На исходе лета
Шрифт:
Табни повернулся и, переваливаясь на ходу, повел их вперед. Сликит и Бичен, переглянувшись с добродушной усмешкой, последовали за ним, а Букрам замыкал шествие.
Они пошли окольным путем, захватив с собой трех кротов, которым тоже было поручено караулить. Миновав небольшой подземный переход, они остановились.
— Где он? — спросила Сликит.
— Гибкая Сликит, любимая, взгляни вверх и ты увидишь своего друга!
Подняв голову, они действительно увидели Мэйуида, который, радостно осклабившись, смотрел на них с вершины у перехода. Скатившись вниз, он объяснил, что давно поджидает их.
— Мечты сбываются! — сказал он после того, как встал на все четыре лапы, отряхнулся и поздоровался со Сликит, нежно обняв ее. — Я нашел место, где мы сможем отдохнуть! В твоей позе я вижу унылую
— Пойдем же, Мэйуид, — сказал Бичен, и в голосе его послышалось нетерпение.
— Да, да, я вижу, что у вас усталый вид, мой удрученный господин, и не стану больше медлить! — Повернувшись к одному из баблокских кротов, он сказал: — Мой вновь обретенный друг, пойди и скажи остальным дозорным, что те, кого мы ждали, уже пришли. Мы пойдем вперед. Итак, все в путь! Дородный Табни, веди нас!
Дорога в основном проходила через поля и вересковые пустоши, и земля подмерзла. Они шли на запад, направляясь в большую долину реки Темзы.
С самого начала было ясно, что Бичен не расположен говорить, да и вообще он неохотно шел с ними. Он постоянно останавливался и окидывал взглядом большую туманную долину внизу.
Его поведение было полной противоположностью настроению других. Теперь, когда перед ними появилась перспектива отдохнуть в спокойном месте, они, казалось, вновь обрели силы и бодрость. Мэйуид и Сликит весело болтали о пустяках, словно опять стали молодыми. Оказалось, что у Букрама есть о чем поговорить с Табни, и поэтому все не сразу заметили, что Бичен совсем на себя не похож.
Он остановился. Сликит вернулась к нему и, к своему удивлению, обнаружила, что у Бичена слезы на глазах и он выглядит совсем юным и измученным. Вся компания остановилась, когда Сликит заговорила с Биченом. О чем он беседовал с ней, мы можем только догадываться, — об ощущении, что он больше не с ними, о странном беспокойстве, о желании побыть одному. И… о той, которую он на такой короткий миг увидел в Хэнвуде, о той, к которой должен вернуться, о той, чей взгляд не в силах забыть. Та, которую он собирается найти, да, вот именно — сейчас!
Вся поза его выражала решимость тотчас же отправиться назад, вверх по склону.
— Бичен… — начала Сликит, проявляя верх понимания и деликатности. Но что бы она ни говорила, это не оказывало никакого действия. Он увидел ее, солдаты за ней гнались, она была в опасности, он должен ее найти. И он пойдет один.
— Она была не просто кротом, не так ли? — сказала Сликит.
— Я не знаю, кем она была, — с несчастным видом ответил Бичен. — Она показалась мне целым кротовьим миром. Я хочу… это смешно. Простите…
Крот Камня ведет себя как… как молодой крот. Да он ведь действительно молодой крот! «Прежде всего он крот», — сказал Триффан, и теперь они в этом убедились. Словно после долгого испытания, когда ему надо было для всех быть Кротом Камня, теперь Бичен хотел быть «всего лишь кротом».
Естественно, все они, и в первую очередь Букрам, были против того, чтобы Бичен пошел один.
— Кротиха? — шепотом спросил Мэйуид у Сликит, и та кивнула.
— Тогда удачи храбрейшему. Я, его друг Мэйуид, влюбился в эту вот нежную Сликит в мгновение ока! Ступай и найди ее! Приведи ее к нам! Мы предостережем ее, но дадим свое благословение! Что касается опасности, то она, конечно, есть, ужасная опасность. Но если бы не безумства молодости, мир никогда бы не менялся. Да здравствует опасность! Вспомните, что смиреннейший из кротов лично обучал Бичена искать дорогу, когда тот еще был детенышем, и вы поймете, что он готов к любым испытаниям. Иногда кроту нужно побыть в одиночестве. Приключения! Опасность! Риск! Это заставляет кровь быстрее бежать по жилам! И если в конце ждет настоящая любовь, то какую историю мы будем потом рассказывать! Мы, степенные старцы, удалимся в прелестный Баблок и в уюте и безопасности возблагодарим Камень, что больше не подвержены приступам безумия, заставляющим крота, в других отношениях вполне здравомыслящего, нестись куда-то в поисках самого неуловимого и непостоянного, что украшает солнечные тропинки
кротовьего мира, — своей любимой, или, что еще хуже, подвергаться преследованиям со стороны самого свирепого монстра, какого только можно встретить, — кротихи, влюбленной в него. Но смиреннейший намеренно шутит и говорит всем и каждому: оставьте Бичена в покое, пусть делает что хочет, все равно с ним не будет сладу. А когда он снова придет в себя, с ним опять-таки не будет сладу. Так уж устроена эта удивительная жизнь. Итак, в Баблок, а он нас потом догонит — все время под гору! Ха-ха!Закончив свой романтический полет фантазии, Мэйуид объяснил Бичену кратчайший путь в Баблок.
