англия, возможно, и была свободна от волков, но, как гласила пословица, «Порой и человек человеку волк». В такой породе людей недостатка не было⁶².

Глава вторая Смертельные напасти Грабеж, насилие и огонь

I

Хорошим людям люб день, плохим — ночь.

Французская поговорка¹

От дьявола уберечься можно, от человека — нельзя», — утверждал датский писатель барон Людвиг Хольберг. Homo Homini Demon [14] — заклеймил человечество один англичанин в 1675 году. Ночной ландшафт и без того был достаточно зловещим, но от рук смертного человека можно было ждать еще больших мук. Ни злые духи, ни природные катаклизмы не вселяли такого хронического ужаса, как человеческая злоба. Томас Гоббс, который панически боялся оставаться в одиночестве ночью, уверял, что он «не испытывает страха перед духами, но опасается получить удар по голове, нанесенный ради 5 или 10 фунтов»². Считалось, что именно ночью преступники представляют наивысшую опасность. Словно дикие звери из логова, мошенники и негодяи выбирались на улицы после заката солнца в поисках свежей добычи. «Ночные коты» (Gatos de noche) — такое разговорное выражение существовало в Испании для обозначения воров. Лисой и волком в час ночной свои хватают жертвы», — писал в 1620 году Сэмюэл Роуланде о преступниках. А другой автор замечал: «Ночь служит удобным покровом для совершения темных дел», — этот термин («темные дела») использовался в буквальном и переносном смысле для описания преступных актов³.

14

Человек человеку черт (лат.).

В Англии уже во время царствования Эдуарда I (1239–1307) Винчестерский статут 1285 года разрешал арест подозрительных лиц ночью. В Нортгемптоншире, например, Джону Ки из Бригстока были предъявлены обвинения в «шатании ночью по улицам и общественным местам, к вреду всех окружающих и дурному примеру другим». Noctivagator, латинский термин, придуманный специально для обозначения таких праздношатающихся лиходеев в Средние века, к 1500 году в Англии уступил место nightwalker — «ночному бродяге», и это слово широко употреблялось там на протяжении веков; в Париже их называли rodeurs de nuit, а в Италии — andattores di notte. В 1659 году лондонский автор писал о ночных бродягах, что они, по сути, «бездельники, которые обычно спят днем и появляются на людях ночью, и их подозревают в том, что живут они, занимаясь нечестными делами»⁴.

К этому времени тот факт, что ночью по сельской местности рыщут лишь разбойники, уже не был столь бесспорным, а по крайней мере в окрестностях Лондона термин «ночные бродяги» все чаще применялся для обозначения проституток. Если праздное времяпрепровождение поздним вечером признавалось вполне приемлемым, то «шатание по улице» всю ночь напролет оставалось предосудительной моделью поведения. Первые часы после полуночи, утверждал дозорный в 1748 году, «время, когда все честные люди должны быть в постели». «Во времена моей молодости, — делился автор более поздней эпохи, — если о ком-либо говорили, что он придерживается ДУРНОГО РАСПОРЯДКА, то это бросало тень на его достоинство». Более того, широкая публика твердо верила, что темнота служит плодотворной почвой для выращивания преступников всех мастей. Джон Краун писал в 1681 году: «Наш час настанет темной страшной ночью, / Когда пожары города сметают, / Когда царит повсюду беззаконье» [15] .⁵

15

Перев. А. Сагаловой.