НА ИЗЛЕТЕ, или В брызгах космической струи. Книга вторая

Мы проводили Галю, и подошли с Таней к автобусной остановке.

– Толик, не знаю, с чего начать, – неожиданно очень серьезно обратилась ко мне Таня.

– Если не знаешь, начинай сначала, – ответил ей банальной фразой.

– Ты меня должен понять, Толик… Все твои стихи об этом… Я читала и едва ни плакала от избытка чувств… Ты должен понять, – тихо сказала девушка, и внезапно обняв меня и уткнувшись мне в грудь, действительно расплакалась. Я не знал, что делать. Вот это сюрприз.

– Успокойся, Таня, не плачь… Это пройдет… Все проходит, – безуспешно пытался успокоить плачущую девушку. «Что она себе вообразила? Что ей наговорили обо мне? Да и я, дурак, вывалил свои стихи на благодатную почву. Влюбил в себя готовую на подвиги молодую девушку. И что теперь делать?» – размышлял, действительно не представляя, как выйти из создавшейся ситуации.

– Это уже не пройдет, – сквозь рыдания произнесла, наконец, Таня, – Я знаю… Помоги мне, Толик, – попросила девушка и снова заплакала.

– Чем же я тебе помогу, Танечка?.. Ты молодая, красивая… У тебя все впереди. Забудь это наваждение. Все это тебе только показалось. Да еще тебе что-то моя матушка наплела. Вот ты и подумала, – попытался я уговорить девушку, которой уже в какой-то степени сочувствовал. «Ну, мама, даешь… Вот это подготовила себе невестку», – мелькнуло в голове.

– Нет, тетя Надя сегодня подтвердила. Теперь все от тебя зависит, Толик, – настаивала влюбленная девушка.

– Что я должен для тебя сделать, Танечка? – решил я таким способом повлиять на ситуацию. Я знал, что четко поставленный вопрос нередко отрезвляет, потому что заставляет оппонента предлагать конкретные решения. А это непросто.

– Ты можешь отвезти меня в Кораблино? – тут же последовал неожиданный, но конкретный вопрос.

– Зачем?

– Я хочу поговорить с ним еще раз. Ты же знаешь, он бросил институт и уехал. Ничего никому не сказал. Все бросил. А я люблю его и не знаю, как дальше жить, – открыла мне сердечную тайну Таня.

Боже мой! Какой же я самонадеянный болван. Она, оказывается, любит Шурика. А я что подумал?.. Ну, полный идиот… Хорошо, процесс объяснения не зашел слишком далеко. Вот бы удивил ее, если бы вдруг заявил, что она мне тоже нравится, и я готов изменить свою жизнь. Представляю, как бы весело она смеялась…

– Что же тебе посоветовала тетя Надя? – с облегчением спросил девушку.

– Она сказала, что в Москву ты можешь вернуться через Кораблино. И я могла бы поехать с тобой. Это лучше, чем ехать одной. И Шурик, и его родители все поймут правильно, если ты меня привезешь. Ну, как? Согласен? – выпустила меня, наконец, из объятий Таня.

– Что ж, разумный совет. Согласен, – улыбнулся девушке. Она, наконец, тоже улыбнулась, вытирая слезы…

Домой попал за полночь. Меня ждали. Удивились, что отказался ужинать. Тут же лег спать, вызвав еще большее удивление родителей…

Не спалось. Я все еще был под впечатлением от пачки листов, на которых впервые увидел отпечатанными мои стихи. До сих пор за все время их прочли лишь несколько человек, потому что всегда считал свои сочинения личными и адресованными только людям, которых любил. И вот их впервые посмотрел человек, способный профессионально оценить мои творения. Мне показалось, они очень заинтересовали молодого филолога Галину. Она аккуратно сложила все отпечатанные листочки в папку и попросила разрешения почитать дома. Зачем-то разрешил. Зачем, спрашивается?..

Неожиданно увидел Бориса. Он развешивал для сушки фотографии. На натянутых под потолком струнах их помещалось великое множество.

Вглядевшись, обнаружил на них свои стихи.

– Боря! Что за номер? – жестом показал на фотографии.

– Да вот Галка дала размножить и продать.

– А откуда ты ее знаешь?

– Шурик познакомил, когда был в Харькове.

– Нормально… Дал ей посмотреть, а она вон что надумала. Вот тебе и филолог, – возмутился я, – Боря, это же мои стихи.

– Ну и что? – нисколько не изумился брат, – Они, собственно, никому не нужны. Ты посмотри сюда, – перевернул он фотографию.

А там, в стремительном полете застыла изумительной красоты молоденькая гимнасточка в открытом купальнике. «Да это же Людочка», – остолбенел от неожиданности.

– Боря, откуда у тебя это? – выдавил я, наконец.

– Нравится?.. Мне тоже… Не меньше трояка буду брать за каждое фото… У одного фотокора негатив купил. Бешеные деньги отдал… Все окупится. А стихи – прикрытие.

– Боря, это моя Людочка, когда она стала чемпионкой города. Нельзя ее продавать в электричках, да еще с моими стихами, посвященными ей.

– Почему нельзя?.. Дурак ты, Толик. Потому и живешь хреново… Ладно, давай выпьем, – достал он из-под стола четверть какой-то мутной жидкости, – Мерефянский самогон. Горит, сволочь. Галка привезла вместе с твоими дурацкими стихами.

– Боря! Тебе же нельзя пить! – возмущенно крикнул я и с силой ударил бутыль ногой. Она слетела со стола и с грохотом разбилась…

Я мгновенно очнулся ото сна, а грохот, казалось, еще висел в воздухе.

– Что случилось? – пробежал на кухню отец.

– Да грохнул твою бутыль с вином, – послышался голос брата…

«Надо бы позвонить Борису. Как он там?.. Придумать такое… За трояк продавать мою Людочку вместе с моими стихами… Ну и Боря», – размышлял я засыпая…

Утром встретил на вокзале Маркина и Солдатова. А уже через полчаса мы были на Холодной горе, где располагалось крошечное аккуратное предприятие – цель нашей командировки. Познакомились с руководством, сдали документацию. Ребята отправились устраиваться в гостиницу, а я, наконец, поехал к Людочкиной маме.

Дома снова никого не оказалось. Решил подождать. Через полчаса выглянула бдительная соседка, заподозрившая неладное.

– Что вы здесь делаете? – спросила она через дверную цепочку.

– Жду ваших соседей. Не знаете, скоро они будут?

– Не знаю. Я за ними не слежу.

– За мной же следите… Мне тетя Валя нужна или Светланка, – уточнил я.

Цепочка тут же была сброшена и соседка вышла на площадку.

– То-то вижу, мне ваше лицо знакомо… Вы к Людочке приходили, когда она болела.