— А теперь я посмотрю, как вы уходите, — сказал Бичен, чувствуя себя намного лучше после беседы с друзьями. Он остался стоять, а остальные не очень-то охотно, несмотря на слова Мэйуида, с ворчанием стали спускаться по склону.
— Не нравится мне, что мы покидаем его, — не мог не сказать бедный Букрам. — Он спас мне жизнь.
— Добросердечный и заблуждающийся крот, — обратился к нему Мэйуид, — вполне возможно, что спас, но, если бы ты удержал его здесь, он сделал бы твою жизнь невыносимой.
Они оглянулись, чтобы помахать на прощание, но там, где стоял Бичен, уже никого не было. Он ушел.
?
Вторая ночь после прохода последователей через Хэнвуд была еще более ясной, чем первая, а воздух становился все холоднее. Казалось, тепло покинуло южные края и затерялось среди мерцающих звезд.
На рассвете листья потрескивали от мороза, а каждая травинка на опушке Хэнвуда сгибалась под тяжестью белого инея.
Мистл окинула взглядом холодный, бледный пейзаж. Ее задние лапы еще хранили тепло земли, в которой она провела ночь, но розовый нос пощипывало от мороза. Несмотря ни на что, Мистл не чувствовала себя одинокой и подавленной, и ее затопила волна каких-то незнакомых чувств.
Сильнее всего было новое ощущение облегчения, смешанного с виной. Облегчение оттого, что она теперь одна, свободная; вина — оттого что не скучает по Каддесдону и не беспокоится о нем.
С тех самых пор, как она поймала взгляд Крота Камня и оправилась от паники из-за того, что потеряла Каддесдона, ощущение свободы все возрастало. После того как ушел гвардеец и она осмелилась снова пуститься в путь, она решила идти на запад — ведь именно туда направился Крот Камня, а возможно, и Каддесдон. Правда, чем больше она об этом думала, тем больше понимала, что он-то как раз стремится на восток, где, как ему сказали, находится Каддесдон.
Ну что ж, пусть будет как будет. Камню решать… Вот с этой утешительной мыслью усталая Мистл вырыла себе нору и проспала первую ночь. На следующее утро она проснулась от шума и поняла, что рядом какие-то кроты. Она услышала, как они суетятся, и увидела невдалеке двух больших кротов, походивших на гвардейцев. Мистл отсиживалась в своей норе полдня.
В полдень вдруг похолодало, и ветки деревьев казались наклеенными на бледно-голубое зимнее небо. Все стихло, и она чувствовала, и даже знала, что гвардейцы ушли и можно трогаться в путь.
Вынужденное бездействие прояснило ее ум и успокоило, и она медленно двинулась на запад, наслаждаясь темно-фиолетовыми предвечерними тенями и потрескиванием листьев под лапой.
Наверху суетились и хлопали крыльями грачи, но не улетали с веток. Мистл дошла до опушки леса. Услышав впереди вой одинокой ревущей совы, она решила сделать еще одну остановку и провести эту ночь на самой опушке леса. На следующее утро она попытает счастья на вересковой пустоши.
Мистл помолилась Камню за Каддесдона, за себя, а затем за крота, которого видела, — неважно, действительно ли это Крот Камня. Она все больше привыкала к его образу в своем воображении и думала о нем как о простом кроте с глазами, пронзившими ее. Вероятность того, что она может увидеть его, заговорить с ним, волновала Мистл, и она прочитала молитвы, чтобы успокоиться. Неожиданно молитвы сменились веселыми, какими-то глупыми мыслями… Это были летние мысли, а между тем вокруг стояла зимняя ночь. Мистл смотрела на звезды, прислушивалась к звукам леса, а потом опустилась пониже, в более теплое место, и, свернувшись в своей временной норе, крепко уснула.